Кладоискатель и золото шаманов - Гаврюченков Юрий Фёдорович - Страница 38

• Предыдущая
• 38/77
• Следующая

Это были солдаты. Мальчишки в мешковатых хабэ, смятых дерматиновым ремнем с болтающимся в паху штык-ножом и подсумком. Они растянулись редкой цепью. По крайней мере, я ухватил взглядом всего троих. Сколько их могло прилететь на вертолете – взвод? Необъятная тайга способна поглотить куда большее количество. Чтобы надежно заблокировать завал, потребовалось бы не менее роты. Рассеявшись в густом лесу, ВВшники оказались обречены.

– Сдохните, суки!!! – заорал я, с максимальной скоростью нажимая на спусковой крючок карабина. На бегу мы смели их шквальным огнем и оказались в тылу у загонщиков. Такой дерзости от беглых заключенных не ожидали. Нам вслед полоснули автоматы, пуля смела кору прямо перед моей мордой. Мы, пригнувшись, лавировали в березняке.

– Ходу, ходу! – прохрипел Слава, пропуская меня вперед. Он подождал отстающего Вадика и ногой придал ему дополнительное ускорение. – Быстрее!

За деревьями показался просвет. Мы свернули туда, продрались сквозь березняк и вывалили на поляну, посреди которой сказочной птицей застыл пятнистый Ми-8 МТВ.

До него было метров двадцать. Я еще никогда так быстро не бегал. Тусовавшийся возле кабины летун не успел ухватиться за дверь, как я оказался рядом и врезал прикладом ему по затылку.

– Пилот, суки, кто пилот?!!! – заревел Слава, ворвавшись в грузовую кабину.

Двое белых как полотно членов экипажа безмолвно взирали на нас, а я ошалевшими, дикими глазами – на них. Оглушенный летчик валялся пластом.

– Поубиваю, если будете молчать!

Никого убивать Слава, разумеется, не стал бы, куда мы без пилота улетим? По крайней мере, мне так казалось. Но если уж меня корефан ввел в заблуждение грозным рыком, то экипаж поверил ему и подавно.

– Я пилот, – оттаял усатый вояка лет сорока. Его напарник, постарше, с мучнистым серым лицом и мешками под глазами, продолжал молчать.

– Запускай агрегат, мы взлетаем, – распорядился Слава. – А ты кто?

– Радист, – глухо процедил толстяк.

– Годится, – сказал корефан.

На нами заклекотал движок. Вадик ящерицей юркнул в кабину и почти сразу показался из дверей.

– Залезай, – крикнул он.

Я перепрыгнул через тело летуна и ухватил протянутую Вадиком руку. Лопасти раскручивались. Гольдберг что-то проорал, но за ревом турбин слова потерялись. На поляне появились солдаты. По вертолету стрелять не торопились – желающих навесить на себя статью за случайное убийство летуна среди них не нашлось. Ми-8 взлетел. Земля с дохлыми овчарками, ментами и спасительным буреломом осталась далеко под нами.

– В Усть-Марью! – донеслось из кабины. Корефан растолковывал воякам маршрут.

Перезарядив карабин и помянув добрым словом конструктора Симонова, я присоединился к другану. На вертушке я летал впервые. Адская машина дико вибрировала и на удивление быстро неслась по воздуху. Глядя через плексиглас на убирающийся под нас лесной ковер, я ощутил себя мчащимся в ведьмовской ступе. К горлу подступила тошнота, и я поспешно отвел взгляд.

– Ты что задумал? – крикнул я в ухо Славе.

– Чего?

– Что мы там забыли? – Я ткнул пальцем в сторону горизонта. – В Усть-Марье ментов полно и все бряцают оружием. Там сейчас настоящий муравейник: если везде стоят посты и на вертолетах возят солдат, значит, Проскурин все Управление на уши поставил. В городке сейчас мусорни – не продохнуть, нагнали отовсюду, чтобы нас ловить. А ты нас прямо к ним тащишь!

– Не дрейфь, – хмыкнул Слава. – Там-то нас и не ждут. Наш козырь – внезапность. С вертушкой мы сумеем обернуться и туда, и сюда.

– Куда?

– В городок и сразу же в пещеру. Я узнал, – и он хлопнул по кожаному плечу напрягшегося в страхе пилота, – горючкой они заправились под завязку. Думали, что нас с воздуха придется искать. Так что нам на все дела топлива хватит.

– А зачем нам в Усть-Марью?

– «Хозяина» заберем и музейщика этого, коллекционера.

– Да зачем они нам?!

– В заложники, – объяснил Слава. – Заодно узнаем, где золото. Может, они его в музей увезли. Чего зазря по пещерам мотаться?

Отчаянная безрассудность друга показалась мне не лишенной некоего непостижимого здравого смысла. Перипетии последних дней здорово надавили мне на чердак. Не исключено, что так и крыша могла потечь. Следовало мозги оставить дома, как сделал, по его уверениям, уходящий в армию корефан. Тем не менее логика в его словах имелась.

– А кто нам даст из Усть-Марьи взлететь и тем более разгуливать по улицам? – сделал я последнюю попытку вникнуть в Славины планы.

– А вот они вот, – снова похлопал летчика другая. – Заложники – великая сила.

– Так не годится, – пробормотал я, покоряясь судьбе.

Мы нашли Лепяго в музее, пробравшись туда скрытно, как индейцы. Я уговорил Славу посадить вертолет за Примой, и, оставив Вадика сторожить летунов, мы вошли в городок своим ходом. Я был вооружен ПМом, Слава – «кольтом». Через Усть-Марью удалось проскользнуть, не привлекая внимания мусоров. Нашего появления никто не ждал, ибо, по всем разумным прикидкам, беглецов ловили километрах в пятидесяти восточнее. Ну что ж, удачной в тех краях охоты!

Стискивая в кармане рукоять конфискованного у пилота «Макарова», я прошел по гулким комнатам краеведческого музея, чем-то напоминавшим теперь мрачную пещеру. Воздухом, наверное. Или… флюидами? Какие-то странные вибрации присутствовали в атмосфере залов – что-то темное, злое, то, с чем мы впервые столкнулись в пещере.

Только теперь ОНО освободилось.

Андрей Николаевич возился в дальней комнате, доводя до ума экспозицию. Он старался: ведь Проскурин его не убил и не съел заживо, а дело есть дело – к прибытию комиссии вверенный объект должен блистать. Тихий, невероятно запутавшийся учитель истории…

А мы пришли, чтобы запутать его еще больше.

– Андрей Николаевич! – Пол скрипел как оглашенный, и не заметить нашего появления было невозможно, но Лепяго повернулся, только когда я обратился к нему. Глаза у него были пустые и бездонные, лишь в бесконечной глубине их плескался страх.

– Вы живы, Илья Игоревич, – бесцветным голосом произнес он. То ли спросил, то ли констатировал. Взгляд медленно переполз на Славу. – И вы тоже. Странно…

– Странно, – согласился я, жестом останавливая готового вмешаться корефана. – Еще более странно, что мы появились вскоре после вашего приезда. И уж совсем необычно, вы даже не поверите, но мы перенеслись сюда по воздуху.

– Я верю, – пробормотал директор, не заметив иронии. – Я такого насмотрелся, что всему верю. Иудеи просили Христа: «Яви нам чудо», а он не хотел, и, надо сказать, напрасно. Наглядная демонстрация – вот лучшее подтверждение чего угодно. Я раньше не верил в чудеса. А вы, Илья Игоревич?

– Где рыжье? – бесцеремонно влез Слава, которому надоело слушать бредни директора.

– Что-что? – забеспокоился за экспонаты Лепяго. – Монеты лежат в зале, другого золота у меня нет. Хочу вас предупредить, что коллекция неприкосновенна. Она является личной собственностью Феликса Романовича и охраняется… им.

Странная улыбочка, промелькнувшая на лице Андрея Николаевича, неприятно поразила меня. Было в ней что-то зловещее, какая-то уверенность во всемогуществе покровителя. Директор не боялся, что мы ограбим музей. Он знал, что украденное обязательно вернется, и предупреждал нас об этом. «Наглядная демонстрация – лучшее подтверждение». Чего?

– А где Феликс Романович?

– Он уехал к горе.

– Золотые ворота еще там? – вмешался Слава.

– Наверное, – вздрогнул Андрей Николаевич. – По крайней мере, мне неизвестно, чтобы их привозили в Усть-Марью. Если бы их все-таки привезли в Усть-Марью, то доставили бы прямиком в музей.

Речь Лепяго все ускорялась, словно он, заговорившись, старался забыть о кошмаре, преследовавшем его.

– Значит, «хозяин» забирать их поехал, – рассудил Слава. – Как давно?

Я заметил, что при упоминании о Проскурине глаза директора наполнились смятением и страхом. Он замолчал. Меня вдруг осенило.

• Предыдущая
• 38/77
• Следующая