Дангу - Глыбин Леонид - Страница 16

• Предыдущая
• 16/67
• Следующая

В глазах у него потемнело, и он едва не потерял сознание от адской боли. Нога, проклятая нога! Она раздулась, как бревно, и совсем не сгибалась. Рана на бедре затянулась и больше не кровоточила, но приобрела сине-черный цвет.

Утреннее солнце быстро нагревало воздух. Стало тепло. Пока Григорий приходил в себя от безуспешной попытки встать, Дангу лихорадочно соображал, что ему делать дальше. Мысли проносились одна за другой. Этот ми совсем не страшен и настроен вполне дружелюбно. У него доброе и открытое лицо. Он нравится Дангу. В нем все интересно, странный язык и гау у него на шее. Такой же, как у него. Но надо уйти в безопасное место. Вместе с ним. А он не может ходить. Он ранен. Что же делать?

В это мгновение острый охотничий слух Дангу уловил пока еще очень далекие незнакомые звуки. Это было цоканье лошадиных копыт о камни, звон металлических предметов и человеческие голоса.

Дангу вскочил на камень, поворачивая голову из стороны в сторону, чтобы установить направление звуков. Да, точно, они доносились оттуда, с юга, с Великих Равнин.

Что же делать? Первой его мыслью было убежать. Но как же этот ми? Юноша уже успел к нему привыкнуть и привязаться. Бросить его? Нет, нет! Дангу спрыгнул с камня, обежал вокруг недоумевающего Григория и снова остановился, застыв на несколько секунд, весь превратившись в слух. Сомнений не было. Звуки приближались. Наверняка это были ми.

Дангу снова вскочил на камень, спрыгнул с него, затем вдруг подбежал к Григорию, схватил его легко, как ребенка, и вскинул на плечи. Григорий закричал от боли и потерял сознание — Дангу задел раненую ногу. И тут из складок халата на камни выпал пистолет. Дангу присел, удивленно уставившись на очередную диковинную вещь. Потом подхватил ее и сунул Григорию за пояс. Рассматривать было некогда. Вдруг вспомнил, что остался еще кинжал. Он повернулся к камням, где бросил его, подбежал, наклонился, не спуская с плеч Григория, взял и стал быстро спускаться в боковую долину перевала.

Далекие незнакомые звуки, которые уловил тонкий слух Дангу, исходили от банды Бадмаша. Разбойники поднимались на перевал. Опьяненные вчерашним разгромом богатого каравана, они решили спускаться с гор дальше, в Кашмир, а затем пробраться в Индию, чтобы выгодно продать в каком-нибудь городе на базаре шерсть и дорогой нефрит. Но не успели они добраться и до Матияна, как были внезапно атакованы индийским правительственным военным отрядом. Потеряв шесть человек убитыми и бросив всех вьючных лошадей с награбленным добром, Бадмаш и его подельники едва унесли ноги в поспешном бегстве.

Бадмаш решил перейти перевал Зоджи-Ла обратно на север, а затем, чтобы оторваться от возможных преследователей, свернуть с Лехской дороги в одно боковое ущелье, где у даку была потайная стоянка в урочище Коламарг. Они иногда пользовались ею. Переночевав на ней эту ночь и переждав все опасности, можно было бы снова выйти на Лехскую дорогу и попытать разбойничьей удачи на севере — в Ладаке или Балтистане.

Бадмаш был обозлен потерей добычи, так легко доставшейся ему. Этой весной его банду все время преследовали неудачи. Сначала он попытался взять штурмом монастырь Химис в Ладаке, где были сосредоточены огромные богатства. Но защитники монастыря мужественно сопротивлялись, и ему пришлось отступить. Потом вдруг откуда-то обрушился сап, и банда враз осталась без лошадей. Пришлось потратить много времени и усилий, чтобы раздобыть новых. И вот теперь правительственный отряд…

Однако на лице Бадмаша эта неудача никак не отражалась. Хотя в душе он кипел. Он ведь был афганцем. А афганцы, как известно, всегда умели сдерживать свои чувства, отличаясь холодностью рассудка, хитростью и коварством.

Еще они славились своей неуемной тягой к странствиям. Торговцы, солдаты и дервиши — они встречались на Декане, в Турции, Египте, на юге России, на рынках Тегерана и Бухары, в странах Магриба. Частенько бросали свое основное занятие с тем, чтобы, организовав шайки, заниматься грабежом и вымогательством на больших дорогах.

Главарь банды, безбородый и безусый, был очень красив, лицо его имело характерные арийские черты почти европейского типа — удлиненный нос, тонкие губы, высокий лоб. Бронзовую кожу лица, единственное свидетельство южного происхождения, оттенял белоснежный тюрбан. В левом ухе сверкала жемчужная серьга. Рот был красным от постоянного жевания бетеля.

Бадмаш, или Бадмаш-ака, что означает владыка Бадмаш, был знатного происхождения, родом из Кандагара. Его дядя Абд-ус-Салим был вали — наместником — этого города. В результате интриг среди местной знати, а также борьбы с родными братьями за власть, Бадмаш был вынужден бежать, едва не потеряв жизнь после очередного дворцового переворота. Он долго скитался по Афганистану, пока не сколотил себе шайку и, перейдя Хайберским проходом в Индию, обосновался в Кашмире, грабя на дорогах. Скоро он стал грозой всей округи, наводя ужас на местных жителей и путников. Правительству Индии было не до него, так как в феврале 1707 года умер последний из Великих Моголов падишах Аурангзеб, и в стране начались смуты, междоусобицы и борьба за престол между его сыновьями.

Бадмаш, решив, что время пришло, стал заявлять, ни много ни мало, о своих претензиях на полную власть в Кашмире. Однако же подельникам его по разбойничьим делам, в большинстве своем кашгарцам и пахарцам, нелегко было выносить гнет и жестокость этого тирана. Любитель опиума и кровожадный от природы, Бадмаш дошел до какого-то сумасбродства в своих зверствах. Жажда крови превратилась у него в манию. Он не мог недели прожить, чтобы не изрубить или не застрелить кого-нибудь собственной рукой.

Однажды в Лехе кашгарец, искусный оружейный мастер, сделавший несколько клинков, пришел в сопровождении сына, чтобы поднести ему свои произведения. Представленный Бадмашу, он был удостоен целования руки владыки. Затем Бадмаш взял одну из сабель в руки, спросил: «Остра ли?» Мастер ответил утвердительно. «А вот попробуем», — сказал в ответ Бадмаш и одним взмахом снес голову его сыну. «Да, теперь вижу, что сабля отличная», — проговорил он и приказал наградить мастера красивым халатом.

В другой раз среди тоя — пиршества, на которое, по кашгарскому обычаю, приглашали музыкантов, велел он отрубить голову одному из них за то, что тот зевнул!

На перевале разбойники задержались на несколько минут, чтобы еще раз осмотреть остатки ограбленного каравана — не осталось ли еще чего ценного. Но увы! Ничего, кроме трупов лошадей и людей, уже основательно объеденных шакалами, грифами и воронами.

Бадмаш отдал приказ двигаться дальше, и всадники начали вытягиваться в колонну, чтобы начать спуск на север в Ладак.

— Эй, Али! — крикнул главарь хриплым голосом своему ахди — помощнику, тоже афганцу. — Поезжай впереди, да не пропусти поворот у трех камней. Проскочишь, не сносить тебе головы, — мрачно добавил он ему вдогонку, — Валла-билла!

— Как вот этому шайтану, — буркнул Бадмаш, подскакивая к связанному Тенгизу, сидевшему на лошади, и одним ударом отрубая несчастному голову.

В трех часах ходу по Лехской дороге в сторону Ладака у трех огромных растрескавшихся валунов отходило влево боковое ущелье Гуранзиль. В самом его конце среди густого дубового леса находилось небольшое урочище Коламарг. Бадмаш иногда пользовался им для ночевок. Сейчас было самое время, чтобы воспользоваться им, затаиться и переждать погоню.

Волею судьбы именно в это ущелье спустился и Дангу с Григорием на плечах. Он тоже хорошо его знал и часто посещал раньше, когда бродил в этих местах с Лхобой и Вангди.

Было уже далеко за полдень, когда кавалькада, свернув с основной тропы у трех валунов, пересекла несколько мелких осыпей аспидного сланца и остановилась перед десятиметровой скальной стенкой, сложенной из крупных гранитных плит, заросших карликовой березой, можжевельником и жимолостью. Некоторые плиты выпали из стены и валялись на земле, образуя сложный каменный лабиринт, иные раскололись на мелкие части.

• Предыдущая
• 16/67
• Следующая