Кремлевское дело - Иванов Николай Владимирович - Страница 7
- Предыдущая
- 7/85
- Следующая
Выявленные злоупотребления в Министерстве внешней торговли, возникновение дел о приписках и хищениях в ряде южных республик, в различных отраслях народного хозяйства расширяли географию деятельности правоохранительных органов. Планка досягаемости закона последовательно поднималась всё выше. В Грузии местной прокуратурой был арестован даже секретарь ЦК КП Грузии. Конечно, в ряде случаев появлению подобных дел способствовала борьба за власть на местах, и далеко не всегда расследование проводилось всесторонне, полно и объективно. Но общая тенденция всё же прослеживалась достаточно ясно.
Вместе с тем все попытки следствия приблизиться к высшим эшелонам власти решительно пресекались Горбачёвым, для которого интересы правящей партийной элиты были выше требований закона.
В книге «Исповедь на заданную тему» Б. Ельцин рассказывает о своей поездке в Узбекистан в 1985 году, где получил многочисленные свидетельства о коррупции в коридорах республиканской власти, о чём и доложил Горбачёву: «Я достаточно подробно рассказал ему обо всём, что удалось узнать, в заключение сказал, что необходимо немедленно предпринять решительные меры. И, главное, надо решать вопрос с Усманходжаевым. Вдруг Горбачёв рассердился, сказал, что я совершенно ни в чём не разобрался, Усманходжаев – честный коммунист, просто он вынужден бороться с рашидовщиной, и старая мафия компрометирует его ложными доносами и оговорами. Я говорю: Михаил Сергеевич, я только оттуда, Усманходжаев прекрасно вписался в рашидовскую систему и отлично наживается с помощью даже не им созданной структуры. Горбачёв ответил, что я введён в заблуждение, и вообще, за Усманходжаева ручается Егор Кузьмич Лигачёв… Так закончился наш разговор». А ведь доказательств того, что руководитель Узбекистана погряз во взяточничестве, было уже сколько угодно. Разумеется, знали информацию и в Москве.
После ареста Каримова продолжалось расследование коррупции в партийных органах и системе МВД Узбекистана. Каримов рассказал не только о том, что собирал мзду, по сути, со всего партийно-хозяйственного актива области, но и о даче им самим взяток руководству ЦК КП Узбекистана, ответственным работникам ЦК КПСС, в том числе и В. Смирному. В ноябре-декабре 1984 г. на родине Каримова в Кашкадарьинской области удалось изъять принадлежащие ему ценности на сумму в 6 миллионов рублей. Проникнув в новую область, мы начали расследование в отношении первого секретаря обкома партии Р. Гаипова и начальника УВД Х. Норбутаева. Поставили задачу проникновения и в другие регионы республики, где первые секретари обкомов и начальники УВД были ключевыми фигурами для выявления основных звеньев мафиозной паутины, с тем чтобы, накопив силы, начать стремительное наступление на штаб мафии – ЦК КП Узбекистана. В марте 1985 г. были арестованы начальник Бухарского УВД М. Норов, заместитель министра внутренних дел республики Т. Кахраманов. Готовилась атака на коррумпированное руководство МВД республики. Конечно, об этих стратегических целях и ближайших задачах знали только руководители группы, поскольку Москва никогда не одобрила бы такое направление расследования. В этом мы уже достаточно хорошо убедились.
Руководство узбекского КГБ всё больше стремилось дистанцироваться от деятельности следственной группы. Из её состава вывели последних следователей госбезопасности. В Ташкенте мы занимали целый ряд кабинетов в следственном отделе КГБ. В том же здании находился и следственный изолятор, где содержались арестованные по делу. И вдруг мы узнаём, что следователям группы запрещено пользоваться служебной столовой. Затем последовало запрещение вызывать в наши кабинеты свидетелей, перестали выдавать пропуска в помещение и самим следователям. Потом запретили помещать в следственный изолятор арестованных по делу. Короче, нас просто выкинули из следственного отдела КГБ. Позднее то же самое произошло и с Лефортовской тюрьмой в Москве. Об оперативной помощи уже не приходилось и заикаться. Участие сотрудников госбезопасности в отдельных акциях группы, если им всё же поступали команды из Центра, были лишь исключением из правил.
Очень характерен эпизод, происшедший в апреле 1985 г. Следствие установило, что первый секретарь Кашкадарьинского обкома партии Гаипов получил взяток на сумму около миллиона рублей. При таких обстоятельствах наше руководство вынуждено было дать санкцию на его арест. Много написано по поводу самоубийства Гаипова, который покончил с собой, когда следователи вместе с полковником МВД СССР пришли к нему домой пригласить в прокуратуру, ибо только там, как предписывало начальство, можно было взять под стражу высокопоставленного мздоимца. Поэтому не будем приводить хорошо известные подробности печального инцидента. Лишь отметим, что впервые руководство КГБ отказалось выделить своих сотрудников для участия в этой акции. Позже нам удалось ознакомиться с шифровкой, которую в тот же день чекисты отправили в Москву. Самый заурядный донос, состряпанный по канонам тридцать седьмого года: мол, руководители следственной группы Гдлян и Иванов неодобрительно отзываются о внутренней и внешней политике, руководящей роли КПСС, необоснованно полагают, что партийная организация Узбекистана погрязла в коррупции и посему без достаточных доказательств, на основе амбиций и личных антипатий преследуют партийные кадры республики. Далее живописуется самоубийство Гаипова.
Прошло два месяца, и бывшие союзники по расследованию уголовного дела о коррупции учинили ещё одну провокацию. На сей раз она преследовала цель поставить под сомнение добросовестность и порядочность наших следователей. К тому времени изъятия у партийных мафиози крупных капиталов стали регулярными и обычными, и у многих это вызывало раздражение. Летом 1985 г. из Кашкадарьинской области возвратились пять наших следователей, которые привезли золотые монеты, ювелирные изделия, деньги, облигации на сумму свыше миллиона рублей, изъятые у арестованного первого секретаря райкома партии Н. Меллеева. Не прошло и недели, как в КГБ Узбекистана с официальным заявлением обратился ташкентский сапожник. Он утверждал, что к нему пришёл человек и попросил отремонтировать башмак. Сапожник взялся за дело и тут из башмака выпала золотая монета и покатилась по полу. Но клиент почему-то и бровью не повёл, а после ремонта спокойно покинул мастерскую. Честный сапожник, проявив завидное гражданское сознание, не прикарманил монету, а приложил её как вещественное доказательство к своему заявлению. Клиентом, якобы, оказался наш следователь А. Куликов, который участвовал в изъятии ценностей Меллеева. Но тут выяснилось, что предъявленная бдительным сапожником монета не имела ничего общего с той партией, которая была изъята у секретаря райкома. К тому же оказалось, что благородный сапожник-патриот многие годы уже служит платным агентом КГБ. Вся провокация лопнула, как мыльный пузырь, хотя следователя чуть было не уволили со службы. Да и заикнуться публично об этой подлости мы не могли: нельзя раскрывать секретного агента КГБ.
И всё же, несмотря на противодействие госбезопасности, наиболее успешное расследование в отношении партийно-мафиозных структур осуществлялось в тот период именно в Узбекистане. Это обстоятельство и побудило Горбачёва на XXVII съезде КПСС самому определить предельные рубежи досягаемости Закона. В Политическом докладе, давая оценку состоянию дел в Узбекистане, он как бы между прочим заметил, что некоторые работники центральных ведомств, в том числе и ЦК КПСС, видели недостатки в республике, но действенных мер не приняли. В переводе с партийного на нормальный житейский язык это означало, что курировавшие Узбекистан мелкие клерки – инструкторы ЦК, работники министерств и ведомств, если потребуется, могут быть привлечены даже к уголовной ответственности. Что же касается высшего руководства, ответственного за социальную трагедию в регионе, то о них, естественно, и речи идти не должно. На Старой площади все прекрасно помнили, что именно Горбачёв был в 1978-1984 гг. секретарём ЦК по сельскому хозяйству.
- Предыдущая
- 7/85
- Следующая
