Стихотворения разных лет - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" - Страница 3
- Предыдущая
- 3/20
- Следующая
«Как много снегу намело!…»
Как много снегу намело!
Домов не видно за буграми.
Зато от снега здесь светло,
А осенью темно, как в яме.
Тоска и слякоть, хоть завыть, -
Недаром Вытегрой зовётся, -
Иль в карты дуться, водку пить,
Коль грош в кармане заведётся.
На набережной от всего
Треской несвежей душно пахнет.
Весной и летом — ничего,
Хоть вся природа словно чахнет.
Но всё ж земля, трава, река…
Я — питерец, люблю мой Север.
Дорога всякая легка,
Милы мне василёк и клевер.
12 декабря 1889
«Чем строже себя наблюдаю…»
Чем строже себя наблюдаю,
Тем лучше людей узнаю,
И с миром теснее сплетаю
Печальную душу мою.
Припомню деяния злыя
Напрасно расстраченных дней, -
Мне ясны тревоги мирския
И злое безумье людей.
19 июля 1890
1891–1897
«Злоба Христа проклинает…»
Злоба Христа проклинает,
Втайне Его предаёт,
Въяве Его распинает,
Тело Его стережёт.
Умер Христос, и печати
Злобы на гробе Его.
В станах ликующей рати
Злое гремит торжество.
Но не смятеньем испуга
Дышит апостольский зов:
«Братья, любите друг друга!
Благословляйте врагов!»
Пусть Его тело зарыто,
В ад Он душою сошел,
В область, где столько сокрыто
Наших страданий и зол.
Все, что во мраке томилось,
Сбросило тягостный гнет,
Сердцем к Христу обратилось,
Радостно Господа ждет.
В сердце не молкнет тревога,
Думы и грезы кипят, -
Это — дыхание Бога
В наш опускается ад.
Бог наш восстанет из гроба,
Бог всемогущий, — пред Ним
Дрогнут коварство и злоба,
И расточатся, как дым.
Жаркий, как веянье юга,
Призыв услышим мы вновь:
«Братья, любите друг друга!
Благословляйте любовь!»
17, 18 марта 1891
«Словами горькими надменных отрицаний…»
Словами горькими надменных отрицаний
Я вызвал сатану. Он стал передо мной
Не в мрачном торжестве проклятых обаяний, -
Явился он, как дым, клубящийся, густой.
Я продолжал слова бесстрашных заклинаний, -
И в дыме отрок стал, прекрасный и нагой,
С губами яркими и полными лобзаний,
С глазами, темными призывною тоской.
Но красота его внушала отвращенье,
Как гроб раскрашенный, союзник злого тленья,
И нагота его сверкала, как позор.
Глаза полночные мне вызов злой метали,
И принял вызов я, — и вот, борюсь с тех пор
С царём сомнения и пламенной печали.
27 сентября 1891
«Стоит пора голодная…»
Стоит пора голодная,
Край в лапах нищеты.
Отчизна несвободная,
Бездомная, безродная,
Когда ж проснешься ты?
Когда своих мучителей
Ты далеко сметешь,
И с ними злых учителей,
Тебе твердящих ложь?
13 ноября 1891
«В поле девушка ходила…»
В поле девушка ходила
И случайно придавила
Голою стопой
Цветик полевой.
Он головкой лиловатой
Никнет до земли.
Вдруг к былинке полусмятой
Чьи-то кудри прилегли.
Смотрит девушка, вздыхая,
На больной цветок,
Осторожно выпрямляя
Тонкий стебелёк.
Говорит она тихонько:
— Что мне сделать, милый мой?
Взбрызнуть венчик твой легонько
Свежею водой?
Иль от солнца в тень лесную
Мне тебя пересадить? -
Шепчет он: — Сам оживу я, -
Не мешай мне жить! -
19 марта 1892
Восьмидесятники
Среди шатания в умах и общей смуты,
Чтобы внимание подростков поотвлечь
И наложить ни пагубные мысли путы,
Понадобилась нам классическая речь.
Грамматики народов мертвых изучая,
Недаром тратили вечерние часы
И детство резвое, и юность удалая
В прилежном изученьи стройной их красы.
Хирели груди их, согнутые над книгой,
Слабели зоркие, пытливые глаза,
Слабели мускулы, как будто под веригой,
И гнулся хрупкий стан, как тонкая лоза.
И вышли скромные, смиренные людишки.
Конечно, уж они не будут бунтовать:
Им только бы читать печатные книжки
Да вкусный пирожок казенный смаковать.
3 августа 1892
«Стоит он, жаждой истомленный…»
Стоит он, жаждой истомленный,
Изголодавшийся, больной,
Под виноградною лозой,
В ручей по пояс погруженный,
И простирает руки он
К созревшим гроздьям виноградным, -
Но богом мстящим, беспощадным
Навек начертан их закон:
Бегут они от рук Тантала,
И выпрямляется лоза,
И свет небес, как блеск металла,
Томит молящие глаза.
И вот Тантал нагнуться хочет
К холодной, радостной струе, -
Она поет, звенит, хохочет
В недостигаемом ручье.
И чем он ниже к ней нагнется,
Тем глубже падает она,
И пред устами остается
Песок обсохнувшего дна.
В песок скрипучий и хрустящий
Лицом горячим он поник,
И, безответный и хрипящий,
Потряс пустыню дикий крик.
12 августа 1892
«На пастушьей дудке…»
На пастушьей дудке
Кто бы так сыграл?
По его погудке
Всяк мальчонку знал.
Где бы в околотке
Ни раздался вдруг,
Как с небесной лодки,
Серебристый звук,
Как бы ни был занят
Трудовой народ,
Всяк невольно станет,
Песню запоет,
И тоска не стонет,
Сердца не щемит.
Голос друга понят
И не позабыт.
«Это — пастушонок
Генрих гонит коз».
Вот он, бледен, тонок,
В рваном платье, бос,
С полевых тропинок
Сплел цветы в венок,
Лютик да барвинок,
Мак да василек.
И глядит, невинный,
И поет, простой:
«Знаю я, недлинный
Путь передо мной.
Мак мне шепчет сонный:
„Небо там светлей“.
Ладан благовонный
Веет мне с полей».
Улыбаясь ясно,
Запевает вновь:
«Как земля прекрасна!
Как мила любовь!
Утешайте, весны,
Девушек земли,
Чтоб фиалки росны
Снова зацвели».
На глазах слезинки,
В песне сладкий смех:
«Ранние росинки
Ласковы для всех.
Кто не знает лени,
Радостно тому
Встретить свет и тени,
И ночную тьму».
29 августа, 28 сентября 1892
- Предыдущая
- 3/20
- Следующая