Фамильная реликвия - Сапцина Ульяна Валерьевна - Страница 26
- Предыдущая
- 26/41
- Следующая
– Рад приветствовать вас в Торн-Холле, мисс Стюарт. – Гарри поспешил к машине.
– Спасибо, – ответила Кейт.
Кейт была твердо уверена, что чудом оказалась на седьмом небе. Она поднялась вслед за Уильямом по широким каменным ступеням к массивной двери. Открыв дверь, Уильям пропустил гостью в холл – «большой холл», так он назвал его, попутно посвящая Кейт в тонкости архитектуры. Кейт безуспешно старалась удержать рот закрытым, ступая по полам из черного и белого мрамора. Светлые каменные стены поднимались на высоту двух этажей, широкая лестница взбегала к балкону. Повсюду висели портреты, а над дверями и камином вились резные гирлянды плодов, среди которых мелькали херувимы.
– Справа столовая для официальных приемов, а за ней – утренний салон, – Уильям указал на двустворчатую дверь, за которой виднелись желтые стены. – Прямо впереди – большая гостиная и длинная галерея. Слева – библиотека и кабинеты. – Взглянув на Кейт, он снисходительно улыбнулся. – Не волнуйтесь, заблудиться здесь невозможно. В 1949 году, после второй мировой войны, дом был перестроен и стал гораздо удобнее и практичнее.
– Мне кажется, что я перенеслась в прошлый век. – Род-Айленд остался где-то далеко, в другом времени. Безработная программистка никогда даже не мечтала оказаться рядом с герцогом среди резных купидонов.
Чувство нереальности происходящего усилилось, когда Уильям повел Кейт вверх по каменной лестнице, мимо портретов своих предков, изображенных вместе с лошадьми, собаками и оружием. На портретах попадались приятные лица, но большинство прежних обитателей поместья выглядели так, словно они воспринимали свои титулы слишком серьезно. Верхний этаж был разделен на восточное и западное крылья. Уильям свернул в западное, объяснив, что комнаты восточного крыла занимают только Питти во время приездов в поместье и гости, съезжающиеся на праздники.
– Сколько же здесь комнат?
– Десять. – Уильям шагал по длинному коридору, стены которого были выкрашены в цвет слоновой кости. Бледно-зеленый ковер с желтым цветочным рисунком приглушал звук шагов. – Мои комнаты находятся в конце коридора. – Он открыл первую дверь с правой стороны. – А это – самая большая из комнат для гостей. Надеюсь, здесь вам будет удобно. – Уильям щелкнул выключателем, и комнату озарил свет лампы на тумбочке у кровати.
– По-моему, она великолепна, – сумела выговорить Кейт, шагнув внутрь. Стены цвета слоновой кости и желтый ковер делали комнату просторной и светлой – она словно купалась в солнечных лучах. Кружевные шторы закрывали окна по обе стороны от двуспального ложа с кружевным покрывалом под цвет штор. Столь изысканная комната достойна королевы, решила Кейт. Гарри принес ее сумки и поставил на пол возле шезлонга, обитого ситцем.
– Если вам что-нибудь понадобится, позовите миссис Гудфеллоу, – Уильям указал на ряд кнопок в стене над постелью и взглянул на часы. – Уже почти восемь. Я узнаю, когда будет готов ужин, но подозреваю, он уже ждет. Вы проголодались или прежде хотите освежиться?
– Дайте мне десять минут, – попросила Кейт. За десять минут она надеялась убедить себя в том, что все происходящее отнюдь не сон. А удостовериться в реальности происходящего ей было необходимо – особенно когда она увидела подлинник Мане, висящий над кроватью вишневого дерева.
– Я постучу к вам, – пообещал Уильям и вместе с Гарри направился к двери. На пороге он помедлил и оглянулся. – Вы не боитесь собак?
– Обычно – нет.
– Вот и хорошо. – Он вышел, закрыв за собой дверь и оставив Кейт одну в элегантной желтой комнате. Одна из трех ее дверей вела в просторную ванную, отделанную в белых и золотистых тонах, за двумя другими оказались пустые стенные шкафы. Одежды Кейт не хватило, чтобы даже наполовину заполнить один из шкафов. Она умылась холодной водой, освежила макияж и приказала урчащему желудку вести себя прилично. Всему виной нервы, решила она. После визита к Лонгмайру ей ни на минуту не удавалось успокоиться.
Проснувшись сегодня утром, она запланировала посетить музей Виктории и Альберта, но чуть позже выяснилось, что она носит на груди бесценный алмаз, а теперь ей предстояло переночевать в Торн-Холле под подлинником Мане. Кейт несколько раз глубоко вздохнула. Причин для волнения у нее более чем достаточно.
Присев на край кровати, она потерла ладонью лоб. То, что она оказалась владелицей броши стоимостью четыреста тысяч долларов или очутилась в особняке трехсотлетней давности, – не главное. Беда в том, что она чуть не влюбилась в Уильяма Ландри. А может, уже влюбилась. Если завтра она уедет отсюда, ее гордость не пострадает. Если будет осторожна, Уильям ни за что не догадается, что ошеломленная туристка-американка влюблена в него. Решено: надо держаться холодно и вежливо, насладиться осмотром поместья, в меру восхититься портретом герцогини с брошью и завтра же вернуться в Лондон – может быть, поездом.
Никто никогда не узнает, что за время пребывания в Лондоне она успела влюбиться в герцога. Такой нелепости все равно никто не поверит.
Кейт понравилась миссис Гудфеллоу – Уильям сразу понял это, увидев, как толстушка экономка хлопочет вокруг гостьи, подкладывая ей щедрые порции ростбифа и йоркширского пудинга. Гарри подмигнул ему в коридоре, безмолвно выражая одобрение в адрес неожиданно нагрянувшей гостьи. Два спрингер-спаниеля пытались лизнуть ей руку и поскуливали, требуя внимания, а крошечная беспородная собачонка, подобранная миссис Гудфеллоу прошлым летом, виляла хвостом и пыталась положить лапки на сиденье ее стула, пока Гарри не вывел собак из комнаты.
Похоже, Кейт не прочь приласкать собак, заметил Уильям. Она не замечала суматохи, которую вызвал в Торн-Холле ее приезд. Миссис Гудфеллоу сервировала стол лучшей посудой, украсила его серебряной вазой с нарциссами, словно сама королева соизволила поужинать в столовой, отделанной Генри Холландом в 1788 году. Серебро блестело повсюду. Кейт сидела слева от Уильяма, за серебряным подсвечником с тремя свечами.
Заметив приколотую к свитеру Кейт брошь, миссис Гудфеллоу чуть не выронила блюдо с мясом.
Уильям поспешил поддержать ее, лишив таким образом собак самого роскошного и обильного пиршества в жизни, подхватил серебряное блюдо и поставил его на стол.
– Благодарю вас, – пробормотала миссис Гудфеллоу, изумленный взгляд которой спрашивал: «Что здесь происходит, Уилли?»
Уильям сделал вид, что ничего не заметил.
– Стол чудесно выглядит. Вы превзошли саму себя.
– Звонила ваша бабушка и предупредила, что вы привезете особую гостью. – Экономка отступила от стола, улыбаясь Кейт. – Она просила как следует подготовиться к вашему приезду.
– Все замечательно, – заверила ее Кейт и в подтверждение своих слов с энтузиазмом взялась за вилку. Когда миссис Гудфеллоу вышла, Кейт перевела взгляд на портрет, висящий над камином. – Полагаю, это и есть доказательство?
– Какое доказательство?
– Тому, что брошь принадлежит вашей семье.
– Трудно представить себе два настолько похожих украшения, верно?
К ниспадающему мягкими складками белому платью первой герцогини была приколота крупная брошь. Венок, сплетенный из цветов, украшал ее темные кудри, на лице играла милая улыбка. Уильям никогда не сетовал на то, что ее портрет висит в столовой.
– Да. Вы уверены, что никто из женщин рода Ландри не уезжал в Штаты? Может быть, брошь принадлежала ей и она могла распоряжаться ею как угодно?
Уильям пожал плечами.
– Сомневаюсь. Питти перерыла все старые дневники. Вы еще не простили меня?
– За что именно?
Уильям так и не понял, дразнит его Кейт или говорит серьезно.
– А разве я провинился перед вами несколько раз?
– Прежде всего, вы обманули меня у Тауэра, скрыв ценность броши и сделав вид, что разыскивали меня потому, что…
– Я приношу извинения за сегодняшний день. Понимаю, новость потрясла вас.
Кейт кивнула в сторону портрета.
– Я прощаю вас. Теперь мне понятно, почему ваша бабушка хотела, чтобы я увидела этот портрет. Моя брошь раньше явно принадлежала герцогине.
- Предыдущая
- 26/41
- Следующая
