Ганнибал, сын Гамилькара - Гулиа Георгий Дмитриевич - Страница 16

• Предыдущая
• 16/41
• Следующая

– Гэд, – серьезно сказал Бармокар, да так серьезно, что, казалось, вот-вот слезу вышибет из его глаз это самое, серьезное… – Что ты скажешь, если узнаешь… – И запнулся,

– Что узнаю?

– Большую тайну.

– Ничего не скажу. Буду хранить ее. До могилы.

Бармокар желал знать, смеется в душе этот верзила или говорит искренно…

– Это не военная тайна.

– Тем более. – В голосе Гэда появилась явная беззаботность.

– А ведь Рутта со мной…

Гэд, видно, не расслышал этих слов. Он продолжал глядеть на воду с беспокойством и любопытством. Широк этот проклятый Родан, и быстрина реки – не самое приятное для наступающего войска…

– Я говорю: Рутта со мной.

Гэд оглянулся на друга. Думал. Разве котелок его не варил? Должно быть, в это мгновение – нет…

– Что ты сказал?

– Я говорю: Рутта со мной.

Вот тут глаза у Гэда расширились, словно попался ему в руки золотой клад. Но котелок, видно, еще не сварил…

– Рутта, говоришь?

– Да, Рутта, Гэд.

– И что же с ней?

Бармокар бледнел еще больше обычного, когда волновался или попадал в неловкое положение.

– Ничего с ней. Она со мной.

– Как? – Гэд двинулся к другу, будто собирался подмять его, как иберийский медведь.

– А так! – нагловато ответил Бармокар. А чего ему было робеть?

– Ты говоришь, Рутта здесь? Где же?

Гано Гэд сделал полный круг, чтобы обозреть всю местность. И не увидел никого, кто бы…

– Где же Рутта, спрашиваю?

Сумерки быстро наступали. Чем темнее становилось небо, тем светлее делался Родан. Точно перекатывал он не воду, а живую ртуть. И звезды появлялись на небе – одна краше другой. Они посылали на землю холодный, но бодрящий свет, свет любви и счастья. Тот свет точно достигал земли, но, видно, мало было его, чтобы на всех хватило и любви, и счастья… Так казалось Бармокару. И он сказал об этом Гэду.

– Да, ты влюблен. И, кажется, не врешь: Рутта где-то здесь. Только она может надоумить мужчину говорить нечто философское.

– Я говорю правду: она здесь.

– Кто ее взял?

– Я.

– И она согласилась?

– Точнее, она заставила меня взять ее с собой.

– В этот поход?

– Да.

– Эта легкомысленная Рутта?

– Она – умная.

Гано Гэд из-за темноты плохо видел черты лица Бармокара. Ему хотелось заглянуть в глаза другу: неужели он и в самом деле так влюбился? Да и здесь ли Рутта?..

– Она помогает погонщикам слонов.

– Женщина в военном стане? – поразился Гэд.

– Она переодета индийским юношей. Я надеюсь, ты не выдашь ее? И меня тоже?

– А ежели смерть?

– Я ей тоже говорил о ней.

– Что же Рутта?

– «Перед смертью все равны», – сказала она.

– Это на нее похоже.

– А еще сказала так: «Я хочу, хотя бы однажды, разделить все тяготы с любимым».

– Это с тобой, что ли? – удивился Гэд.

– Да, – смущенно ответил Бармокар.

– Послушай, брат, – сказал Гэд, – мы имеем дело с настоящей любовью, что ли?

– Кто это – мы?

Гэд призадумался: оскорбил, что ли, своего друга? И он объяснил:

– Я имею в виду тебя и Рутту.

– Допустим.

– Обиделся, что ли?

– Нет.

– Послушай, ты не ставь меня в глупое положение. Я познакомил тебя. Я уступил ее тебе. И ты же на меня в обиде?

– Нет.

– А в голосе твоем – гнев.

– Я сердит на себя.

– Не будем ссориться. – Гэд обнял друга за плечи. – Лучше показал бы мне ее. Как она выглядит в этом индусском наряде?

– Хорошо выглядит.

Бармокар походил на драчливого барана. Он и в самом деле готов был подраться – как-то по-дурацки вел себя этот Гэд. Мало ли что случалось прежде с Руттой? Было, да сплыло! И незачем Гэду совать нос в чужое дело. Любовь его не касается…

– Я же к тебе по-братски отношусь, Бармокар.

– И я.

– Так в чем же дело? Веди меня к ней. Покажи ее.

– Они готовят слонов к переправе.

– Это хорошо. Пойдем поглазеем. Скоро и нам придется лезть в воду…

Бармокар колебался, а потом вдруг кинулся вперед, в темень, и крикнул:

– Пошли!

Двигались они вдоль берега, туда, где горели костры. Здесь суетилось много людей: плотничали, забивали гвозди, вязали бревна. Начальники требовали тишины. И чем больше пытались понизить голос, тем больше гудел ночной воздух. А река каким-то странным образом усиливала звуки.

Бармокар показал рукой на плотников, орудовавших топорами. При свете костров они казались очень ловкими и очень сильными. Гано Гэд обратил внимание на плоты, которые вязались не на реке, а прямо тут же, на берегу. Строились плоты на протяжении многих стадий. Были бревна и особенно мощные. Для чего они?

– Мне Рутта объяснила, – сказал Бармокар.

– Где же она?

– Вон там. – Бармокар неопределенно ткнул пальцем в темноту.

– Мы ее увидим?

– Отчего же? Навестим Рутту… Так вот, эти плоты вяжутся для слонов. Слоны тяжелые, но плоты их выдержат. Ты только посмотри: что за толщина у этих бревен!

– Да, бревна исполинские… А зачем этот дерн? Ты видишь огромные кучи дерна?

Бармокар сказал:

– Верно, дерн. Плоты будут подогнаны к самому берегу. Их привяжут, а берег с плотами соединят дерном. Для слонов это. Их путь будет устлан дерном, точно зеленым ковром. Ты уразумел этот хитрый замысел?

– Не очень.

– Чудак человек! Слоны – не люди. Они не полезут в воду, то бишь на плоты. Поэтому требуется обман – этот самый дерн. Слонов погонят по зеленой дороге. А когда они окажутся на плотах – веревки перережут и плоты поплывут к тому берегу.

– Разве на том берегу нет врагов? – спросил Гано Гэд.

– Не знаю.

– Как так – не знаешь? А в кого угодили нынче камнем? Прямо в висок. Ты позабыл?

– О врагах думает сам Ганнибал. А о слонах позаботятся Рутта и ее товарищи,

Гано Гэд усмехнулся:

– Что же, теперь мы зависим от Рутты?

Бармокар чуть не вскипел, но сдержался. Может, Гано Гэд просто ревнует. В таком случае его вполне можно понять… Бармокар заметил:

– И от Рутты – тоже. Мы связаны одним канатом. У нас теперь одна судьба. Может, нам суждено…

– Нет! Нет! – перебил его Гэд. – Судьба сулит только одно: победу! И в этом смысле мы связаны одной нитью, одной веревочкой. Разве нет?

Бармокар что-то пробормотал.

– Я скажу так: победа есть богатство. – Гэд отчеканил: – Для тебя, для Рутты, для меня, для всех. Мы наконец переберемся в хорошие дома, у нас будут сады. Будут сады – значит, будут и птицы, а где птицы – там и любовь. Разве нет?

– Да, любовь, Гэд.

Гэд был в ударе:

– Предчувствие меня не обманывает: у меня чешется левая ладонь. Это к золоту. Мы с тобой пройдем через огонь, через воду, мы пробьемся через любую преграду – и найдем то, что ищем.

– Да, так сказал он.

– Именно он! А я ему верю. Верю, как себе. А ты?

Бармокар был откровенен, как младенец:

– Сначала я не верил. Потом ты поколебал мое неверие. Окончательно убедила меня Рутта. А сердце у нее вещее.

– Ты думаешь? – Гэд полошил руку на плечо друга. Рука была тяжелая. – Учти: женский нрав переменчив. Сегодня она изменила тому, потом – мне, а завтра?

– Что завтра? – тревожно вопросил Бармокар.

– Ничего. – Гэд по-солдатски смачно высморкался.

Костры горели буйно. Пламя рвалось ввысь. Поленьев не жалели.

– По-моему, они все видят… – сказал Бармокар, наклонив голову в сторону реки.

– Ну и пусть.

– Они, наверное, не боятся нас…

– Они? – Гэд плюнул в сторону врагов. – Что могут они против ста тысяч и сотни слонов?

Бармокар пожал плечами. А Гэд горячо продолжал:

– Оглянись вокруг: ведь костров на земле больше, чем звезд на небе. Ты погляди, погляди!.. А долбленки видишь? Вон их сколько на берегу! Считай – не сосчитаешь. Они мигом доставят нас на тот берег… Нет, брат, тут все продумано. И ничего не жаль. А знаешь почему? Потому что нам нужна только победа. А иначе Карфагена не будет. Значит, не будет и нас. Значит, закуют нас в цепи и заставят пахать римские поля вместо быков. Ты меня понял?

• Предыдущая
• 16/41
• Следующая