Элита элит - Злотников Роман Валерьевич - Страница 23
- Предыдущая
- 23/75
- Следующая
Налет кончился так же внезапно, как и начался. Вот вроде еще мгновение назад метались по небу злобные твари с крестами на крыльях, поливая улицы и дома тяжелыми струями свинцовой смерти, а потом вдруг исчезли, напоминая о себе только затихающим вдалеке гнусным воем моторов. Несколько минут ничего не происходило, как будто люди сразу не поверили, что все это внезапное пиршество смерти кончилось, и на этот раз – пронесло, а затем деревня начала потихоньку оживать.
Вилора очнулась от того, что молоденький парнишка-санитар тихонько тряс ее за плечо.
– Товарищ лейтенант, а товарищ лейтенант. Там это… вас замначлеч требует. Срочно.
– А-а? – Вилора отпустила голову Лиды, которую прижимала к своей груди, и недоуменно посмотрела на санитара. Как, она еще жива?
– Товарищ лейтенант, он очень требует, – вновь настойчиво повторил санитар.
– Иду.
Вилора начала подниматься, но вдруг замерла. А как же Лида? Как же?.. Что же ей…
– Так вы начет товарища лейтенанта не беспокойтесь, – правильно расценив ее нерешительность, заговорил санитар, – мы уже того… собираем всех. Товарища военврача второго ранга вон уже отнесли. Товарищ замначлеч приказал мертвецкую в омшанике на заднем дворе сделать.
В конюшнях Вилора объявилась через три минуты. Еще в дверях, услышав голос Подушного, она почувствовала, что у нее задрожали губы. Ну хоть кто-то живой, а то все умирают и умирают у нее на глазах. И хотя санитар говорил ей о том, что Кирилл Петрович не только жив, но и вовсю распоряжается, до тех пор пока она не услышала его голос своими ушами, эта информация оставалась для нее совершенно абстрактной.
– Кирилл Петрович!
– А, Сокольницкая… бегом сюда, в операционную!
Вилора вбежала внутрь и испуганно остановилась. Кирилл Петрович лежал на столе со снятыми штанами, а рядом хлопотала Сима, операционная сестра.
– Кирилл Петрович, что с вами?
– Видишь, зацепило. Ну ты не стой столбом, не стой. Быстро готовься к операции. Рана-то пустяковая, но пуля застряла очень неудобно. Надобно извлечь. А то сейчас поток раненых пойдет, а у нас хирургов-то – ты да я, да мы с тобой. А я, если пулю не извлечь, хирург никакой.
– Кирилл Петрович, так мне же Ольга Порфирьевна запретила в операционную…
– Кончились те запреты, Вилора, – вздохнул Подушный…
Первый день Вилора запомнила только урывками. Раненые начали поступать, еще когда она возилась с Кириллом Петровичем. Вернее, несколько человек было и раньше, но то были свои, из санбата или артдивизиона, а потом пошли подводы из полков. Еще два или три раза были налеты, но Вилора пряталась в погребе всего однажды. Во время остальных она не могла прервать операцию. Потом налеты прекратились. Похоже, настоящей целью авиации все-таки был артдивизион, и как только артиллеристы покинули деревню, самолеты немцев потеряли к ней интерес.
Когда Вилора очередной раз сделала последний стежок и, разогнувшись, хрипло бросила: «Следующий», – кто-то положил руку ей на плечо. Вилора обернулась. Это был Подушный.
– Все, Сокольницкая, все, девочка моя. Пока конец. Иди-ка ты перекуси, а то еле на ногах держишься. Баба Устинья там славного борщеца наварила. Все уже поели, только для тебя чугунок в печи держит.
Баба Устинья верховодила среди местных кухарок.
– А-а… раненые?..
– Всех, кому требовалась немедленная операция, мы с тобой обиходили. Остальные – завтра.
Выйдя из операционной, Вилора стянула маску, перчатки и рухнула на топчан в процедурной. Все тело ломило, в висках стучало, голова была как в тумане. Она сидела так, пока ее не окликнули:
– Вилора!
Девушка подняла голову. Прямо перед ней стояла Сима с дымящейся миской и ломтем хлеба с салом.
– Вот, поешь.
Вилора кивнула и попыталась благодарно улыбнуться. Вышло не очень. Она потерла виски.
– Голова болит? – спросила Сима.
– Что-то в висках стучит.
Сестра качнула головой:
– Это не в висках. Это канонада.
– Наши?
Сима отрицательно кивнула.
Вилора носом втянула парок, поднимающийся от миски, и тут на нее накатил дикий голод, аж в животе засвербело. Она торопливо сцапала миску, пересела к столу и, размешав плавающую в самой середке лепешку сметаны, торопливо зачерпнула ложкой, одновременно впиваясь зубами в здоровенный, в два пальца толщиной, бутерброд из черного домашнего хлеба с толстым ломтем сала.
Наевшись, Вилора тщательно вымыла руки, умылась и, стянув халат (Боже мой, она ела прямо в халате! Да профессор Таунберг, преподаватель по специальности, за такое бы точно убил!), вышла на улицу.
Уже стемнело. Двор был заполнен людьми, большая часть которых щеголяла белеющими в темноте повязками. И несмотря на то что большинство из них были молодыми парнями, которые еще вчера точно начали бы перешучиваться и заигрывать с Вилорой, сейчас никто не обратил на нее внимания. Одни сидели кружком, другие в одиночку. Молча курили или тихо переговаривались.
Вилора прислушалась. Канонада громыхала не только впереди, но и где-то южнее и даже немного восточнее. Чуть ли не у Кобрина.
– Как там? – тихо спросила она раненого, молча сидящего на поленнице у стены с горящей папиросой, про которую он вроде как забыл. Во всяком случае, за ту минуту, что Вилора стояла рядом с ним, он не сделал ни одной затяжки.
– Говорят, немецкие танки уже на окраинах Кобрина.
– А как наши?
Раненый пожал плечами.
– Не знаю. Минск бомбили. И Киев. А еще в двенадцать Молотов выступал. С заявлением. Вероломно, дескать, напали! – Солдат зло скрипнул зубами: – Вероломно… А куды вы, мать вашу, смотрели-то? На что вы годны-то, если немец вас так объегорил? Чего в начальники-то лезли? А теперь из-за вас людям смерть принимать?..
– А ну отставить паникерские разговоры! – раздался откуда-то звонкий голос.
Вилора обернулась. К ним подходил высокий офицер со знаками различия старшего политрука на петлицах. Его левая рука была подвешена на косынке из бинтов, обернутой вокруг шеи.
– Кто это тут панику разводит? – строго продолжил он. – Как фамилия? Из какого подразделения?
– А нету боле моего подразделения. Полегли все – весь второй огневой взвод. Один я остался. Да и то ненадолго с такими-то начальничками! – зло огрызнулся раненый, выбросил недокуренную папиросу, поднялся с поленницы и двинулся в сторону риги, где были оборудованы палаты для самых тяжелых, вчера еще пустовавшие.
Старший политрук проводил его сердитым взглядом, но остановить не решился, вместо этого развернулся к Вилоре.
– А вам, товарищ лейтенант, следует такие разговоры жестко пресекать. Не то я немедленно доложу в особый отдел, что у вас в медсанбате культивируются панические настроения.
Вилора отчего-то подумала, что этот старший политрук не из кадровых. Очень уж резануло слух не слишком привычное в лексиконе военных словечко «культивируются». И как-то отстранение задумалась, кем он был в той прошлой гражданской жизни. Учителем? Или инструктором райкома?..
– Вам понятно?
Вилора вздрогнула.
– Так точно, товарищ старший политрук.
– Да что ж ты к человеку пристал, злыдень? – послышался из-за ее спины голос санитарки бабы Нины. – Не видишь: девонька еле живая. Шестнадцать часов у операционного стола отстояла. Эвон твою руку кто, думаешь, зашивал? А ты ей тут политинформацию заместо отдыха устроил!
Старший политрук недоуменно уставился на санитарку.
– Так это что… она – хирург?!
– Она-она, – закивала головой баба Нина. – А давай-ка, девонька, ложись. Я тебе в процедурной постелила.
– Баба Нина, да я лучше у себя…
– У тебя негде, девонька. В вашу с Лидой-покойницей, царствие ей небесное, избу бонба попала. Бурелом один да угли остались.
Вилора несколько мгновений переваривала новую потерю, затем выбросила ее из головы и покорно двинулась в сторону процедурной, едва не вывихнув челюсти в отчаянном зевке. После сытного ужина и нескольких глотков свежего воздуха, после душной и провонявшей дезинфекцией операционной неудержимо потянуло в сон.
- Предыдущая
- 23/75
- Следующая
