Дорога на Тмутаракань - Аксеничев Олег - Страница 49

• Предыдущая
• 49/66
• Следующая

– Я хочу пройти по следам лошадей, – сообщил Миронег болгарину.

Хранильником двигало не любопытство, а здравый смысл. Негоже оставлять за спиной неведомое. Известно, как редко тайны бывают приятными.

Болгарин покорно поехал следом за Миронегом.

Разгадка произошедшего ночью нашлась после часа поисков.

Запах крови в те времена был для многих привычней, чем аромат цветов, и спутать его ни с чем невозможно. Чуткий нюх Миронега, немногим уступавший собачьему, привел хранильника в небольшую плоскую низину между невысоких холмов, заросших частым кустарником.

Место было явно обжитым, и, скорее всего, не один купеческий караван оставался здесь на ночлег по пути из Тмутаракани на Русь. Окружности из валунов преграждали, подобно используемым в западных странах магическим кругам, путь огню, рвущемуся из очагов наружу, в иссохшее степное разнотравье. Камни побольше служили седалищами и столами.

Сейчас многие из них больше походили на языческие жертвенники, так много крови пролилось сюда. Теперь она смрадно густела на утреннем холодном ветру.

Кровь была на вытоптанной траве, на деревянных бортах повозок, полотняных пологах подвод и выглядевших нетронутыми шатрах.

И – ни единого человека либо животного, живого или мертвого. Ни стона или жалобы, звука или вздоха.

Миронег сильнее сжал коленями бока коня, заставив упирающееся животное пройти по кровавой травяной попоне. Предусмотрительно не спешиваясь, острием меча хранильник откинул пологи нескольких шатров, проверив, есть ли там трупы.

Оглянувшись на болгарина, застывшего на своей лошади поодаль от мертвого лагеря, Миронег сказал:

– Здесь никого нет! Ума не приложу, что случилось. А что думаете вы, Богумил?

Удивленный непривычным многословием своего попутчика, болгарский паломник только покачал головой, из вежливости присовокупив:

– Господь знает…

– Живых могли увести работорговцы, – продолжил Миронег, – но где тела убитых? Судя по количеству пролитой крови, их должно быть немало, однако не видать ни одного. И где кони? Та пара, что повстречалась нам на заре, не могла быть единственной – вон сколько повозок тут сгрудилось…

Оглядевшись в очередной раз по сторонам, Миронег проговорил обескураженно:

– И еще я не вижу мух, чующих мертвечину за дневной конный переход. А они должны виться даже над свежей могилой.

Словно обессиленный такой большой речью, Миронег надолго замолчал, продолжая объезжать лагерь, уже не обращая внимания на оставшегося у границы кровавого ковра болгарина. Конь под хранильником шел неровно, пытаясь не ступить копытами в особо большие лужи подсыхающей крови, однако безропотно слушался повода, рассчитывая, видимо, что хозяину вскоре надоест осматривать зловонные свидетельства гибели множества живых существ.

Богумил, так и не решившийся пересечь помеченную кровью границу мертвого лагеря, ехал параллельно Миронегу. Долетавший на плечах утреннего ветра смрад пугал коня болгарина, и животное всхрапывало, тряся головой из стороны в сторону в попытке стряхнуть удушливую попону мерзкого запаха.

Неожиданно конь остановился, и некрепко державшийся в седле Богумил едва не вылетел из седла.

– Матерь Божья! – выдохнул болгарин.

Чтобы не упасть, он вынужден был обхватить руками лошадиную шею. И с расстояния шага от себя Богумил увидел на земле лежавший спиной вверх труп.

Миронег находился рядом, когда крик еще не был поглощен воздухом.

– Что случилось?

– Вот…

Миронег проследил взглядом, куда показал болгарин, и спрыгнул на землю.

Болгарин готов был поклясться, что хранильник доволен находкой. Ждать иного от богомерзкого язычника, тем более колдуна, конечно, не стоило.

– Я слышал о таком, – Миронег словно решил наговориться на год вперед, – но уж никак не думал, что кто-то еще обладает такой силой и знаниями!

В словах его была не печаль по погибшим, как уместно христианину, но любопытство, смешанное с удивлением и… Неужели завистью?

Небрежно, словно лежавшее у его ног недавно не было обиталищем бессмертной души, Миронег взялся за плечи трупа и перевернул его навзничь. Богумил вздрогнул. Он так и не смог привыкнуть к виду мертвецов, хоть и не первый месяц странствовал по Великой Степи.

Но не было кровавых ран, выщербленных безжалостным ударом зубов, не было исполосованного вдоль и поперек горла.

Труп обернулся пустышкой, просто горой одежды, зачем-то аккуратно застегнутой и наподобие матрешки вложенной одна в другую, от исподнего до верхнего платья. А Миронег, отбросив тряпки в сторону, поднял с примятой травы темный камень, внимательно разглядывая его, словно искал надпись, объясняющую все.

– Скажи, паломник, – спросил Миронег, – силен ли твой Бог?

– Да, – помедлив, ответил болгарин. – Все мы – прах в руках Божьих.

– А есть ли у его служителей сила, достаточная для того, чтобы превратить всадника на коне в ком одежды, накрывший чистые, словно вылизанные, копыта?

Разжав ладонь, Миронег выронил темный камень, и тот, прокатившись немного, с ясным щелчком ударился о своего близнеца.

Кость ударилась о кость.

Копыто о копыто.

Дорога на Тмутаракань шла землями, где травяную шерсть степи запачкала вязкая грязь болот Меотиды. Места эти обезлюдели еще много веков назад, когда армады готов, а затем и полчища гуннов прошли через них, чтобы втоптать в прах и пепел величие Римской империи. Путеводными вехами волны кочевников оставляли за собой могильные курганы, и каменные идолы на их макушках слепыми глазами завистливо таращились вослед соплеменникам, ушедшим в поисках богатства и развлечений.

Ехали молча. Миронег, и без того измученный предчувствием скорой и страшной беды, старался задавить внутри себя рвущийся наружу ужас перед неминуемой встречей с человеком, скорее даже нелюдем, способным на волшебство такой разрушительной силы. В сравнении с ней изменение хода времени, так напугавшее болгарина и ковуя на берегу безымянной реки, было как прутик против булатного клинка.

Миронег знал, что в Тмутаракани он встретит неведомого колдуна. Он ощущал лютую злобу, раздиравшую тмутараканца. Чувствовал его желание раздавить хранильника, смять тело в выжатый бурдюк, из которого вытекают последние капли терпкого красного вина. Развеять по четырем ветрам и восьми поветриям призрачные ошметки души…

И Миронег знал, что засевший в Тмутаракани противник сильнее его. Единственным способом уцелеть было немедленно повернуть поводья, вернуться на Русь. Или к Кончаку, который давно звал к себе умелого и надежного лекаря.

Тогда перестанет являться в вещих снах, так похожих на явь, давно умерший князь Черный со своим полусгнившим войском, пророча беды в скором грядущем.

И Хозяйка, супруга бога и сама богиня, не будет больше метаться от неуместной для высшего существа похоти до ненависти к смертному, осмелившемуся перечить своей госпоже.

Миронег вспомнил, как много лет назад услышал слова, сказанные князем Игорем Святославичем: «Говорят, что есть люди, способные предпочесть холопство славной смерти свободного человека». Миронег был лекарем, был, хотя и старался не вспоминать об этом без нужды, хранильником, мастером оберегов и защитных заклятий, и не был воином.

Тем не менее Миронег не хотел становиться холопом. Не важно, чьим именно – бога, князя, собственной трусости или жажды жизни любой ценой – не важно!

Поэтому Миронег, сопровождаемый неуклюже трясущимся в седле болгарином, продолжал ехать на юг, в сторону уже не столь далекой Тмутаракани. А из притороченной к седлу кожаной дорожной сумы хранильник расслышал однажды звонкий девичий голос:

– Глупец!

Человеческий череп, уменьшенный до размеров женского кулачка, подарок, навязанный Миронегу Хозяйкой-Фрейей, продолжал исправно передавать слова богини, предназначенные хранильнику.

Тмутаракань стала видна неожиданно.

• Предыдущая
• 49/66
• Следующая