Небесные девушки - Глэмзер Бернард - Страница 22

• Предыдущая
• 22/87
• Следующая

Она явно умела выражаться недвусмысленно. Я ждала следующего орудийного залпа.

Но она не продолжила дальше. Она выскользнула из-за стола и проговорила:

— О'кей, девушки. Это все. Не смею вас больше задерживать. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — сказали мы, хотя было всего несколько минут шестого. И вот тут-то Донна произнесла свою знаменитую ремарку.

— Господи, — сказала Донна, — я думала, что она — слабый противник.

Я сказала:

— Я тоже. О Господи.

Я ехала обратно на маленьком старом автобусе с другой рыжеволосой девушкой из нашего класса, Джулия какая-то. Она была из хрупких рыжеволосых девушек с прекрасной белой прозрачной кожей — не такого здорового типа, как Донна, но по-своему очень красивой.

Она задумчиво произнесла:

— Я никогда не выучу все коды аэропортов.

— О, ты обязательно выучишь. Они простые.

— Ты знаешь, сколько существует аэропортов, которые мы должны выучить? — сказала она. — Я посчитала. Около шестидесяти.

— Ну так что? — сказала я.

— Ничего, — ответила она. — Я обречена. Ты помнишь название аэропорта Детройта — УАЙП?

— Да.

— Это предзнаменование, — сказала она. — Я из Детройта.

— Слушай, — возразила я, — я верю в приметы, но ты далеко хватила. Я имею в виду, почему тебе нужно думать об этом, как о плохом знаке? Почему не считать, что это добрый знак?

— Ничего хорошего со мной никогда не случалось.

Честно говоря, клянусь вам, в мире нет ничего более жалкого, чем обычная девушка. Вот они: перед ними и жизнь, и любовь, и счастье, но что же они делают? Приветствуют будущее с раскрытыми объятиями? Ни черта подобного!

Они просто сидят на своих задницах, ожидая худшего. Гибель, разрушение, сморщенная матка, рак, авитаминоз, опустошенность. Я бы изложила об этом в параграфе первом, части первой моей докторской диссертации на тему о девушках в разные годы под заголовком «Страдание — обычная форма девичества». Я совсем не собираюсь критиковать бедную Джулию. По сравнению со мной она, возможно, неудержимый оптимист. Кто по малейшему поводу шлепается лицом прямо в грязь? Томпсон. Кого выбирают для того, чтобы мистер Гаррисон накричал на нее в первое же утро занятий в школе стюардесс? Томпсон. Кто, вне всякого сомнения, станет первой девушкой, которую выгонят с курса? Естественно, Томпсон. Меня удивило лишь то, что доктор Элизабет Шварц не обнаружила, что у меня, скажем, два сердца или еще что-нибудь или что у меня нет печени. Это означало бы, что меня следует упаковать в вату и отправить домой к маме на «скорой помощи».

— В пять часов вечера Майами-Бич еще сверкал в солнечных лучах; все люди были веселы, махали нам руками и в восхищении свистели; отели, расположенные на берегу, сверкали; королевские пальмы, кокосовые и финиковые пальмы шелестели на ветру; воздух был такой душистый и опьяняющий, что меня немного удивило, что мистер Гаррисон не издал правило, запрещающее нам дышать этим воздухом. Мы вышли из нашей колесницы у «Шалеруа», мы вошли внутрь через величественный вход, и вот около тысячи мужчин повернулись, чтобы улыбнуться нам. Усмешка, усмешка, усмешка. Старые мужчины, молодые мужчины, мужчины средних лет, лысые мужчины — все усмехались. Святая корова, чего они ожидали добиться, усмехаясь подобным образом? Походило на то, как техасец демонстрировал свое мужское достоинство — чем больше ухмылка, тем больше все остальное.

Единственным способом обращаться с этими обезьянами было просто не замечать их существования, и все девушки, без исключения, так и поступили. Они были великолепны. Они не дрогнули, они не переставали разговаривать со своими спутницами, они просто шли через холл к лифту со спокойным достоинством, и усмехающиеся мужчины остались позади и выглядели очень глупо. Я не возражаю, если мужчина смотрит на меня со здоровым интересом. Но я ненавижу, когда надо мной усмехаются, как над грязной шуткой.

Я все еще кипела от злости, когда вошла в номер. Я бросила учебник на кровать и раздраженно сказала Донне:

— Что ты думаешь сейчас делать?

— Детка, я собираюсь надеть купальник и порти прямо в океан.

Я сказала:

— Прежде чем ты переоденешься, первый деловой приказ это — еда.

— Еда? Я не хочу есть. Тот пирожок с мясом, который был на ленч, до сих пор со мной.

— Я имею в виду продукты для еды, которую мы будем готовить здесь. Джурди говорит, что она согласна готовить завтрак, а я не возражаю приготовить обед, но я должна знать, что ты ешь, чтобы составить список.

— Все, что угодно, милая, — сказала Донна. — Я счастлива все отдать в твои руки.

Я постучалась в дверь между двумя комнатами. Голос ответил:

— Войдите, — это оказалась Аннетт, она лежала, вытянувшись, на кровати с учебником.

— О Господи, Кэрол, — сказала она, — знаешь что? Мы должны выучить коды почти миллиона аэропортов и названия всех частей самолета…

— И мы также. Где Джурди?

— О, она вышла.

— В бассейн?

— Возможно. Кэрол, она не очень хорошо выглядит.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Я не знаю, как описать это, — заколебалась Аннетт. — Она была мрачной — ты знаешь, расстроенной, Кэрол, я волнуюсь за нее.

Я села на кровати Джурди:

— Почему?

— Подумай сама, Кэрол. Я хочу сказать, подумай о ее происхождении. Кэрол, я не сноб, мне нравится Джурди, несмотря на то что она не слишком-то сердечный человек, но всю свою жизнь она была лишь официанткой. Она даже не закончила средней школы.

— Ну и что?

— Так вот, посмотри на учебное задание на сегодняшний вечер. Мисс Пирс честно сказала нам, что это только начало. Через несколько дней мы получим настоящую нагрузку. Поэтому я беспокоюсь за Джурди. Она, вероятно, не готова к этому. Возможно, поэтому она вышла на улицу такой подавленной.

— Она не должна расстраиваться, — сказала я, — Мы все ей поможем, как сумеем.

— Вот здорово, Кэрол. Я знала, что ты так скажешь.

Я поднялась.

— Давай не обманывать сами себя. Джурди будет не единственной, кому потребуется помощь. Мой Ай-Кью[3] тоже не столь уж высок. Нам придется вместе пораскинуть мозгами и надеяться на лучшее.

Я спустилась в поисках Джурди. Это дело с продуктами сидело у меня в голове, и я хотела завершить его. Около дюжины девушек уже расположились вокруг бассейна, весьма довольные сами собой. И они имели на то все права. Вода была кристально чистой; воздух был божественный; солнце было как золото; пальма, и пышные цветущие кустарники, и архитектура отеля из стали и стекла создавали фантастический фон.

Я спросила брюнетку, которая вытянулась на шезлонге, видела ли она Мэри Рут Джурдженс.

— Вот так штука, откуда мне знать? Здесь столько девушек, что я не сумела бы отличить одну от другой. Возможно, она на берегу.

Я рыскала в поисках Мэри Рут по берегу и чувствовала себя полной дурой в туфлях и глухом закрытом платье с тридцатью пуговицами впереди; наконец я спросила другую брюнетку, сидевшую, опершись спиной о пальму, с учебником в руках.

— Подожди минутку, — сказала она. — Мне кажется, я ее видела — она только что здесь была. Я уверена, что она пошла гулять. — И она показала: — Туда.

— Спасибо, — поблагодарила я. — Пойду ей навстречу. Сегодня, наверное, можно поплавать? Вода кажется чудесной.

Она грустно сказала:

— Я знаю. Но служащий спасания на воде заканчивает смену в пять часов, поэтому нам не разрешают плавать.

Я сняла туфли и начала марш по пляжу и, к моему облегчению, не пройдя и ста ярдов, увидела вдалеке Джурди, идущую мне навстречу. На ней был пляжный костюм цвета какао и соломенная шляпа, скорее похожая на чашу для пунша, и она была совершенно далека от этого мира. Она бесцельно брела у самой воды и каждые несколько секунд наклонялась и поднимала морские ракушки, которые она рассматривала с глубоким вниманием. Она была так поглощена своим занятием, что не заметила меня, пока я чуть не столкнулась с ней.

• Предыдущая
• 22/87
• Следующая