И они построили волшебный дом. Повести, рассказы, сказки - Могилевская Софья Абрамовна - Страница 20

• Предыдущая
• 20/27
• Следующая

Вот она — лесная малинка. Ягоды все как одна: спелые, красные, душистые. Теперь знай себе рви — да в корзинку.

Но как сорвёшь без спроса? Нехорошо.

Машенька подошла к избушке, стукнула в оконце, спросила:

— Можно мне малинки набрать?

А из окошка ей никто ни полслова.

Поднялась Машенька на крыльцо, в дверь постучала и спросила погромче:

— Можно мне малинки набрать?

А ей опять никто ни полслова.

Тогда Машенька толкнула дверь и вошла в избушку. А там никого! Значит, бабы-яги не было дома.

«Подожду!» — решила Машенька, села на скамью, а корзинку поставила рядом.

А в избушке-то было очень уж грязно. Всюду мусор, пыль. Посуда на столе грязная. В углах паутина.

«Чем так сидеть, — подумала Машенька, — я лучше приберусь».

И взялась за дело.

Сперва всю посуду перемыла, поставила на место. Потом подмела веником пол, пыль всю вытерла, и паутину обмела, и даже окошко протёрла, чтобы веселее стало в избушке.

Только управилась, слышит: чёрный пёс на дворе залаял, ворота заскрипели, ветер засвистел.

«Ну, — подумала Машенька, — возвращается!»

А у самой сердце ёкнуло: ведь всё-таки баба-яга — костяная нога, не кто-нибудь!

Сидит не шелохнётся, только на дверь поглядывает.

Вдруг дверь как распахнётся, и в избушку вошла сама баба-яга — костяная нога. Увидела Машеньку, палкой о порожек пристукнула и закричала скрипучим голосом:

— Ты зачем сюда явилась, незваная-непрошеная?

Машенька затряслась от страха.

А баба-яга подошла поближе и ещё страшнее крикнула:

— Отвечай, зачем явилась? Ух ты, скверная девчонка!

Тут Машенька чуть слышно ответила:

— За лесной малинкой…

Сама же пожалела бабу-ягу: «Какая старенькая! Оттого у неё в избушке плохо: тяжело ей, наверно, самой прибираться. Оттого она и сердится: нет у неё внучки, чтобы помогала…»

А баба-яга огляделась тем временем и увидела, какая избушка чистая стала.

— Это ты пол подмела? — строго спросила она Машеньку.

— Я, — ответила Машенька.

— А посуду кто перемыл?

— Тоже я.

— И окошко небось протёрла?

— А как же! — немного осмелев, сказала Машенька. — Только не очень хорошо протёрла. Верхнее стёклышко мне никак не достать, я ещё не подросла как следует.

— Ну что ж, — проскрипела баба-яга, — теперь ты у меня насовсем останешься. Будешь всегда прибираться.

Как услышала это Машенька, заплакала горькими слезами. Удивилась баба-яга:

— Ты что? Или тебе у меня не нравится?

— А как же мой дедушка? — плача, проговорила Машенька. — Значит, ему так и не будет к чаю лесной малинки?

Баба-яга тут подумала и сказала:

— Ладно, так и быть, набери себе малины да можешь дедушке снести. Сегодня ты мне не нужна. Под ногами только будешь мешаться. Но завтра поутру, чуть свет, возвращайся обратно. Запомнила?

И баба-яга постучала палкой об пол.

— Запомнила, — шёпотом сказала Машенька, быстро выбежала из избушки и кинулась к тем кустам, где самая спелая, самая крупная и душистая малина.

Собрала она полную корзиночку, хотела выйти за ворота, да пёс лежит на дороге: то ли пустит, то ли нет?..

— Пустишь? — спросила его Машенька.

— Она-то тебя отпустила? — прорычал чёрный пёс.

— Она-то отпустила, — сказала Машенька.

— Иди. Я и подавно пущу.

Изо всех сил побежала Машенька по тропинке. Бежит, торопится, а навстречу ёженька — короткие ноженьки. Остановился, глянул на Машу, узнал её:

— Ты ли это, Машенька! Как же ты выбралась от бабы-яги?

— А она меня сама отпустила. Только ненадолго. Завтра чуть свет мне вернуться к ней нужно.

— Не возвращайся, Машенька, не надо!

— Раз обещала, вернусь! — сказала Машенька. Отсыпала она ёжику горстку малинки, велела ежатам снести.

Сама побежала дальше.

Бежит, спешит, торопится, а навстречу лягушка — зелёное брюшко. Тоже удивилась. Заквакала:

— Да как же ты сумела от бабы-яги убежать?

И лягушке Машенька обо всём рассказала. Отсыпала горстку малинки для её лягушат.

— Не едят они малины, — сказала лягушка—зелёное брюшко. — Не любят!

— Как это — не любят такую сладкую? — удивилась Машенька. — Ты им снеси. Пусть попробуют.

Прибежала Машенька на опушку, и сорока-белобока тут как тут.

Увидела Машеньку, затараторила:

— Да как же ты ушла? От бабы-яги? От костяной ноги?

— Она сама меня отпустила. Завтра чуть свет обратно побегу. Она ведь старенькая, самой ей прибираться трудно.

— Машенька, Машенька, — заверещала сорока, — в своём ли ты уме? Нет, нет, не смей, не вздумай возвращаться.

Но Машенька и сороку слушать не стала, отсыпала ей тоже горстку малины и побежала дальше. Теперь близко дом. Вот и калитка.

— Машенька! — увидев её, закричала бабушка. — Да где ж ты пропадала? Мы с дедушкой с ног сбились, всюду искали тебя.

— А я в лес ходила, за лесной малинкой, — сказала Машенька… — Вон сколько набрала дедушке!

Дедушка заглянул в Машину корзиночку, а там такие спелые, такие крупные, такие душистые ягоды!

— Спасибо тебе, внученька! — сказал дедушка. — Вот теперь я вволю попью чаю с малиной.

А утром, ни свет ни заря, ничего никому не сказав, Машенька собралась обратно в лес, к бабе-яге — костяной ноге. Хоть злая очень, но, может, она подобреет, если по-хорошему помогать ей, старенькой?

Сбежала Машенька с крыльца, а там — во двор, потом — за калитку…

И вот она снова в лесу.

Ходит по лесу, во все глаза глядит. Прямо чуть не заблудилась…

Только на этот раз, как ни искала, не могла она найти тропинку, которая вчера привела её к лесному болотцу.

Не было теперь тропинки. Не попались ей навстречу ни сорока-белобока, ни лягушка — зелёное брюшко, ни ёженька — короткие ноженьки. И не у кого ей было спросить дорогу к избушке на курьих ножках, где живёт баба-яга — костяная нога. Так ни с чем и вернулась домой.

Вот какая история вышла с Машенькой.

Раньше, пока Машенька была маленькой, она летом ездила с мамой и папой, дедушкой и бабушкой в деревню.

А как подросла, то уехала на дачу одна — и без дедушки, и без бабушки, и без мамы, и без папы, — зато со своим детским садом. И это было куда интереснее. И детей много, и игрушек много, и сад в детском саду был очень большой, вроде дремучего леса.

Но самое главное — по вечерам, после ужина, Нина Николаевна, воспитательница младшей группы, рассказывала всем детям разные сказки. И как-то раз рассказала уж очень хорошую. Чего-чего только не было в этой сказке: и красивая Марья-царевна, и храбрый Иван-царевич, и добрый серый волк, совсем не похожий на того, который чуть было не съел трёх поросят. Но лучше всего в этой сказке была жар-птица. Хвост у этой жар-птицы был золотой, перышки на груди малиновые, а хохолок на головке весь радужный и переливчатый.

— А в зоопарке такие жар-птицы живут? — спросила Машенька у Нины Николаевны.

— Нет, — сказала Нина Николаевна, — в зоопарке их нет.

— А где же они живут? — всё не отставала, всё выспрашивала Машенька.

Но Нина Николаевна об этом ничего не знала.

На следующее утро Машенька проснулась рано-рано. Открыла глаза и удивилась. Да что ж это такое? Вся малышовая спальня розовая. И окошки розовые. И занавески на окошках розовые. И стены вовсе не бревенчатые, а тоже розовые. И даже подушка у маленького Алёши, который спал рядом с Машей, и та розовая.

Маша тихонько встала, сунула ноги в тапочки и прикрыла маленького Алёшу одеялом, потому что оно у него сползло чуть ли не до пола. Потом осторожно приподняла оконную занавеску. Глянула за окошко — и обмерла… На дереве напротив сидела жар-птица. Вся она была точь-в-точь такая, как рассказывала Нина Николаевна: и хвост-то у неё был весь золотой, и на груди малиновые перышки, а на голове, покачиваясь, трепетал радужный хохолок.

• Предыдущая
• 20/27
• Следующая