Нефритовый трон - Новик Наоми - Страница 40

Когда он проснулся, голова несколько прояснилось, но боль во всем теле никуда не ушла. Низкая осадка судна давала понять, что Отчаянный вернулся обратно, однако Лоуренс сильно обеспокоился задним числом. Он ринулся вон из каюты и чуть не споткнулся о портупейщика Уиллоби, спавшего поперек двери.

– Что вы тут делаете? – спросил капитан.

– Мистер Грэнби поделил нас на вахты, сэр, – доложил Уиллоби, протирая глаза. – На палубу подняться желаете?

Лоуренс протестовал тщетно: молодой портупейщик сопровождал его, как бдительный сторожевой пес. Отчаянный, завидев их, сел, привлек Лоуренса к себе и взял в кольцо. Авиаторы стояли вокруг плотными рядами: все говорило о том, что Грэнби недолго хранил секрет.

– Ты сильно ранен? – Отчаянный тыкал его носом, высунув в помощь осмотру язык.

– Со мной все хорошо, уверяю тебя – только рука ушиблена. – Лоуренс ласково отпихивал его, радуясь в то же время, что бунтарь успокоился.

Грэнби пролез к нему, не обращая никакого внимания на холодный взор капитана.

– Ну вот, у нас теперь свои вахты. Вы ведь не думаете, что он принял вас за кого-то другого, нет?

– Нет, – признал Лоуренс и неохотно добавил: – Скажу вам больше: это была не первая попытка с его стороны. Тогда я ничего такого не думал, но теперь почти уверен, что после новогоднего ужина он хотел скинуть меня в носовой люк.

Отчаянный тихо заворчал и едва удержался, чтобы не пройтись когтями по палубе, где после шторма уже остались глубокие борозды.

– Так ему и надо! Надеюсь, что его сожрали акулы.

– А я вот не слишком рад, что он утонул, – возразил Грэнби. – Поди теперь разберись, с какой стати он это делал.

– Личные причины следует исключить, – сказал Лоуренс. – Я ему и десяти слов не сказал – а сказал бы, так он бы не понял. Должно быть, он спятил, – добавил капитан без особого убеждения.

– Спятил дважды, причем вторично в самый разгар тайфуна, – отмахнулся от его версии Грэнби. – Мне сдается, что он попросту выполнял чей-то приказ, а это прямо указывает на принца или кого-то из прочих послов; и лучше нам побыстрей выяснить, кто это был, пока он не попытался еще раз.

Отчаянный горячо поддержал его, а Лоуренс испустил тяжкий вздох.

– Пригласим Хэммонда ко мне в каюту и все расскажем ему. Возможно, он догадается, какой мотив ими движет, да и допросить мы никого не сумеем без его помощи.

Хэммонд выслушал рассказ с нарастающей тревогой и вместо догадок высказал следующее:

– Вы всерьез предлагаете допросить брата китайского императора и его приближенных, как шайку обыкновенных преступников? Обвинить их в покушении на убийство? Потребовать у них алиби и доказательств их невиновности? Лучше уж сразу сунуть факел в пороховой погреб – нашей миссии так и так конец, а на дне морском ссор не бывает.

– А вы что предложите? Сидеть и улыбаться им, пока они не ухлопают наконец Лоуренса? – рассердился в свою очередь Грэнби. – Вас-то, думаю, это как раз устроит; противников выдачи Отчаянного станет на одного меньше, а на воздушный корпус вам наплевать.

Хэммонд резко обернулся к нему:

– Я прежде всего забочусь о государстве, а не об отдельных людях или драконах – как поступали бы и вы, будь у вас хоть малейшее чувство долга…

– Довольно, джентльмены, – пресек перебранку Лоуренс. – Первый наш долг – добиться прочного мира с Китаем, а первая надежда – сделать это, не лишившись Отчаянного. Споры по обоим этим вопросам недопустимы.

– В таком случае задуманное вами дознание не поможет ни надежде, ни долгу, – отрезал Хэммонд. – Что вы намерены делать, даже если какие-то улики найдутся? Заковать принца Юнсина в кандалы? – Он помолчал и уже спокойнее продолжил: – Не вижу никаких причин, по которым Фен Ли не мог бы действовать в одиночку. Вы говорите, что первое нападение случилось в новогоднюю ночь: должно быть, вы чем-то обидели его, сами того не ведая. Возможно, он был фанатиком и не мог стерпеть, что Отчаянный достался вам, – или просто безумцем. Возможно и то, что вы ошибаетесь. Это представляется мне наиболее вероятным, ведь обстоятельства в обоих случаях могли кого угодно сбить с толку. На празднике все крепко выпили, а в шторм…

– Бога ради, – бесцеремонно перебил его Грэнби, – объясните нам заодно, зачем Фен Ли при таких обстоятельствах толкал Лоуренса в люк и бил его ломом по голове.

– Если ваши предположения хоть в чем-то верны, – заговорил онемевший на время Лоуренс, – то дознание как раз и откроет правду. Ни безумие, ни фанатизм Фен Ли не укрылись бы от его соотечественников – а если я невольно его оскорбил, он наверняка сказал кому-то об этом.

– Устанавливая это, вы неизбежно заденете честь члена императорской семьи – особы, от которой зависит наш успех или провал в Пекине. Я не дам согласия на подобные розыски – более того, я решительно их запрещаю. Если же вы все-таки предпримете такую попытку, я всеми силами постараюсь убедить капитана корабля, что долг перед королем обязывает его взять вас под стражу.

Этими словами Хэммонд дал им понять, что для него лично дело закрыто.

– В жизни так не хотел расквасить кому-то нос, – сказал Грэнби, излишне громко закрыв за ним дверь. – Слушайте, Лоуренс, у нас ведь есть переводчик: Отчаянный. Надо будет только приводить китайцев к нему.

Лоуренс, чувствуя, что он сейчас слишком взбудоражен и не способен рассуждать здраво, налил портвейна себе и Грэнби. Они вышли с бокалами на корму и сели там, глядя на океан. Волна уменьшилась до пяти футов.

– Нет, Джон, тут надо подумать как следует. Не могу сказать, что речи Хэммонда мне по душе, но в общем и целом он прав. Если это расследование действительно оскорбит императорскую семью, а доказательства так и не будут найдены…

– …то мы можем проститься с надеждой оставить себе Отчаянного, – угрюмо завершил Грэнби. – Придется нам, видно, умолкнуть – но будь я проклят, если мне это нравится!

Отчаянный высказался еще решительнее:

– Ну и что же, что нет доказательств? Не стану я дожидаться, пока он тебя убьет. Убью его самого, когда он выйдет на палубу – и дело с концом.

– Что ты такое говоришь! – поразился Лоуренс.

– Правду, вот что. Он, может, больше сюда и не выйдет, – задумчиво продолжал Отчаянный, – но я могу разбить кормовые окна и достать его из каюты. Еще можно бомбу бросить в него.

– Прекрати, – сказал Лоуренс. – Будь даже у нас доказательства, нам немедленно объявили бы за это войну.

– Его, значит, нельзя убивать, а ему можно? Почему он не боится, что мы ему объявим войну?

– Без веских доказательств правительство на такой шаг не пойдет. – Про себя Лоуренс был уверен, что правительство не пойдет на такой шаг и при наличии оных, но надо же было как-то урезонить Отчаянного.

– Так ведь нам не дают эти доказательства получить. И убить его мне не дают, и мы должны быть вежливы с ними со всеми – потому что правительство так решило. Надоело мне оно, это правительство! Я его и в глаза не видел, а оно всегда велит делать то, что мне неприятно.

– Оставим лучше политику в стороне. Мы не можем быть уверены, что принц Юнсин как-то причастен к этому делу, – сказал Лоуренс. – Есть множество вопросов, на которые трудно найти ответ. Прежде всего, зачем принцу желать моей смерти? Допустим даже, что у него есть причина – почему он тогда подослал ко мне слугу, а не одного из солдат? В конце концов, у Фен Ли мог быть свой мотив, о котором мы ничего не знаем. Нельзя убивать людей на основе одних только подозрений, без всяких улик – иначе мы сами станем убийцами. Тебя бы после этого замучила совесть, поверь мне.

– Ничего бы не замучила, – проворчал Отчаянный и стал бормотать что-то себе под нос.

Юнсин действительно не поднимался на палубу несколько дней, к великому облегчению Лоуренса, и Отчаянный успел немного остыть. Выйдя, он приветствовал Лоуренса все с той же холодной учтивостью и снова стал читать Отчаянному стихи. Тот помимо воли заинтересовался и, не будучи мстительным по натуре, забыл про свой гнев. Если Юнсин и знал за собой вину, то не подавал ни малейшего вида, и Лоуренс начал сомневаться в собственных выводах.