Такая как есть (Запах женщины) - Кауи Вера - Страница 13
- Предыдущая
- 13/104
- Следующая
Потом она лежала на кровати с сухими глазами и холодно перебирала самые разнообразные варианты, когда услышала, как вошел Джон. Он вернулся из оперы, Ева никогда не составляла ему компанию – опера наводила на нее скуку. И вдруг идея осенила ее. Она резко выпрямилась и села на кровати… Кажется, она придумала! Конечно, это означало, что кое-что в ее планах придется изменить, но не столь уж значительно. Зато в новом варианте имелись и свои преимущества. Глаза ее озарились светом надежды, и Ева снова расслабленно и облегченно потянулась. Оставалось только додумать детали.
Джон сварил себе кофе и только расположился за столом, когда сквозь стену, отделявшую кухню от комнаты Евы, услышал звуки отчаянных рыданий, которые явно заглушала подушка. Он нерешительно постучался в дверь.
– Ева! Что с вами?
– Оставьте меня… – всхлипнула она.
– Но я слышу, вы плачете. Что случилось? С вами все в порядке?
В ответ раздался новый приступ рыданий. Это заставило Джона решиться на то, чего он никогда не делал: он вошел к ней в комнату. Ева лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и вся ее хрупкая фигурка вздрагивала.
– Ева! – он бросился к ней и дотронулся до руки. – Что случилось? Ради Бога, скажите наконец!
– Это самое ужасное… самое ужасное, что могло произойти со мной.
Его сердце замерло:
– Вас кто-то опознал?
– Нет… еще хуже.
– Еще хуже? – Джон в замешательстве смотрел на нее. До сих пор Еву пугало только то, что ее могут узнать на улице и увезти назад, в Венгрию. Что произошло теперь? Джон терялся в догадках.
– Но что же тогда?
– Конечно, откуда вам догадаться об этом. Вы добрый и порядочный человек.
Наивность Джона не имела пределов:
– Вы потеряли клиентов?
– Нет, нет, нет! Со мной случилось то, чего я не могу изменить… нечто такое ужасное, о чем мне стыдно признаться даже вам… – новый приступ рыданий помешал ей закончить начатую фразу.
– Но вы не можете сделать ничего такого, чего бы вам следовало стыдиться, – уверенно проговорил Джон.
– Это не то, что я сделала… это то, что сделали со мной…
– С вами?
Подсказки по-прежнему не могли пробить броню его наивности.
Ева подняла заплаканное личико от подушки.
– Меня изнасиловали! – выкрикнула она. – Той самой ночью, когда я пробиралась в «Дюна-отель», один из офицеров разведки схватил меня в темной аллее и изнасиловал, и вот теперь оказалось, что я беременна от него. – Ее отчаянные рыдания были такими громкими, что Джон испугался, как бы остальные обитатели дома не услышали.
– Я никогда не могла рассказать об этом, кому я могла пожаловаться на него?! И мне было так стыдно… так стыдно…так мучительно больно…и вот теперь все узнают…На мне останется клеймо… я знаю, что я должна… моя жизнь закончена. – Она вытянула вперед дрожащую руку и, указывая на Джона, лепетала: – Вот видите… даже вы… такой добрый и то… – и снова упала лицом в подушку.
– Ну конечно… это такое потрясение… я имею в виду изнасилование… – Джон сглотнул. Разумеется, он слышал, что такого рода вещи случаются на свете, но у него в голове не укладывалось, что существуют люди, способные на такие подлости. Это творили русские, оказавшиеся в Берлине, – ему рассказывали об этом немецкие друзья, – но он никогда сам близко не соприкасался ни с чем подобным. Так непосредственно.
Когда в его квартире появилась Ева, впервые в жизни его стали посещать сексуальные фантазии. Он мечтал о близости с ней, хотя и понимал, насколько это нереально. Весь его опыт в этой области ограничивался лишь редкими визитами к проституткам. В первый раз его увлек с собой один товарищ по казарме во время службы в армии. Служба длилась недолго – Джона уволили в запас из-за того, что у него на нервной почве начались жесточайшие приступы астмы. Визит к проститутке произвел на него ужасающее впечатление. После той ночи он и представить себе не мог, что снова когда-либо приблизится к какой-либо женщине. Воздержание не представляло для него никакого особенного труда. Этому способствовало то, что он был не особенно привлекателен: слишком худой для своих шести футов роста, к тому же уже к двадцати годам он начал лысеть, плюс его природная застенчивость. Ева была второй – после матери – женщиной, в присутствии которой ему было спокойно и хорошо. И конечно, его настолько воодушевляла мысль о том, что такая красивая, такая привлекательная девушка подружилась с ним, что он боялся сделать какой-либо неверный шаг, который нарушил бы установившиеся между ними отношения. Ему понадобилось собрать всю свою храбрость, чтобы уехать в Вену, несмотря на возражения матери. Теперь ему пришлось набраться еще большей храбрости, чтобы заявить:
– Конечно, меня страшно огорчило, что такая ужасная вещь произошла именно с вами.
– Вы даже представить себе не можете, что творилось в Будапеште в тот последний день… и никто не сможет вообразить, какие животные носились по улицам… Мое положение просто отчаянное… Ведь я получила возможность вырваться из этого ада… и самое ужасное, что это произошло, когда я была почти у цели… Он набросился на меня сзади, схватил за горло и уволок в темную аллею… Как это было больно, страшно и омерзительно…. Я так надеялась забыть об этом ужасе навсегда!
Эти ее слова имели целью навести Джона на мысль, что она к тому времени оставалась девственницей. Рыдания Евы, ее беспомощность и отчаяние настолько ошеломили Джона, что он подчинился своему инстинкту: сел к ней на постель и обнял, чтобы хоть как-то успокоить. Ее тело вздрагивало от плача, но оно было таким мягким и теплым, а ее волосы так чудесно пахли, были такими шелковистыми…
– Ну же… ну, – принялся он успокаивать ее. – Все будет хорошо. Я здесь, с вами… не плачьте… вы не одна… вы же знаете, что я сделаю все, что смогу…
– Как?! – воскликнула она. Слезы снова навернулись ей на глаза. – Я не знаю, что мне теперь делать с этим…
– С чем?
– Как с чем?! – Она отвела глаза, словно стеснялась встретиться с ним взглядом. – Со своей беременностью…
Джон напрягся:
– Вы хотите сделать аборт? – Все наставления его матери тотчас всплыли в памяти. – Но ведь это убийство!
– Значит, умереть должна я, потому что мне нельзя сейчас иметь ребенка. Ведь я не замужем. И кто поверит, что меня изнасиловали? Меня начнут спрашивать, почему я ничего не сообщила, решат, что я лгу, потому…
– Почему? – спросил Джон, все еще не понимая, куда она клонит.
– Ну, это не имеет значения, – проговорила она таким тоном, после которого он, конечно же, должен был потребовать ответа.
– Нет, все имеет значение. И уж если я собираюсь вам помочь, я должен знать все так, как оно есть на самом деле.
Ева отвернулась в сторону:
– Из-за того, что я живу в вашем доме, и из-за того, что мы везде бываем вместе, – прошептала она.
Джон на миг потерял дар речи.
– Вы всегда думаете о людях лучше, чем они есть на самом деле, – неуверенным тоном проговорила Ева. – Но я знаю, какими жестокими и безжалостными они могут быть. Как они подозрительны и недоверчивы. Разве вы не понимаете, о чем идет речь? Мы живем в одном доме… мы друзья… и, следовательно…
– Они не посмеют! – Джон покраснел от возмущения и негодования.
– Но они именно так и подумают, – всхлипнула Ева. – В отличие от тебя, до меня дошли сплетни, что ходят по городу, как многозначительно улыбаются мои клиентки…
Джон уже не просто покраснел, он побагровел. Только одно для него было непереносимо – это когда над ним смеялись. Он столько натерпелся из-за этого. Все его детство превратилось в кошмар именно по этой причине. Никого из его двенадцатилетних приятелей матери не ходили встречать в школу. Его одноклассникам матери не устраивали сцен из-за того, что им задали по биологии главу о том, как происходит размножение. «Это грех! Грех и преступление учить детей таким грязным вещам! – кричала мать Джона. – Я запрещаю тебе!» Мать сделала все, чтобы жизнь Джона, прозванного маменькиным сынком, превратилась в цепь унижений. Его воспитание основывалось на том, что все, связанное с сексом, считалось грязным и недостойным. Джону было запрещено читать книги до тех пор, пока мать не просматривала их сама. Прежде чем взять Джона в кино, его мать сама смотрела фильм, чтобы убедиться, нет ли в нем ничего такого, что могло бы испортить ее сына. Словом, много лет подряд его воспитывали таким образом, чтобы вызвать отвращение к сексу.
- Предыдущая
- 13/104
- Следующая
