Ганнибал, сын Гамилькара - Гулиа Георгий Дмитриевич - Страница 8

• Предыдущая
• 8/41
• Следующая

– Ничего себе! – воскликнул Ганнибал.

– Так называют его те, которые живут поблизости.

– Галлы?

Спендин сказал:

– Не совсем галлы. Но племя галльское… Дальше – перевал Вотти. Я не знаю, что это означает. Те, которые живут на юге, называют его иначе: Горная Тропа. Действительно, это тропа. Она тянется по расщелинам в скалах. То круто подымается, то падает вниз. Нехорошая тропа. Конь по ней не пройдет. А слон – подавно.

– Нехороший перевал!

– Восточнее находится еще один. Его называют просто Горловина. Наверное, потому, что сверху нависают скалы и по тропе идешь так, словно сквозь трубу. Здесь неширокая дорога, под скалами можно найти приют. На ближайших склонах живет очень злое племя. Ему не попадайся – мигом головы лишишься.

– На каком оно говорит языке? – поинтересовался Ганнибал.

– Не говорит, а рычит, как зверь.

– А все-таки это люди?

– Да, конечно. Только очень злые.

– Силу признают?

– Только силу.

– Это хорошо! – Ганнибал потер руки, как при хорошем известии с места боев. – А есть еще перевал?

Спендин сказал:

– Да, есть. Широкая тропа поднимается в гору, идет посреди широкой долины, которая суживается, чем дальше на юг. Здесь могут пройти даже повозки. И слоны тоже.

– Куда спускается тропа? Там, за перевалом.

– Тоже в долину Пада. Чуть восточнее города Плаценция.

Ганнибал обратился к Ригону:

– Что ты знаешь об этом перевале?

Ригон о нем и слыхом не слыхал. Спендин напомнил, что это тот самый перевал, который зовется Кривым, потому что он круто изгибается на самой восточной точке.

– Ах, Кривой?! – воскликнул Ригон. – Как же, слыхал! Но более ничего не знаю.

Спендин сказал:

– Великий господин, этот перевал знают в Цизальпинской Галлии. По нему ходит уйма народу. Особенно летом. И осенью также, если погода мягкая. Прямо на повозках чешут.

– Кривой, говоришь?

– Да, Кривой, великий господин.

– Идешь по прекрасной долине Исавра, богатой хлебом и мясом, и запросто попадаешь на Кривой перевал.

Ганнибал задумался. Прошелся взад и вперед перед галлами.

– Это любопытно, – обронил он.

Спендин рассказал, кто живет на тех горах, где находится этот самый Кривой перевал. Очень злые люди – вот кто живет. Одеты они, как северные галлы, в овечьи шкуры. Готовы драться по поводу и без всякого повода – просто так. Пришлых не терпят, лазают по скалам легко и быстро. Ненавидят римлян…

Ганнибал не сводил глаз со Спендина, казалось, хотел проникнуть в самую глубину его души.

Спендин рассказал все, что знал о Кривом перевале, но ничего существенного к своему первому сообщению уже добавить не мог.

– Сам ты бывал на этом перевале? – спросил Ганнибал.

– Сам – нет. Но много слыхал о нем от других.

Ганнибал взял кусок египетского папируса и небольшой уголек. Провел извилистую линию…

– Это южный берег Галлии… Здесь город Массалия. На самом берегу. А это Родан… Пойдем вверх… Здесь река Друенция… Дальше. Вправо пошел Исавр. Идем по долине… Сюда, сюда!.. Вот тут исток реки. А где Кривой перевал?

– Чуть восточнее, – сказал Спендин.

Ганнибал прочертил ровную линию.

– А здесь река Тицин?

– Пожалуй, великий господин.

– А тут – Пад?

– Да.

– А у слияния – город Плаценция?

Ганнибал с удовольствием поглядел на папирус, сличил его со старым, который достал с полки. Полюбовался ими, что-то обдумывая. На время вовсе позабыл о галлах и о васконце-переводчике. Пришел в себя после того, как Спендин осторожно кашлянул.

– Что ты сказал, Спендин? – спросил Ганнибал.

– Я? Ничего, – ответил Спендин, покраснев.

– Передай Магону, чтобы этих двух мужей щедро одарили. И сообщи мне, чем и как их одарили.

Переводчик поклонился:

– Будет исполнено.

Ганнибал обнял за плечи Спендина и Ригона.

– Мне кажется, – сказал он с улыбкой, – что мы увидимся с вами. Где? – спросите вы. Ничего не скажу сейчас. Боги немного капризны, и их повеления не всегда понятны. Однако ясно одно: мы еще увидимся.

Спендин и Ригон поклонились глубоким поклоном. «Этот полководец молод, но умен не по годам», – подумали они. С тем и удалились.

На рассвете у городских ворот Нового Карфагена послышались крики и стенания. Голоса были мужские. В домах по соседству проснулись люди. Они сбежались к воротам – огромная толпа. И все заговорили разом, и ничего не понять было в сплошном гвалте.

Но вот появились высшие городские власти, и вскоре все выяснилось. Дело в том, что у ворот горько жаловались на свою судьбу – как бы вы думали кто? – карфагенские купцы. Везли они, дескать, свои товары в покоренные и, казалось бы, умиротворенные области ваккеев и карпетанов. А коварные соседи – олкады злокозненные – ограбили их до последней ниточки. Да еще и убить грозились и всякие оскорбительные слова говорили о Карфагене.

Вопя и стеная, купцы перечисляли свои убытки, показывали синяки на руках и кровоподтеки на лицах, доставшиеся от разбойников-олкадов. Они просили оборонить, защитить их, а более всего просили они не позволять олкадским головорезам пятнать честь и славу великого Карфагена.

– Неужели, – кричали они, – будет разрешено топтать имя Карфагена, к которому весь мир питает глубокое уважение и любовь?!

– Как?! – возмущались горожане. – Эти дикие олкады посмели поднять руку на наших купцов?!

– Не на купцов, – объясняли им купцы, – а на Карфаген, на всех вас, на святая святых карфагенян и их союзников!

Купцы просили отвести их к самому командующему, дабы могли они изложить свою жалобу на олкадских кровопийц. Городские власти, посовещавшись меж собою накоротке, отвели купцов прямо в резиденцию Ганнибала.

Ганнибал принял их незамедлительно. И не один, а вместе с несколькими военачальниками. Спокойно выслушал жалобу купцов, время от времени поощряя их рассказ легким кивком.

Поначалу купцы горланили в несколько глоток, но понемногу выделился некий Гимон, сын Ганнона, – человек средних лет, владелец нескольких судов и лавок в Новом Карфагене. Он рвал на себе бороду, когда вспоминал особенно унизительные для купцов сцены. Он говорил:

– О великий господин, невозможно описать все, что сотворили с нами эти головорезы! Им мало было того, что обобрали нас до ниточки, что весь обоз присвоили, применяя силу! Когда мы сказали, что пожалуемся самому Совету в Карфагене, они обнажили свои срамные места и помочились на нас…

Тут Ганнибал остановил его.

– Как?! – возмущенно воскликнул он. – Что же делали вы, когда мочились на вас?

– Мы? – объяснил купец. – Мы были связаны. Прочными узлами из сагунтских веревок.

– Сагунтских? – удивился Ганнибал. – Почему вы решили, что веревки были сагунтские?

– Очень просто: они очень прочные, я знаю эти проклятые веревки!

– Где же они добыли веревку из Сагунта? Как ты полагаешь, Гимон?

– Здесь и полагать нечего, великий господин! Веревка эта дорогая. Где олкадам голозадым честно купить ее? Нет у них таких денег! Стало быть, веревка подарена.

– Кем, Гимон?

– Ясно кем! Это сагунтцы подарили веревку и науськали олкадов.

Ганнибал решил досконально допросить купца:

– Гимон, почему науськали олкадов эти сагунтцы? Как ты полагаешь?

– Скажу, великий господин. Не надо быть особым мудрецом, чтобы понять, с какой целью разбойничали эти олкады.

– С какой же? Объясни нам.

Купец перевел дух, вытер губы шелковым иберийским платком.

– Цель у них одна. О ней говорили они промеж собой, чтобы и мы слышали. А цель, значит, такая: унизить Карфаген! Они хвастали: мол, сам Сагунт опекает их, а у Сагунта, мол, есть верный и сильный друг – Рим. Что Рим никогда не даст в обиду ни олкадов, ни сагунтцев.

Ганнибал привстал и обратился к своим военачальникам:

– Слыхали? Эта пощечина предназначена нам с вами. А купцы просто попались под горячую руку.

• Предыдущая
• 8/41
• Следующая