Дангу - Глыбин Леонид - Страница 17

• Предыдущая
• 17/67
• Следующая

Где-то здесь должен был быть проход в ущелье Гуранзиль. Спешившись, разбойники принялись за поиски. Через несколько минут торжествующий крик Али возвестил о том, что проход, открытый самим Бадмашем несколько лет тому назад, найден.

Извилистый и полутемный проход длиной около трехсот метров, представлявший собой щель-разлом в скальном массиве, в которую едва втискивалась лошадь, летом совершенно зарастал кустарником, так что обнаружить его, не зная, что он существует, было невозможно. Зимой же снег заваливал его, скрывая от глаз.

Первым в проход, осторожно ведя лошадь под уздцы, вошел Али, за ним двое разбойников, ведшие лошадь со связанным Салимом, затем все остальные. Замыкал колонну Бадмаш. Оглядевшись последний раз, он мрачно усмехнулся, ощупал готовые к стрельбе пистолеты, притороченные к седлу, дернул лошадь за уздцы и скрылся в темноте прохода.

Дангу, миновавший проход в скалах получасом раньше, легко бежал вниз по ущелью вдоль неширокого ручья, неся на плечах обмякшее тело Григория. По едва заметной тропинке он выбежал на укромную поляну, окруженную со всех сторон густым дубовым лесом, и остановился. Это было достаточно безопасное место, но юноша проявлял осторожность, тем более что стремительно развивающиеся события этих дней и неожиданные встречи с ми заставили его удвоить бдительность. Можно было бы устроиться где-нибудь на опушке и затем решить, что делать дальше. Но что-то заставляло Дангу искать еще более безопасное место. Он повернул направо, побежал вдоль опушки, а затем начал взбираться по склону через лес. Скоро поляна осталась внизу, а Дангу поднялся к укромной скалистой площадке, закрытой со всех сторон камнями и густым кустарником. Осторожно положив на землю Григория, он перевел дух, еще раз внимательно осмотрелся, прислушался, потянул носом воздух — нет ли опасности — и обратил все свое внимание на Григория.

Тот был по-прежнему без сознания. Дангу потрогал его раненую, распухшую, как бревно, ногу. Она была горячей. Что делать? В голове юноши проносились вихри мыслей. Он постоял несколько минут, внимательно всматриваясь в бледное лицо ми. Решение пришло быстро. Надо позвать сюда Лхобу! Только она может помочь. Да, да! Он сейчас же пойдет через перевал, найдет Лхобу, свою дорогую ама, и приведет ее сюда. Он знает, что она смертельно боится ми, но он все-таки уговорит ее. Этот ми должен жить. Это добрый ми. В этом Дангу не сомневался.

Дангу быстро нарвал охапку веток, осторожно подложил их под голову Григория, поправил на нем халат, тихонько погладил по лицу пальцем. Потом встал, вложил найденный недавно кинжал в ножны на боку, постоял немного, принюхиваясь, всматриваясь и прислушиваясь, и сделал несколько шагов. В это мгновение сзади раздался слабый, прерывающийся голос Григория:

— Не ух-ходи! Не бросай меня, доб-брый че-ловече! Пом-моги!

Дангу резко обернулся и увидел, что незнакомец протягивает к нему руки. В глазах у ми стояли слезы. Дангу захлестнула волна жалости и необыкновенного волнения. Как объяснить этому человеку, что скоро придет Лхоба и все будет хорошо. Дангу махнул рукой в сторону дальней гряды гор, потом показал на себя, а затем на Григория и улыбнулся. Все будет хорошо!

Внезапно снизу из долины раздалось громкое ржание лошадей. Дангу встрепенулся, по-кошачьи мягко прыгнул к краю площадки и замер среди камней, напряженно наблюдая. Потом обернулся к Григорию, приложив палец к губам. Тот понимающе кивнул, шаря в складках халата: «Где ж пистоль-то мой?»

Загорелая фигура юноши скрылась среди кустарников и деревьев. Надо было выяснить, что происходило внизу.

Уже начало темнеть, когда Бадмаш со своими молодцами расположился бивуаком на Коламарге. Для главаря был быстро поставлен шатер — тамбу; остальные устроились на кошмах. Появились съестные припасы, затрещали, задымили костры, на огне зашипело мясо. Полился рекой алкоголь, в котором все старались потопить неудачи последнего времени. Кто предпочитал слабый сангари с сахаром, разбавленный водой, или тоди желтоватого цвета с терпким привкусом виноградных косточек, а некоторые тянули из пиал крепкий арак, приготовленный из пальмового сока, спирта и рисового настоя. Всякая осторожность была забыта, слышались громкие выкрики, люди, жестикулируя, что-то рассказывали друг другу, собирались группами у костров, жевали, пили, смеялись.

Наевшийся и захмелевший Бадмаш привстал с подушек, разбросанных на ковре под шатром, щелкнул пальцами — эй, там, кто-нибудь!

В тамбу почтительно просунулась голова:

— Джи хан, хузур?

— Позови-ка сюда Али!

— Джи хан, джи хан, хузур!

— Я здесь, я здесь, хузур! — забормотал появившийся через несколько секунд ахди. Он подобострастно склонил голову и выжидающе замер перед Бадмашом.

— Послушай, приведи-ка сюда этого уйгура, мы спросим у него, где он берет нефрит.

— Будет исполнено, хузур!

Али повернулся и отдал команду.

Салима со связанными руками, основательно избитого, втолкнули в шатер. Он упал ниц, потом с трудом встал на колени.

— Ты, болван, где берешь нефрит? Отвечай правдиво, и я отпущу тебя с миром, Валла-билла!

Бадмаш громко рыгнул, сплюнул жвачку бетеля и уставился на Салима, сверля его черными пронзительными глазами.

— На Курул-таше, хузур, правом притоке реки Кашгар. От впадения вверх по течению три перехода на лошадях. Там тайная каменоломня. Нефрита очень много. Я могу показать.

Он на секунду замолк, потом тихо произнес:

— Хузур! Отпусти меня ради Аллаха, у меня большая семья, кормить надо.

— Хорошо, хорошо! — махнул рукой Бадмаш.

Он надеялся, что нефрит берут где-то здесь, недалеко. А тут тащиться через три перевала в Кашгарию… Нет, нет, слишком далеко и долго… Опасный путь…

— Ладно, косоглазый, сейчас я, как обещал, отпущу тебя, — криво усмехнулся афганец. — Скажи-ка, твой ли это?

Он засунул руку под подушку и вытащил кремневый пистолет дивной работы: с серебряной чеканкой, литыми украшениями по казенной части и рукояти, с курком в виде чертика.

— Джи хан, мой. Он достался мне от русских под Бухарой. Это работа немецкого мастера.

— Хорошо ли он бьет, а?

— Хорошо, очень хорошо, хузур!

Али, стоявший у входа, с трудом подавил смешок. Он-то знал, что сейчас будет.

— Ну-ка, выйдем, я проверю.

Слуги подхватили Салима и выволокли его. За ним не торопясь и слегка покачиваясь вышел Бадмаш, держа в руках пистолет.

— Встань-ка вон тут, под этим деревом, — показал он Салиму. — А я выстрелю во-о-о-н в тот маленький белый камень, видишь? Посмотрим, каков бой у твоего пистолета.

Камень был хорошо виден в отсветах большого костра. Бадмаш вложил в ствол заряд, пулю и пыж, не торопясь насыпал пороха на затравную полочку и, прицелившись сначала в камень, быстро перевел пистолет на Салима. Раздался громкий выстрел, и несчастный уйгур рухнул с простреленной грудью.

— Он действительно отлично бьет, да хранит меня Аллах! Я выполнил свое обещание, косоглазый, и отпустил тебя, но только в мир иной, — и Бадмаш громко захохотал, раскрыв красный от бетеля рот.

— Браво, великолепно! — почтительно заголосили разбойники.

— Молчать, ослы! Убирайтесь и пейте свое вино! — ворчливо пробурчал Бадмаш, неуклюже забираясь в шатер.

На какое-то мгновение наступила тишина, а потом снова разбойничий лагерь зажил своей обычной шумной жизнью.

У лесной опушки Коламарга как раз рядом с шатром Бадмаша стоял огромный развесистый дуб. На одной из его нижних веток, скрытый густой листвой, притаился Дангу. Он видел и слышал все. Но от этого ему не стало легче. Все было непонятно и загадочно в поведении этих ми. Однако как охотник он с уважением отметил мощь и убийственную силу этой гремящей штуки в руках Бадмаша, убивающей на расстоянии. Дангу вспомнил, что такая же была и у ми, оставленного им наверху. Теперь он знал, что это такое.

Было уже далеко за полночь, когда костры стали постепенно затухать и наевшиеся и напившиеся разбойники улеглись на кошмы. Лагерь затихал. Больше Дангу здесь было нечего делать. Он бесшумно перебрался с дуба на соседнее дерево, спустился на землю и помчался к перевалу на поиски Лхобы.

• Предыдущая
• 17/67
• Следующая