Бог сумерек - Глуховцев Всеволод Олегович - Страница 27

• Предыдущая
• 27/50
• Следующая

Бош качнул головой.

— Н-да… Скажи мне кто, что какой-то лох Стингера с одной пули завалит… разве поверил бы?

— Ну, он не лох, — с глубоким убеждением возразил Перец и снял очки. Глаза у него были поразительно светлые, почти белые, рыбьи какие-то. — Не лох… Два жмурика в секунду — это тебе не палец обоссать… А Максу он видал, как влепил? Какой монокль вместо глаза сделал?.. То-то.

— Да уж. — Боша аж передернуло от воспоминаний. — Выходное у Макса в башке как вспомню… Никогда такого не видал. Все мозги вынесло.

— Вот и я о том же, — сказал Перец угрюмо и замолчал.

— Легко мы отделались, — буркнул Бош.

— Реакция. — Перец шумно зевнул во весь рот. — Тренировка…

— Да я не о том. — Бош поморщился. — Вообще легко. Как мы оттуда сорвались, не помнишь, что ли? Два трупа… машина вся в кровище… и выкрутились, шито-крыто.

— Ну, не говори гоп, пока не перепрыгнул. — И Перец опять зевнул. — Что за хрен, раззевался?.. Не говори. А нам с тобой еще прыгать и прыгать. Что впереди ждет?..

Задав себе такой философический вопрос, Перец значительно приподнял брови и полез за сигаретой. Бош, конечно, тоже отвечать не стал. Перец дал сигарету и ему, он взял, прикурил. Глубоко затянулся, выпустил ноздрями дым. И спросил неожиданно:

— Слушай… А Макса как звали?

— Зачем тебе? — Перец нахмурился.

— Да так… Не знаю даже. Он нормальный пацан был.

— Тебе-то что от того?

— Да ничего, говорю! Просто…

— Ну а раз просто, то и знать не надо.

Бош пожал плечами, хмыкнул. Какое-то время мчались молча. Потом Перец кашлянул и поинтересовался:

— А почему ты про Макса только спросил? А про Стингера — нет.

Бош зло скривил рот:

— Ну, Стингер-то вообще не человек был. Так… живность.

Перец бросил налево мгновенный, но внимательный взгляд. Ничего не сказал, затянулся сигаретой. Затем сказал:

— Ясно, — сказал ровно, бесцветно.

Бош не заметил этого взгляда напарника. Он гнал машину, обходя всех то справа, то слева, подрезая и нарушая. Перец покосился вправо, на густую стену леса. Это был лесопарк, служащий как бы естественной границей между северной и южной частями города. Перец выдохнул дым в окно.

— За этим парком, что ли? — рассеянно спросил он.

— Да, — ответил Бош. — Через мост и направо.

Проспект, вместе с трамвайными путями, взлетал на мост над железной дорогой, а за ним разбегался надвое: прямо, с трамваем, и вправо, дорога поуже, куда и надо было убийцам.

Бош выругался: громоздкий троллейбус неспешно катился впереди, загораживая путь. Левее шел плотный поток машин, тогда Бош резко дал по газам, крутанул руль вправо и пронесся, чиркнув правым колесом по бордюру. Машину кинуло перед самым носом троллейбуса, но Бош выправил ее. Они взлетели на мост.

— Когда мы будем… — заговорил Перец… И не закончил фразу. Переднее колесо лопнуло, как выстрелило.

— С-сука! — вскрикнул Бош.

Их швырнуло вправо, Бош судорожно крутил баранку, но это было уже ни к чему.

Радиатор “восьмерки” разнес чугунную ограду моста так, точно она была фанерная.

Машина вспорхнула в воздух легко, как с трамплина, описала дугу и стала падать. С треском лопнули высоковольтные провода, взорвавшись фейерверком искр.

Машина грохнулась на рельсы. Левая дверь от удара распахнулась.

— Андрюха! Андрюха-а! — завизжал в смертельном ужасе Перец, впервые назвав своего тбварища по имени.

Но тот, видимо, в своей жизни грешил меньше, чем Перец. Удар о землю перебил ему шейные позвонки и избавил от кошмара видеть, как летит к тебе твоя смерть, принявшая обличье огромного электровоза.

— …вот и все думы, — закончил Палыч. — Ехать в этот институт, искать Огаркова. Чем скорее, тем лучше.

— Ехать надо, — кивнул Игорь. — Как?

— Это я на себя беру, — вмешался Федор Матвеевич. — У меня такая штука есть — лучше не придумаешь. “Москвич”-фургон, грузопассажирский, будка с окошком. Специально для хозяйства купил. Вот вы в будке и покатаетесь, никто вас не увидит.

— Так, — одобрил Палыч. — А как вы сторожку-то вашу оставите?

Федор Матвеевич успокоительно повел рукой.

— Вопрос отработан. Тут рядом лесничество, так там один мужик, Кузьмич. Ему на бутылку — и он хоть сутки будет сторожить…

На том и порешили. Федор Матвеевич сходил в лесничество, и Кузьмич охотно явился. Аванса ему, правда, не дали, сказали, что весь расчет потом. Он сглотнул голодную слюну, но делать было нечего. Согласился.

Через пятнадцать минут “нелегалы” уже тряслись в будке. Федор Матвеевич, после того как Палыч начал объяснять маршрут, сообразил, где этот институт находится, и сказал, что можно ехать. И поехали.

Палыч с интересом поглядывал в оконце: в таком транспорте он катил впервые. Игорь же по сторонам не глазел, он сидел спиной к боковой стенке фургона, и лицо его было задумчиво, немного печально.

Кореньков заметил это. “Вот холера, — озабоченно подумал он. — Нет, надо его расшевелить!”

— Эй, Игорек, — окликнул он. — Ты что это так по-смурнел?

Игорь улыбнулся одними глазами.

— Думаю, — ответил он.

— Много думать вредно. — Палыч подмигнул. — Не боись, судьба сама вывезет.

— Так я как раз о том и думаю. О судьбе.

— То есть?

— То есть я вспоминаю, как я приехал сюда на теткины похороны. Когда ехал, и мысли не было, что не вернусь обратно в часть. А вот приехал, побыл дома… и понял: все, не поеду. Почему?.. Убей, не объясню. А вот теперь доходит: потому, что я должен был вместе с тобой… и со всеми другими угораздить в эту историю и пройти ее всю, чем бы она ни закончилась.

— Хорошо, хорошо закончится, — поспешил утешить его Кореньков.

В этот раз Игорь улыбнулся по-настоящему.

— Твоими устами, Палыч, только мед пить.

— Выпьем, выпьем мы с тобой, Игорек, меду… — пообещал Палыч и выглянул в окошко. — О! Почти приехали. Почти, почти… Ух ты! — вдруг вскрикнул он. — Что такое… Черт, посмотри, Игорь, какая там кувырк-коллегия на мосту!

Игорь тоже сунулся к стеклу, увидел на дороге к мосту длиннющую автомобильную пробку, неспокойную и раздраженно гудящую клаксонами, причем некоторые машины, разворачиваясь в несколько приемов, спешили выкарабкаться из нее и сворачивали влево, подскакивая на трамвайных рельсах. А на самом мосту была тревожная суета, вспыхивали красные и синие маячки машин милиции и “скорой помощи”.

— Что за притча, — пробормотал Палыч, — авария, что ли?.. Похоже, так.

— Похоже… — протянул Игорь, всматриваясь, — похоже, похоже. Похоже, дело совсем скверное! — Он резко сдвинул стекло в кабину. — Федор Матвеевич! Что там за беда?

— Да вроде как с моста кто-то нырнул, — донеслось из кабины. — Парапет вдребезги, видите?.. И поезд на путях стоит, товарняк.

— Точно, смотри! — Палыч возбужденно схватил Игоря за руку. — Ч-черт, никогда не видел такого. Федор Матвеич! Вы видели…

Он как-то оборвался и замолк. Но Федор Матвеевич этого не засек и отозвался:

— Нет, не видел.

Палыч похлопал глазами. Вид у него был растерянный. Игорь повернулся к нему и сразу увидел это.

— Э, Палыч, ты что?

Тот моргнул и очнулся.

— Да знаешь… — осторожно промолвил он. — Опять близко…

Выразился Палыч, конечно, туманно, но Игорь понял.

— А! Озарило?

— Не совсем, но почти. — Кореньков пришел в себя, потер лицо ладонью.

— Что именно?

— Да не понял. — Палыч вздохнул. — Ясно, что оттуда, а что именно…

— Подъезжаем, — сказал Федор Матвеевич. — Вон аллея.

— Ага… хорошо.

— Я чуть в уголке встану, чтоб не видно было, как вы из будки вылезаете.

— Ну, Федор Матвеевич, вы сами психолог еще тот Палыч, ты ступай один, вдвоем нам там светить не следует.

— Ладно.

Федор Матвеевич действительно скромно пристроился в сторонке, и Палыч выпрыгнул из фургона, пригладил волосы, прихорошился, крякнул и с солидным видом попер к главному входу.

• Предыдущая
• 27/50
• Следующая