Искушение фараона - Гейдж Паулина - Страница 26
- Предыдущая
- 26/148
- Следующая
Хаэмуас замолчал. Внезапно ему пришло на ум, что эти слова – составные части какого-то заклинания, именно поэтому размер показался ему знакомым. А каждому чародею известно, что, когда произносишь нараспев слова заклинания, звучат они несколько по-иному, чем обычные стихи, в них есть определенный, только им присущий ритм. «Получается, я только что прочел какое-то заклинание, – подумал Хаэмуас, вздрогнув от неожиданности. – Непростительная неосторожность – прочесть заклинание, смысла которого я даже не понимаю. Ведь при чтении заклинание приобретает силу. Я и представления не имею, какие именно слова только что слетели с моих губ».
Некоторое время он ждал, постепенно приходя в себя, окидывая взглядом погруженную в тишину комнату. На столе догорала маленькая лампа, масло в ней почти закончилось. Лампа побольше по-прежнему посылала к потолку ровный свет, но и она не протянет долго, если не подрезать фитиль. Дом погрузился в глубокую, мирную ночную тишину, и Хаэмуас еще раз взглянул на часы. Его ожидало новое потрясение. Через три часа наступит рассвет.
Быстро завернув свиток в чистую полотняную ткань, Хаэмуас бросился вон из комнаты и побежал к Шеритре. Дверь в ее покои была приоткрыта, внутри все еще горела лампа, отбрасывая в коридор слабый свет. Хаэмуас открыл дверь пошире. Бакмут уже уснула на подушке прямо у порога, поджидая, пока он придет навестить дочь. Переступив через нее, Хаэмуас осторожно приблизился к двери в спальню. Шеритра лежала, свернувшись среди множества простынь, слышалось ее легкое дыхание. Поджидая отца, она читала какой-то свиток, который теперь валялся на полу у кровати. Хаэмуас стоял над ней, сгорая от стыда. «Уже второй раз за последнее время я не выполнил данного тебе обещания, Солнышко, – печально подумал он. – Несмотря на все свои уверения, я мало чем отличаюсь от твоей матери. Прости меня».
Он вернулся к себе в кабинет. Свиток лежал на прежнем месте, невинное светлое пятнышко среди груды исписанных папирусов – бесплодных попыток разобраться в тексте. В комнате ничего не изменилось. «Значит, заклинания, которые я прочел по неосмотрительности, все-таки не оказали влияния на мою жизнь, – подумал он с облегчением. – Возможно, это всего лишь рецепт снадобья от запора, и усопший, страдавший этим недугом при жизни, побоялся, что в мире ином не сможет обойтись без своей драгоценной панацеи, поэтому и приказал положить свиток к себе в могилу».
Хаэмуас улыбнулся собственным мыслям, но шутка не помогла снять чувство подавленности и вины, камнем лежащее у него на сердце. «Я величайший историк во всем Египте, – размышлял он трезво. – Если мне не удастся перевести этот свиток, то и никому другому это окажется не под силу. Поэтому нет смысла показывать его коллегам, ведь их знания не столь обширны, как мои. Кроме того… – Взяв в руки свиток и прихватив лампу, Хаэмуас отправился в библиотеку. – Кроме того, они станут спрашивать, откуда я его взял. Пенбу прав. Я совершил кражу, пусть и руководствуясь при этом благими намерениями. Надо, чтобы он как можно быстрее переписал эти иероглифы, а потом мы вернем свиток на место – в усыпальницу царевича. Пусть Пенбу изготовит копию, а после я начну работу над второй частью текста. Теперь же я слишком устал, совсем разбит и не в силах продолжать. И, кажется, чем-то напуган? – Эта мысль неожиданно пришла на ум Хаэмуасу, когда он убирал свиток в особый ящичек и закрывал крышку. – Мне еще повезло – я прочел заклинание, смысла которого не знал, и ничего страшного не произошло. А если во второй половине содержится заклинание, способное вызывать демонов или же смерть близких? Нельзя быть таким глупцом».
Хаэмуасу отчаянно хотелось спать, но ему предстояло еще одно дело, прежде чем он мог бы упасть на постель и найти успокоение, погрузившись в сон. Его по-прежнему преследовала мысль о прочитанном неизвестном заклинании, о его невообразимых последствиях, и Хаэмуас понимал, что должен оградить себя от любой опасности, какую по незнанию мог навлечь на себя. Заперев за собой дверь, ведущую в библиотеку, он открыл шкатулку, в которой хранились разные снадобья. В ней было множество баночек и коробочек с надписями о содержимом. Хаэмуас вынул одну такую коробочку и достал из нее высушенного жука-скарабея. Темные скарабеи применялись при некоторых обычных, широко распространенных недугах, и у Хаэмуаса был их целый запас, но сейчас ему понадобился другой, переливчатый, радужный золотистый скарабей. Жук лежал у него на раскрытой ладони, и свет преломлялся на его мерцающем панцире.
Хаэмуас взял нож и аккуратным движением отрезал ему голову, отделил крылья, после чего тельце поместил в небольшую медную чашку. Неловкими, неумелыми движениями – ведь обычно эту работу выполнял его помощник – Хаэмуас разжег под переносной решеткой кусочек угля, залил высушенное тельце жука водой из кувшина, стараниями Иба всегда стоявшего наготове, и, дожидаясь, пока вода закипит, раскрыл еще одну шкатулку, откуда достал маленькую, опечатанную воском баночку. Хаэмуас неохотно разломил красный воск – масло змея-апнента было редким и очень дорогим средством.
В алебастровую чашу он поместил голову и крылышки жука и, произнося полагающиеся заклинания, капнул туда масла. Вода уже закипела. Несколько секунд Хаэмуас смотрел, как крошечное тельце насекомого подпрыгивает и вращается в бурлящем потоке, потом подхватил его при помощи пары специальных щипцов и, не переставая произносить заклинания, уложил в склянку с оливковым маслом. Хаэмуас осторожно капнул водой на горящий уголь, с шипением в воздух поднялся пар. Утром он доведет до конца свое чародейство, призванное изгнать силы враждебной магии, злое волшебство. Для этого он должен будет перемешать масло змеи с оливковым и выпить получившуюся смесь. Хаэмуас готов был исполнить ритуал незамедлительно, так велики были его тревога и опасения, но масло со скарабеем должно сначала настояться в течение нескольких часов, чтобы его защитные свойства усилились.
Хаэмуас просто падал с ног от усталости. Он запер ящички, в каком-то тумане закрыл дверь в библиотеку и двинулся к себе в опочивальню. Там царила тьма. Хаэмуас знал, что у самой двери, на своей подстилке из соломы спит раб – ночной прислужник, но у него не было сил даже на то, чтобы разбудить раба. Ощупью определяя дорогу, Хаэмуас добрался наконец до постели, сорвал с бедер повязку, скинул сандалии и упал на простыни, едва заметно пахнущие лотосовой водой, в какой полощут белье. Он мгновенно заснул.
Утром, совершив привычные омовения, сотворив молитвы и позавтракав в приятном, ничем не потревоженном одиночестве, Хаэмуас отправился в библиотеку. С помощью еще одного уголька он снова зажег огонь и, по памяти произнося заклинания обряда, который начал накануне вечером, Хаэмуас перелил оливковое масло с тельцем жука в чашку, где лежали голова и крылышки. Страх и все опасения оставили его. Хаэмуас поместил чашу над огнем и ждал, пока смесь закипит. Чтобы усилить действие защитной магии, ему придется в течение семи дней воздерживаться от близости с женщиной. Чародейство часто требовало подобных ограничений, и многим из соратников Хаэмуаса они представлялись досадной неприятностью, но для Хаэмуаса неделя воздержания ничего особенного не означала.
Смесь масел закипела, и комнату заполнил горьковатый запах змеиного яда. Хаэмуас щипцами сдвинул чашку на край, чтобы она немного остыла. Уголь догорал. Чудодейственную смесь полагалось выпить горячей, и Хаэмуас тщательно следил, чтобы не упустить момент.
И вот, прочитав последние слова заклинания, Хаэмуас быстро выпил содержимое чаши. Он почувствовал, как разбухшее тело жука скользнуло в потоке масла ему в желудок. «Ну вот, теперь я исправил оплошность, по незнанию допущенную вчера вечером, – с облегчением думал Хаэмуас, направляясь к себе в кабинет и собирая на столе листы папируса, исписанные иероглифами. – Пенбу должен собрать вместе эти записи, а также собственную копию свитка, но я все равно не оставлю попыток перевести этот текст. Пока еще не было ни одной древней записи, которая оказалась бы мне не по зубам, и этот свиток не станет исключением».
- Предыдущая
- 26/148
- Следующая
