Дорога на Тмутаракань - Аксеничев Олег - Страница 16

• Предыдущая
• 16/66
• Следующая

Бог есть любовь.

Что еще скажешь?

– Хороша, – вздохнул Беловод Просович.

И на выдохе, как учили старшие, плавно отпустил тетиву.

Стрела ввинтилась в воздух и бросилась вперед, как сокол на добычу. Точно к юрте с красным пологом.

К Гурандухт.

Слова «смерть» и «смех» схожи не случайно. Смерть – смеется. Череп ухмыляется. Непостижимый дух, Тот-Кому-Нет-Имени, довольно улыбается, получив новых подданных в свое призрачное ханство, называемое отвлеченно, чтобы не накликать раньше положенного, нижним миром.

Напуганный человек, когда его страхи благополучно разрешаются, может разразиться истеричным нервным смехом. Чем больше страх, тем громче смех. Какой страх превосходит страх смерти? Вот уж – нахохочешься…

Женщины и дети из племени несчастного Обовлыя приготовились к смерти. Но той надоела затянувшаяся чрезмерно игра.

И смерть отступила.

– Ковуи! – крикнул кто-то из бродников.

– Ковуи! – был подхвачен этот крик.

– В степь! Отходим! – громче всех заорал Свеневид.

И бродники, погоняя коней, кто пятками, кто плетью, помчались прочь от так и не покорившейся им окружности из сцепленных потертыми вожжами половецких веж.

И это было не трусливое паническое бегство от неожиданно нагрянувшего врага, а заранее обговоренное отступление.

За бегство от черниговских ковуев Свеневид и его люди получили незадолго до этого щедрую плату черниговским же золотом. Оно ждало их в узкой лощине неподалеку, охраняемое дозорными, даже и не подозревавшими, что лежит в неприметном седельном мешке, небрежно брошенном на слежавшееся сено в одной из телег обоза. Свеневид разумно рассудил, что в противном случае он не нашел бы по возвращении ни людей, ни обоза, ни, разумеется, золота. А то он не знал своих бродников! Подбирал-то, поди, под себя и свой характер…

– Уйдут, – огорченно воскликнул Святослав Рыльский, глядя на столб пыли, поднятый копытами коней отступающих бродников.

– Уйдут, – согласился Ольстин Олексич, скакавший рядом с князем. – Но, прошу заметить, без добычи!

– Что с того? – не понял князь Святослав. – Нам с этого все равно не поживиться. Идем землями Кончака, а он не позволит безнаказанно грабить своих людей ни бродникам, ни нам. А благодарность в калиту не положишь, не так ли?

– Так. И не так.

– В чем дело?

Князь рыльский в недоумении даже придержал коня, переведя его с галопа на неспешную рысь.

– Взгляни повнимательнее на вымпелы над вежами, князь, – вкрадчиво проговорил Ольстин Олексич, в свою очередь переводя коня на рысь. – Цвет-то у них желтый, не красный. Это вежи Бурчевичей, а не Шаруканидов!

Бунчуки каждого из полновластных половецких ханов различались расцветкой, и попытки поднять вымпелы неправильного цвета, дабы скрыть свою родовую принадлежность, карались единственным наказанием, признаваемым в Степи, – смертью. Что же говорить тогда о том, с какой болезненной яростью ханы защищали не просто традиционные цвета рода, но родовую землю?!

Бурчевичам нечего было делать на землях Кончака. Они здесь были пришельцами. Чужаками. Нарушителями обычаев и законов Степи. Преступниками.

Преступление же требовало наказания.

Грабя невинного, тем более лишая его жизни, ты совершаешь тяжкое преступление. Отбирая имущество и жизнь у преступника, ты всего лишь помогаешь вершить правосудие.

Дело-то выходило богоугодное!

И князь Святослав Рыльский взмахом руки послал своих дружинников на штурм жалкой преграды из сцепленных ветхих веж. Не ожидая подтверждения приказа от своего боярина и воеводы, вместе с рыльской дружиной на половецкий обоз обрушились черниговские ковуи.

Смерть смеялась.

Игра в кошки-мышки удалась на славу. Редки мгновения такого резкого перехода от надежды к отчаянию, от жажды жизни к обреченности, и смерть ценила каждый из пойманных ею всплесков эмоций с понятным восторгом знатока.

Стрелы ковуев не знали промаха, безошибочно находя себе жертвы. Беззащитные человеческие тела, не прикрытые кольчугами или пластинчатыми панцирями, с покорностью принимали в себя смертоносный металл и падали на войлок веж либо вытоптанную землю, содрогаясь в последних конвульсиях агонии. Древки стрел, глубоко ушедшие в застывшее месиво костей и мяса, недавно еще бывшее живыми людьми, торчали кверху уродливыми толстыми обрубками, напоминая насытившихся болотных пиявок.

Раб в Степи – обуза, а отпущенный на волю – предатель. Поэтому хладнокровное убийство детей и женщин дружинники и ковуи воспринимали как объяснимую необходимость. Воинская честь не умалялась этим поступком, более того, требовала именно такого поведения. Что дороже, если мы, благородные воины, соблаговолим, конечно, задуматься, – жизнь незнакомых нам чужаков или опасность, которой может подвергнуться, если поддадимся неверно понятой жалости, собственная дружина?

Воинская честь – существовала ли ты где-либо, кроме рыцарских романов?!

Тем временем азарт боя сменился разочарованием. Видно было любому, кто хоть раз был в Половецком поле, – добыча попалась куцая. Вытертый войлок и латаные борта телег говорили от имени убитых хозяев, обвиняя с немой, но явной укоризной. Стоило ли ради этого проливать столько крови?

– Бродники на падаль не кидаются, – раздался в наступившей тишине голос Ольстина Олексича. Рассудительный такой. Разумный.

Хлипкие повозки безжалостно переворачивались на бока, хрустели деревянные каркасы веж, лопались окованные давно проржавелым железом большие колеса. Жалкий скарб небогатого племени стыдливо высыпался под лучи насмешливо ухмылявшегося сверху солнца.

– Бродники на падаль не кидаются, – повторяли, как заклинание, дружинники и ковуи.

Повторял это, правда, про себя, и князь рыльский. Ему, как никому другому, нужна была богатая добыча. И не от алчности, хотя… не без греха, увы… Что сможет привезти Святослав Ольгович из своей сторожи? Бессмысленно загубленные души или нежданный богатый подарок на свадьбу родственника? Выбор, знаете ли…

Последней разбили телегу, стоявшую в стороне от оборонного периметра. Казалось, что ее просто не успели связать в единое целое с остальными, так неожиданно было нападение бродников. Телегу эту едва не пропустили. Островерхой юрты-вежи на ней не было, а небрежно брошенный поверх войлок грязно-желтого цвета сливался со степной травой.

Громко хрустнула одна из осей телеги, не выдержав резкого рывка кверху. Наполнявший телегу груз вывалился на траву, и дружинники замерли, боясь спугнуть нежданную удачу.

Из разбитого сундучка, покрытого затейливой арабской вязью, с любопытством уставились на новых хозяев оправленные в золото драгоценные камни. Рулоны расшитых тканей, франкского бархата, хинских шелков легли перед победителями с покорностью наложниц. Шубы из дорогих мехов, которые даже не дружиннику простому, боярину, а то и князю не зазорно надеть будет, раскинули пустые рукава, пав навзничь на землю по примеру мертвых прежних хозяев.

Бродники на падаль не кидаются.

– Ну, я и молодец! – похвалил себя ковуй Беловод Просович, проследив за полетом стрелы.

Хвалиться было чем. Хищный снаряд, впиваясь в загустевший воздух, как винт в дерево, с разбойничьим посвистом вошел в переплетение кожаных ремней, державшее листы войлока над красным пологом ханской вежи. Широкий обоюдоострый наконечник рассек кожу, и большой ромб толстого белого войлока бесшумно скользнул книзу, закрыв от нескромных взглядов Тэнгри-Неба прекрасную дочь Кончака.

Ее подруга, как раз появившаяся рядом с новым колчаном, полным стрел, присела на корточки перед шевелящимся войлочным курганом, однако не торопилась высвобождать воинственную невесту. Издалека было плохо видно, но все же казалось, что плечи юной половчанки вздрагивают от возможно невежливого, зато вполне искреннего смеха.

– Наша берет! – воскликнул князь Владимир Путивльский и первым бросил коня к переправе через безымянную степную речку.

• Предыдущая
• 16/66
• Следующая