Тридцать один Ученик - Смеклоф Роман - Страница 85

• Предыдущая
• 85/93
• Следующая

Я повторил. Гриб запульсировал, отвечая на каждое слово и разгораясь малахитовым огнём.

— Неправильный объединяющий камень, — пробормотал голем.

— Соединяю свою жизнь и дух с духом учителя!

Гриб под ладонями потеплел.

— Мы станем неразделимы! Его жизнь — моя жизнь. Его дух — мой дух! — бубнил Оливье.

Я замялся. Камень размягчился и пальцы проваливались в шапку гриба, липли и чесались.

— Повторяй! — приказал дядя.

Но я хотел только оторвать руки от объединяющего камня. Тянул, тянул, но ладони будто приклеились к грибу.

— Непредвиденная магическая активность! Высокий всплеск отрицательной энергии! — панически закричал Евлампий.

— Повторяй за мной! — не обращая внимания на голема, велел Оливье.

— Не хочу! — заорал я.

— Повторяй, ученик.

— Нет.

— Ты не оставляешь мне выбора! — рявкнул дядя.

— Что вы творите! — завопил голем, переходя в боевую форму.

Я дёргался, но руки вросли в шляпку гриба.

Оливье вытянул чёрный платок и набросил на Евлампия. Заскакали россыпи искр. Голем дико взвыл и больше не двигался.

— Надоел, — прохрипел дядя и приставил мне саблю к горлу. — Не будешь повторять, отрежу башку, — предупредил он.

Я всхлипнул.

— Мы неразделимы! Его жизнь, моя жизнь. Его дух, мой дух! На веки вечные! Его дух и тело!

Я повторил.

— Нас разделяет одно слово. Когда учитель позовет «Волчонка», я уйду в междумирье, а он станет мною.

Я сказал всё до последнего слова.

— Видишь! — обрадовался дядя. — Как оленя в тесте приготовить! А ты боялся!

— Что-то сссо мннной? — еле выговаривая слова, из-за бившей дрожи, спросил я.

— Сущая ерунда, — ощерился Оливье. — Забрал твоё тело! Я хранитель вкуса, крысёныш! Я бессмертный дух! Ты уничтожил мою репутацию. Я не приготовлю даже жалкого супа в моряцком притоне. Ты осквернил мою оболочку, и за это, я заберу твою!

— А как же я? Мой дух? — завизжал я.

— Будет вечно бродить в междумирье среди других теней! — пожал он плечами. — Ты виноват, что я остался без ремесла. Предупреждал, что за всё придется платить, и ты заплатишь, — он спрятал саблю в ножны и равнодушно глянул на меня. — Не огорчайся, твоё тело послужит тридцати мирам.

Я захлюпал носом.

— Да будь ты оборотнем, а не беременной феей! — брезгливо бросил дядя. — Сто лет, а до чего вы докатились! Всё вернётся туда откуда началось, попадёшь в междумирье и когда-нибудь снова провалишься внутрь источника магии! Радуйся! Никаких мучительных превращений. Тишина и вечный покой. Побудь пока здесь, подумай о жизни, а я передохну, — он хлопнул меня по плечу. — Завтра ответственный день.

Стащив с голема платок, Оливье запихал его в бездонную сумку и пошёл к выходу из хранилища.

Я склонился над объединяющим камнем, прижавшись лбом к рукам. Не хочу в междумирье к жутким хранителям. Разогнувшись, я упёрся ногами в основание гриба и потянул. Бесполезно. Руки застряли намертво.

Свадебные ритуалы, да? Если голем очнётся, я его убью!

— Что со мной? — простонал Евлампий.

Я зло уставился на обескуражено вертящего башкой голема.

— Что тебе будет каменный истукан, — рыкнул я.

— А тебе? — закричал Евлампий. — Тут что шабаш чернокнижников был, от тебя за милю смертью разит!

Я со всей дури потянул руки, но камень держал крепко накрепко.

— Это потому, что меня убили!

— Ты потерял рассудок! — догадался голем. — Мы найдём знахаря…

— Он скажет одно издевательское слово, и я умру, а он заграбастает мою шкуру! Из-за тебя Дарвин проклят, а умру я!

— Так вот для чего завещание, — будто не слыша меня, потёр подбородок Евлампий. — Ему запретили готовить, и он влезет в твоё тело, чтобы опять взяться за старое!

— Плевать! — закричал я. — Ты понимаешь, что я исчезну?

— Да, да, да, — согласился голем.

— Как же, понимаешь, — прошептал я. — У тебя собственной-то жизни нет.

Опустив лицо на руки, я постарался сосредоточиться. Что делать? Как остаться в живых?

— Ты прав, — дрогнувшим голосом ответил Евлампий. — И никогда не было. Меня создали, чтобы служить магам. Я даже возразить им не могу. Ты всё время жаловался на ошейник, а я даже пожаловаться не могу. Любой маг скажет: «Заткнись!», и я покорно закрою рот. Каково? А! Я ничто! Безмолвный раб! Пустое место! А у меня есть сердце! — он сорвался на крик. — Оно болит, как живое…

— Я умру, — пробормотал я.

— Мне очень, очень жаль! Ты единственный не смотрел на меня сверху вниз. Говорил со мной на «ты», как с равным. Я хочу помочь, — просительно протянул Евлампий.

— Так помоги! — не глядя ответил я.

— Я что-нибудь придумаю, — пообещал он.

Думай-думай. Только и остаётся, что думать.

Я долго смотрел на тёмные шкафы у стены. Одна из дверей слетела с петель, и на выглядывавших с полок книгах лежал толстый слой грязи и пыли. Угол шкафа затянуло бахромой старой паутины.

Я повернулся. Руки налились тяжестью и начинали болеть.

Пол тоже покрывала пыль с отпечатками сапог. Я печально вздохнул. Скоро от меня останутся только следы в грязи. Сглотнув подступивший к горлу ком, я вспомнил о символе свободы. Валяется где-то здесь, среди никому не нужного мусора. Брошенный и забытый. Такой же, как я.

Почему я? Не хочу умирать. Вздохнув, я перевел взгляд. Шкафы стояли на кривых ножках в виде уродливых, скрюченных карликов. Дерево потрескалось от старости, избороздив их противные лица. Рты удлинились, щепки торчали, как клыки. Глаза ввалились, как у мёртвых, а сколы на щеках выдавали ядовитую Вишнустанскую лихорадку от которой нет лекарства.

Я вспомнил про зов. Повернул голову вправо, влево, вверх и вниз, и со всех сил зажмурился. Ну где же вы? Спасите! Пожалуйста. Я сглотнул, еле слышно пробормотав:

— Помогите.

Но никто не ответил. Глаза открылись сами собой. Я посмотрел на руки, скрестить не получится. Вздохнув, я перевернулся, устраиваясь поудобнее.

— Никогда долго не задерживался дома, —

• Предыдущая
• 85/93
• Следующая