Искушение фараона - Гейдж Паулина - Страница 42

• Предыдущая
• 42/148
• Следующая

Он вошел в столовую со множеством извинений на устах, но Нубнофрет властным жестом остановила его и указала место за своим столиком. Они втроем уже закончили первые два блюда и приступили к третьему. Звучала арфа. Жена Хаэмуаса отложила на блюдо кусок рыбы, который уже собиралась отправить в рот, и ополоснула пальцы в чаше с водой.

– Иб сообщил мне, что тебя срочно вызвали к больному. Ты выглядишь усталым. Садись и обедай.

У него вдруг разыгрался зверский аппетит. Быстрым движением Хаэмуас отбросил прочь венок из свежих цветов, который должен был надеть, и приказал подавать еду.

– И как? – спросила его Нубнофрет, едва только он приступил к салату. – Интересный случай?

– У тебя почти не осталось теперь интересных больных, правда, отец? – вступил в разговор Гори. – Я думаю, тебе уже знакомы все болезни и недуги, какими страдают жители Египта, равно как любые несчастные случаи и происшествия.

Ты прав, – ответил Хаэмуас. – Нет, Нубнофрет, случай вовсе не интересный, рана на ступне, а вот люди, с которыми я познакомился, – очень. – И он занялся едой, тщательно пережевывая мясо и поворачивая тарелку то одной, то другой стороной, чтобы не встречаться с женой глазами. – Там живут мужчина и его сестра с сыном, они недавно переехали сюда из Коптоса, как ни удивительно это может показаться. Нет сомнения, это благородное семейство, они ведут свой род от древних времен, предшествовавших еще Осирис Хатшепсут. Сестра интересуется историей. Я пригласил их к нам на обед через две недели.

Внезапно ему пришло в голову, что Табуба беседовала с ним и со своим братом, никак не выказывая, что страдает от боли после операции. Она улыбалась и даже смеялась, положив забинтованную в чистую тряпицу ногу на высокую подставку. Либо у нее на самом деле очень невысокая чувствительность, как она сама объяснила, либо же она обладает способностью тщательно скрывать страдания, как того требуют правила хорошего тона, предписывающие оказывать особые почести высокому гостю. «Какой же я глупец, – сокрушался Хаэмуас. – Надо было уходить немедленно, а не сидеть там, потягивая вино, пусть и великолепное, и не вести любезные разговоры. Я должен был сам встать и уйти, а не предоставлять им права отпустить меня».

– Пригласил на обед? – переспросила Нубнофрет. – Это совсем на тебя не похоже, Хаэмуас. Значит, они и вправду чем-то поразили тебя, если удостоились такой редкой чести.

Только теперь он осмелился поднять на нее глаза.

– Да, произвели.

– В таком случае предупреди меня, пожалуйста, за три дня. Шеритра, выпрями спину. Ты согнулась, как горбатая обезьяна.

Девочка машинально выполнила указание матери. Она сидела, не сводя глаз с отца, и Хаэмуас чувствовал, что она охвачена каким-то напряженным ожиданием. Потом она потупила взгляд.

Гори заговорил о своих планах по поводу будущей гробницы. Подобно всем жителям Египта, он рано стал задумываться о месте собственного погребения. Нубнофрет через некоторое время переменила тему разговора и стала обсуждать предстоящий ремонт кухонных помещений. Хаэмуас легко поддерживал разговор, и обед закончился под непринужденную беседу. Со словами извинения Нубнофрет поднялась и вышла из зала. Гори отправился на поиски Антефа. Шеритра, не много говорившая во время обеда, чуть пошевелилась, сидя на подушках, но не поднялась с места. Слуги убрали столики, и Хаэмуас, заметив, что дочь погружена в задумчивость, подал знак арфисту продолжать игру.

– Как прошел день? – спросил отец.

– Прекрасно, папа, – ответила она. – Хотя ничего особенного я не сделала. Бакмут я послала в город выполнить кое-какие поручения, а сама днем уснула в саду, потом пошла искупаться. А кого ты сегодня лечил?

Хаэмуас так надеялся, что она не задаст этого вопроса. Сначала он решил спешно выдумать какую-нибудь небылицу, но потом передумал.

– Полагаю, ты и сама можешь догадаться, – ответил он тихо.

Она поправила платье, переменила положение ног, потом принялась играть золотыми серьгами, быстро прокручивая их в ушах и склонив голову набок.

– Неужели? – произнесла она наконец. – Как это удивительно! Женщина, которую ты с таким тщанием разыскивал, сама пришла к тебе, словно нежданный подарок судьбы.

От этих слов Хаэмуасу сделалось не по себе, его охватило чувство вины.

– Все на самом деле получилось весьма странно, – произнес он со смущением.

– И что же, тебя ожидало разочарование? – Она не смогла скрыть прозвучавшей в голосе надежды.

– Совсем наоборот, – мрачно отозвался Хаэмуас. – Она красивая, изящная и хорошо образованная.

– И ты пригласил ее на обед. – Шеритра оставила серьги в покое. – Ты думаешь, это правильно? – Когда он ничего не сказал в ответ, она просто взорвалась: – О, папа, зачем только ты это сделал?! Зачем, зачем?!

Притворяться, будто он не понимает, о чем она говорит, было бесполезно, да и оскорбительно для нее. Хаэмуас отлично это осознавал. Родное, такое любимое личико разгорелось, в глазах светилась тревога.

– Полагаю, тебе нечего бояться, – медленно произнес он, стараясь, чтобы голос звучал как можно мягче и добрее. – Не стану отрицать, Шеритра, что меня влечет к этой женщине какая-то неодолимая сила, но между разгоревшимся желанием и его воплощением в жизнь стоит множество сознательных решений, множество разных шагов. Я уже совершил один верный поступок, угодный богам и достойный мудрости Маат. Нет сомнений в том, что и в следующий раз я сделаю правильный выбор. – Хаэмуас не сразу понял, что в обоих его утверждениях прозвучала ложь.

– Она замужем? – спросила Шеритра уже более спокойно, хотя лицо ее по-прежнему горело.

– Она вдова. – Хаэмуас отвел глаза. – Ты ведь знаешь, милая, я мог бы предложить ей брачный договор и поселить ее вместе с сыном в отдельных покоях в своем доме, но она не из тех женщин, кто по доброй воле удовольствуется положением Второй жены. И что бы ни случилось, благополучие твоей матери – моя главная забота.

– Значит, твои чувства к этой женщине настолько серьезны?

Хаэмуаса охватило внезапное раздражение.

– Я видел ее всего четыре раза и лишь однажды говорил с ней. Откуда я могу знать?

Она смотрела в сторону, беспокойно перебирая пальцами.

– Я рассердила тебя, отец. Прости меня.

Он молчал. Наконец она неловко поднялась, откинула волосы со лба и пошла прочь, стараясь двигаться со всем возможным достоинством. В комнате, залитой светом ламп, по-прежнему звучала арфа.

Хаэмуас предупредил Нубнофрет за три дня до званого обеда и стоял теперь у своего причала вместе с Ибом и Амеком, поджидая прибытия гостей. До их приезда еще оставалось время. Он думал о том, как они будут спешить и суетиться, смущенно подниматься по ступеням, внезапно охваченные благоговейным ужасом. Вскоре на реке показалась их небольшая лодка, прозвучали оклики стражников у причала, ялик пристал к берегу, гости вышли и поднялись по ступеням ему навстречу, не проявляя при этом ни малейших признаков беспокойства и смущения. На Сисенете была простая белая юбка и кожаные сандалии, его грудь, однако, украшало несколько золотых подвесок в форме анков, а также сидящих фигурок обезьян, массивные золотые браслеты висели и на руках. Его лицо было тщательно загримировано, а на указательных пальцах обеих рук красовались перстни в виде жука-скарабея из золота и малахита. Наряд Хармина был похож на одеяние дяди. Блестящие черные волосы юноши удерживала золотая диадема, с которой на лоб спускался единственный золотой анк, придающий особую глубину его серым, подведенным сурьмой глазам.

Но взгляд Хаэмуаса был прикован к Табубе. Она тоже была в белом. Ему казалось, что для такого случая она, возможно, выберет что-нибудь более современное, более модное – драпировку, изысканную кайму и яркие украшения, – и он испытал необъяснимое облегчение, когда увидел ее прямое платье из белого полотна, плотно облегающее стройное тело от лодыжек до самой груди. Как и у Хармина, ее лоб украшала широкая диадема, правда, изготовленная из серебра, на которой висел, как и у сына, простой формы анк. Единственной данью торжественности случая были спускавшееся на грудь колье из серебра, украшенное яшмой, да неплотно прилегающий к телу плетеный серебряный пояс с красными кистями, свисающими до самых скрытых платьем колен. Хаэмуас обрадовался, увидев у нее на ногах белые сандалии. Она поймала его взгляд и рассмеялась. На фоне смуглой кожи и рта, красного от хны, особенно выделялись ее великолепные зубы, слегка напоминавшие кошачьи.

• Предыдущая
• 42/148
• Следующая