Лилея - Чудинова Елена В. - Страница 49

• Предыдущая
• 49/96
• Следующая

Ан Анку же все не было - надо думать, он отволакивал тело подальше от людских глаз и на поживу хищным птицам.

Только когда от крови не осталось следа, Катю перестал колотить заметный издали озноб.

- Не осталось ли и для меня капли сидра, милые дамы и девицы? - виновато улыбнулся де Лекур. - Что-то я все никак не стряхну усталости. Расселась оная у меня на загривке, ровно карлик из сказки.

- Мудрено, коли Вы скакали от шато де Латт, - отозвался господин де Роскоф, меж тем, как Нелли поспешила подать приезжему стакан. - Не благодарю Вас, Вигор, что Вы спасли мне жизнь - такие пустяки уж давно меж нами всеми не в счет. Но благодарю за то, что не расстался я с жизнью напрасно. Ну да что там. Дадим себе сегодня отдых у сего очага, друзья мои, а утром выступим в путь. Все ж таки Роскоф под властью санкюлотов, хоть они здесь и робки. Утро вечера мудреней - утром и станем думать, где искать дитя.

- До мыса Фрэель нам водою не пройти, - рассказывал Вигор де Лекур, ловко разбираясь со снастями. - Близ Трегастеля кружит эскадра стервятников.

- Тогда высадимся под Лоньоном, - решил де Ларошжаклен.

Кусок грубой серой ткани рвался из рук троих молодых мужчин, оживленный порывистым ветром, хлопая так, что звенело в ушах, и все ж покорялся, уступал, вставал так, чтоб принять ветер не по-своему, а по воле людей.

- Вот чего не умела сроду, так под парусом ходить, - пробормотала Катя. - Право научусь, дал бы Бог назад воротиться. Есть места, где много наших морячат.

- Катька, а ты где вообще была, когда от нас весточку получила? - спросила Нелли, нето, что вдруг, но вить вправду прежде в голову не вспало.

- Да в уграх, не знаю, как это по-вашему.

- Ну города хоть какие там, или города у тебя тож по-своему?

- Город там по разному кличут, с какой стороны глядеть: то Будою, то Пештом.

- А, так угры твои - венгерцы, - Нелли с наслаждением ощутила, как полетело вдоль бурых скал легкое суденышко: не хуже гоэлана! Родной Роскоф оставался позади, скорей всего навек. Но горевать о том было не ко времени.

- Угры не мои, не по нраву они мне пришлись, да делать нечего, - Катя тоже наслаждалась быстрым ходом ялика, добытого у кого-то в Роскофе Ан Анку. Парашу же, меж тем, часа через полтора укачало: сидела она бледная в зелень, с силою комкая в руках платок. И то - быстрый кораблик нисколь не напоминал ту пассажирскую неповоротливую и покойную лодку, в коей добирались они до Шалона.

- Догадываюсь, не зряшно провели Вы месяц в разведках, - говорил меж тем господину де Лекуру господин де Роскоф. - Но было ль время удоволить стариковские мои капризы? Не обижусь, коли не было.

- Я тщился порадеть любопытству ученого, - весело сверкнул синими своими глазами де Лекур. - К тому ж приметы, не касаемые до нужд войны, укрепляют меморию. Помню, о чем просили Вы наблюдать, но, наблюдаючи, случаем наткнулся я на иное. На не разбери поймешь что, если сказать по чести.

- Но есть ли уверенность, что сие не разбери поймешь не касается нужд военных? - встрепенулся де Ларошжаклен.

- То-то и есть, что не знаю. Крестьяне говорили, что по нашей Бретани странствуют какие-то путники. Не наши. Но при том - не синие ни в коей мере. На одной ферме под Динаном они помогли мужикам отбиться от синих. При чем, как мне сказывали, не без колдовства. Ну да у нас народ известно, плюнуть не может, чтоб в колдуна не попасть.

- В Бретани не может быть сейчас ничьих, - процедил сквозь зубы де Ларошжаклен. - Не художники ж виды зарисовывать прибыли? Смешно.

Нелли вспомнила вдруг вовсе вылетевшее из памяти путешествие в почтовом экипаже. Странный случай с тем, как не могла она поднять глаз… Рассказать? Глупо уж больно выйдет. Пустое.

- Ладно, друзья, - сказал господин де Роскоф. - Любой научный сухарь, не я один, скажет, что коль мало пищи для размышления, то и размышлять дело гиблое. Авось мы еще услышим о сих, тогда и прояснится.

Больше разговоры о делах не шли. Спустя какое-то время господин де Роскоф стал вдруг рассказывать подругам о короле Святом Людовике, впрочем, вскоре выяснилось, что многого из его рассказов не знают и находившиеся в лодке соотечественники оного короля. Зачем вспал свекру на ум Людовик, а не другой какой король, Нелли не знала, верно случайно, но об сем короле слушала она не с меньшей охотою, чем слушала бы о любом другом - господин де Роскоф был превосходным рассказчиком, картины прошлого в его устах оживали.

Со слов свекра воображала она двенадцатилетнего мальчика, что обогнал поезд матери на резвом иноходце. Вот уж видны впереди башни Монпелье, сулящие скорую встречу с отцом. Что за всадник несется карьером навстречу? В нем издалека виден знатный человек, только отчего ж он - дородный, немолодой, судя по посадке, в подбитом куницами парчовом плаще - скачет без свиты? Всадник приближается. Да это же канцлер Герен!

Герен несется, не разбирая дороги по ноябрьской грязи, он поравнялся с мальчиком, не заметив его, почти проскочил мимо.

«Мессир Герен!» - громко окликает его Людовик.

«Боже Милосердный!! - Герен еле удерживается в седле. - Вы…Вы здесь!»

«Что случилось, мессир Герен? - в тревоге спрашивает ребенок. - Я здесь с матушкою, она решила ехать вместе с нами к отцу».

«Я спешил к Ее Величеству… - Лицо Герена, оказывается, залито слезами. - Но это перст Провидения, что первым я вижу Вас… Вас… Государь!»

- Весть о внезапной кончине короля Людовика была слишком невыносима для королевы Бланки, - словно бы размышлял вслух господин де Роскоф, вглядываясь в морскую даль. - Рассудок ее затмился, отказываясь принять страшное известие. Боялись, что она наложит на себя руки, такому неистовому отчаянью предавалась сия молодая еще женщина. Однако ж не прошло и суток, как королева Бланка взяла себя в руки. Мать-регент при малолетнем сыне, а муж, похоже, отравлен альбигойцами. Ересь вот-вот поднимет голову вновь, что ей бояться женщины и дитяти? А смута и измена? Они уж на пороге! У королей не часто есть досуг на страдание! Из голубицы - супруги и матери - в одни сутки превратилась она в тигрицу, бесстрашную и беспощадную. Жестокая метаморфоза! Но сие надобно было ради жизни детей ее и в равной мере ради священного монархического установления.

- Однако ж тигрицею королева Бланка была порою не только с врагами, - улыбнулся де Ларошжаклен. - Жалею я об юной влюбленной чете - короле Людовике и королеве Маргарите! Куда ж годится, чтоб царственные супруги целовались тайком на лестнице меж верхним и нижним жильем, а слуги сверху и снизу стерегут, чтоб подать знак, если матушка вдруг соберется проверить - в своих ли покоях король, в своих ли покоях королева?

- Мужчина может быть мягок и суров вместе, но не женщина! Она вся - сталь, либо вся - воск! Будь Бланка воском - разве состоялся бы сам щасливый брак Людовика и Маргариты? Милые дети понимали это и слушались королевы-матери. Если королеве мнилось, что день слишком постный, они не делили супружеского ложа. Но уж хотя бы пошептаться вдвоем, сидя в темноте на ступенях, хотя бы обменяться невинным поцелуем! Разве маленькие сии секреты не разжигали только юную их любовь? Полно, им и вправду рано было давать волю! Женщине трудно любить свекровь, но королева Маргарита питала к матери мужа неподдельное уважение.

- Но помните, что сказал Жуанвиль? - живо возразил Вигор де Лекур.

- Еще б не помнить сего! - гневно бросил господин де Роскоф. - «Вправду говорят, мадам, что все женщины - лицемерки! Вы покойную вовсе не любили, а теперь заливаетесь слезами!» Негодник воспользовался тем, что король лежит больным от горя, и не может защитить жены! Ах, этот ничтожный Жуанвиль, воистину он сам наказал себя так, что трудно было бы пожелать ему больше. Столько лет жить средь высочайших душ и сердец эпохи, бок о бок, и ничего в них не понять! Но заметим, какую великолепную отповедь дает наглецу королева. Она не сочла уместным оправдываться - стоил ли невежа того, чтоб объяснять, сколь тяжело на душе, когда уходит тот, кого, быть может, не умел простить, каким укором оборачивается в этот час собственная нелюбовь. «Я плачу о великом горе моего мужа, - говорит она. - А еще о том, что дочь моя Изабелла, находившаяся под заботливою опекой бабушки, сейчас осталась под покровительством мужчин!» Воистину, одной фразою она защищает весь свой пол! Сей упрек и ныне каждому из нас стоит примерять на себя. Времена сменились, но не мы, столь же неделикатные и грубые. Сколь часто и мы не умеем понять великодушных движений женского сердца!

• Предыдущая
• 49/96
• Следующая