Страшные истории в русской литературе
@old_literatureВасилий Жуковский. «Светлана»
Василий Жуковский нередко выбирал для своих произведений исторические и фольклорные темы. Это роднило его литературные баллады с балладами народными — жанром, близким исторической песне. Одно из своих самых известных произведений в этом жанре, «Людмила», Жуковский написал на основе немецкого текста. Это была «Ленора» — «Подражание Биргеровой Леоноре» — немецкого поэта Готфрида Августа Бюргера. А он, в свою очередь, опирался на популярный фольклорный сюжет о том, как погибший жених забрал в могилу невесту. Вторая известная баллада Жуковского, «Светлана», имела выраженный русский колорит:
Раз в крещенский вечерок
Девушки гадали:
За ворота башмачок,
Сняв с ноги, бросали;
Снег пололи; под окном
Слушали; кормили
Счетным курицу зерном;
Ярый воск топили…
<…>
Подпершися локотком,
Чуть Светлана дышит…
Вот… легохонько замком
Кто-то стукнул, слышит;
Робко в зеркало глядит:
За ее плечами
Кто-то, чудилось, блестит
Яркими глазами…
Во время крещенского гадания главной героине явился жених, «бледен и унылый», который увез девушку якобы на венчание. А на самом деле тоже оказался мертвецом. Однако, в отличие от Леноры и Людмилы, Светлана осталась жива: страшная история оказалась ночным кошмаром.
Орест Сомов. «Киевские ведьмы»
Орест Сомов включал в свои тексты былички и бывальщины в их исконном виде. С помощью деталей русского и украинского фольклора писатель старался отразить подлинные картины народной жизни. Его повесть «Русалка» вышла с подзаголовком «Малороссийское предание», а «Кикимора» — как «Рассказ русского крестьянина на большой дороге». В сказке «Оборотень» автор «вывел напоказ небывалого русского оборотня» — простодушного сына колдуна, который по примеру отца обратился в волка, не ведая, что с этим делать и как стать снова человеком.
Герой повести «Киевские ведьмы» — казак Федор Блискавка — женился на красавице Катрусе, которая оказалась колдуньей. Блискавка проследил за женой и стал свидетелем шабаша на Лысой горе:
Невдалеке от себя увидел он и тещу свою, Ланцюжиху, с одним заднепровским пасечником, о котором всегда шла недобрая молва, и старую Одарку Швойду, торговавшую бубликами на Подольском базаре, с девяностолетним крамарем Артюхом Холозием, которого все почитали чуть не за святого: так этот окаянный ханжа умел прикидываться набожным и смиренником. <…> И мало ли кого там видел Федор Блискавка из своих знакомых, даже таких людей, о которых прежде бы никак не поверил, что они служат нечистому, хоть бы отец родной уверял его в том под присягой. Вся эта шайка пожилых ведьм и колдунов пускалась в плясовую так задорно, что пыль вилась столбом и что самым завзятым казакам и самым лихим молодицам было бы на зависть.
Вся история наполнена магическими деталями: Сомов описал страшные ингредиенты для «летательной» мази, которой молодая жена натиралась перед шабашем, дикую музыку на Лысой горе, гибель главного героя и казнь самой Катруси — ведьмы не пощадили ее за то, что она раскрыла тайну своему мужу.
Александр Бестужев-Марлинский. «Страшное гадание»
Александр Бестужев-Марлинский был известным беллетристом XIX века. Иван Тургенев писал в 1869 году: «Пушкин был еще жив, но правду говоря, не на Пушкине сосредотачивалось внимание тогдашней публики. Марлинский все еще слыл любимейшим писателем». Бестужев-Марлинский не стремился к правдивому описанию народной жизни, зато его повести и романы отличались закрученными сюжетами и эффектными подробностями. Герой рассказа «Страшное гадание», офицер, отправился в метель на званый вечер. Он заблудился и попал в деревню на святочные посиделки.
Мы будем гадать страшным гаданьем, — сказал мне на ухо парень, — закляв нечистого на воловьей коже. Меня уж раз носил он на ней по воздуху, и что видел я там, что слышал, — примолвил он, бледнея, — того… Да ты сам, барин, попытаешь все.
Я вспомнил, что в примечаниях к «Красавице озера» («Lady of the lake») Вальтер Скотт приводит письмо одного шотландского офицера, который гадал точно таким образом, и говорит с ужасом, что человеческий язык не может выразить тех страхов, которыми он был обуян. Мне любопытно стало узнать, так ли же выполняются у нас обряды этого гаданья, остатка язычества на разных концах Европы.
Во время страшного ритуала главному герою явился незнакомец — то ли человек, то ли нечистая сила. События развивались стремительно: поступки, на которые у героев раньше не хватало мужества, убийства, преследование и снова роковая встреча. Как и во многих традиционных «страшилках», в конце герой понял, что все это было просто страшным сном.
Николай Гоголь. «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Вий»
Николай Гоголь был настоящим знатоком страшных историй. Его первая большая книга «Вечера на хуторе близ Диканьки» поразила современников. Пушкин писал о ней: «Вот настоящая веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности». Из восьми повестей сборника семь представляют собой по форме бывальщины, которые пересказывает пасечник Рудый Панько. Перед читателями оживают русалки, колдуны и черти, описанные не со страхом и трепетом — что было бы обычно для фольклора, — но с юмором, а иногда и поэтически возвышенно.
Левко посмотрел на берег: в тонком серебряном тумане мелькали легкие, как будто тени, девушки, в белых, как луг, убранный ландышами, рубашках; золотые ожерелья, монисты, дукаты блистали на их шеях; но они были бледны; тело их было как будто сваяно из прозрачных облак и будто светилось насквозь при серебряном месяце.
Николай Гоголь, отрывок из повести «Майская ночь, или Утопленница»
К повести «Вий», которая вошла в сборник «Миргород», Гоголь оставил комментарий: «Вся эта повесть есть народное предание. Я не хотел ни в чем изменить его и рассказываю почти в такой же простоте, как слышал». Вия — фольклорного персонажа, которого считали предводителем гномов и духом преисподней, — Гоголь описал так:
…Ведут какого-то приземистого, дюжего, косолапого человека. …Длинные веки опущены были до самой земли. С ужасом заметил Хома, что лицо было на нем железное.
— Подымите мне веки: не вижу! — сказал подземным голосом Вий — и все сонмище кинулось подымать ему веки.
Иван Тургенев. «Бежин луг»
Известность пришла к Ивану Тургеневу в конце 1840-х годов, когда в журнале «Современник» стали выходить рассказы из цикла «Записки охотника». Михаил Салтыков-Щедрин считал, что они «положили начало целой литературе, имеющей своим объектом народ и его нужды». Тургенев с таким состраданием описал в «Записках охотника» тяжелую жизнь крестьян, что цензора Владимира Львова, который пропустил рассказы к печати единым изданием, уволили без права пенсии по личному распоряжению Николая I.
В произведении «Бежин луг», которое входило в цикл, Тургенев собрал целую коллекцию быличек и бывальщин. Их по сюжету пересказывают у ночного костра мальчишки-пастухи. В рассказ вошли страшные истории про водяных и русалок, домового и призрак умершего барина.
Там не раз, говорят, старого барина видали — покойного барина. <…> Его раз дедушка Трофимыч повстречал: «Что, мол, батюшка, Иван Иваныч, изволишь искать на земле?»
— Он его спросил? — перебил изумленный Федя.
— Да, спросил.
— Ну, молодец же после этого Трофимыч… Ну, и что ж тот?
— Разрыв-травы, говорит, ищу. — Да так глухо говорит, глухо: — Разрыв-травы. — А на что тебе, батюшка Иван Иваныч, разрыв-травы? — Давит, говорит, могила давит, Трофимыч: вон хочется, вон…
Одному из юных пастухов привиделся леший — звал его из реки голосом утонувшего приятеля. Конечно, мальчики посчитали такое видение дурной приметой. И как оказалось, не зря: по сюжету, герой погиб в том же году.