Джон Леннон - Голдман Альберт - Страница 137

• Предыдущая
• 137/169
• Следующая

Новая сказка была построена вокруг якобы случившегося на концерте Элтона Джона безмолвного обмена взглядами. Джон утверждал, что не знал о присутствии Йоко на концерте, а также что если бы он это знал, то не смог бы выйти на сцену. (На самом деле Йоко в течение всей предыдущей недели обрывала телефон, бранясь, что ей досталось очень неудобное место.) Затем он рассказал Хэмиллу о том, что когда их глаза встретились, «это было как в кино, знаешь, в такие моменты время словно останавливается». Позднее Джон добавил, что кто-то, увидев их с Йоко за кулисами, понял, что «если и есть на свете двое истинно влюбленных друг в друга людей, ими могли быть только мы». Эти слова были впоследствии растиражированы многочисленными поклонниками Джона и Йоко.

Заявив в интервью журналу «Ныосуик»: «Наш разрыв стал причиной неудач», Джон с мазохистским удовольствием рассказал о своем отвратительном поведении во время «неудавшегося уик-энда», заявив, что причиной тому было безумие. Он не признал, что они были в это время на грани разрыва, ни разу не упомянул о присутствии рядом Мэй Пэн, словно напрочь позабыв о том, как за девять месяцев до возвращения к Йоко он наслаждался жизнью счастливого человека. "Он чувствовал себя обязанным увековечить миф, — заметил Гарольд Сайдер. — Учитывая то влияние, которое оказывала на него Йоко, он был не в состоянии признаться: «Ей хотелось погулять, мне хотелось погулять, да и вообще она хотела со мной развестись». Джон всю свою жизнь старался выставить ее жертвой. И он не мог сказать правду, поскольку не был готов порвать с Йоко. Он следовал правилам дипломатии, согласно которым ему приходилось признавать: «Я повел себя плохо, и она прогнала меня».

Сайдер так объяснил поведение Джона в отношении средств массовой информации: «Лгать не составляло для него никакого труда: Джон презирал журналистов, потому что видел, как они глотают все, что он им подбрасывает... Он обожал манипулировать ими. Его это забавляло... По этой части он стал профессионалом. Мы не можем отрицать наличие у него этого качества, так же как не можем отрицать этого и у нее. Они использовали средства массовой информации в своих целях. Нельзя сказать, что они верили в это, но они хотели убедить в этом других».

Тем не менее Джон признавался: «Я не хочу становиться взрослым, но вместе с тем я устал от того, что никак не могу повзрослеть. Я найду другой путь, чтобы не взрослеть, лучший путь... Я очень боюсь стать нормальным... пойти по тому пути, который ведет к компромиссу! Именно этого я стараюсь избежать. Но я устал делать это при помощи насилия».

Через месяц после того, как Джон публично объявил, как он был счастлив, вернувшись к Йоко Оно, его связь с Мэй Пэн возобновилась. Однако на этот раз им приходилось держать свои отношения в тайне. Поскольку теперь девушка делила квартиру с подругой, которая целый день работала дома, основной заботой любовников было найти место для встреч. Если они выбирали отель, Джону, который никогда не носил с собой наличных денег, приходилось платить карточкой «Америкэн Экспресс», а это означало, что квитанция неизменно попадала в руки Йоко, которая не только вскрывала почту, но и прослушивала все входящие и исходящие телефонные звонки. В такой ситуации Джон не придумал ничего лучше, как назначить встречу с адвокатом Майклом Грэхэмом, который брал по 200 долларов в час, только затем, чтобы попросить изумленного юриста отвезти его и Мэй в Коннектикут для осмотра какого-то имения. Когда автомобиль припарковался в уединенном месте, Джон сказал Грэхэму: «Ладно, Майкл, теперь пойди погуляй!»

Позднее, тем же летом, Ричард Росс, владелец заведения под названием «Хоум»[214], излюбленного места встреч рок-музыкантов, располагавшегося на пересечении Второй авеню и 91-й стрит, попал в больницу. Будучи поклонником Джона и старым приятелем Мэй, Ричард решил помочь бездомным любовникам. Поболтав немного с посетителями, он сообразил: «Сдается мне, что вам, ребята, хочется побыть вдвоем». Вслед за этим он вылез из больничной койки и отправился в коридор, в то время как Джон и Мэй немедленно заняли его место. Выйдя из больницы, Ричард продолжал исполнять роль посредника. Два или три раза в неделю он звонил Мэй и сообщал, что ее желает видеть некий «друг». Это был условный сигнал, по которому Мэй мчалась к Россу, где ее поджидал Джон. Они продолжали встречаться до тех пор, пока рождение ребенка не прервало на какое-то время их отношения.

В начале октября, на тридцать пятой неделе беременности (по подсчетам Джона) Йоко была помещена в больницу. В этот момент все планы, которые строили будущие родители относительно ребенка, неожиданно рухнули. В то время как они планировали провести естественные роды у себя дома по методике модного в то время Ламэйза, врачи заявили, что придется делать кесарево сечение. Это означало, что если Йоко продержится до 9 октября, Шон появится на свет в день рождения отца.

8 октября Джону позвонил Леон Уайлдс и сообщил, что судьи только что вынесли решение в его пользу в деле против правительства США, которое настаивало на его депортации. «Это значит, что я смогу остаться? — воскликнул Джон, все еще не в силах поверить в такую удачу. — Я бегу в больницу, — добавил он. — Сегодня ночью Йоко будут готовить к родам, ведь завтра — мой день рождения! Пожалуйста, будь у телефона, я позвоню тебе, и ты сам все ей объяснишь!»

Вечером в тот же день Уайлдс с женой приехали навестить Йоко. Они застали ее в комфортабельной палате с видом на Ист Ривер, той самой, где лежала Джеки Кеннеди, когда у нее родилась дочь Каролина.

После полуночи Йоко перевезли в родильное отделение. Ребенок появился на свет в два часа ночи.

В шесть утра Леон Уайлдс был разбужен телефонным звонком. Плохо соображая, он снял трубку и услышал, как чей-то голос объявил: «Это Джон!»

«Какой Джон?» — переспросил адвокат, пытаясь сосредоточиться.

«Мальчик!» — гордо сообщил Леннон, не вдаваясь в объяснения. Однако радость родителей была преждевременной. Подробно о том, что их ожидало, Йоко рассказала профессору Иону Винеру, который включил ее рассказ в свою книгу о политических и социальных убеждениях Джона Леннона.

Вот как эта история звучит в изложении Йоко: "Все почему-то считают, что мы запланировали кесарево сечение, чтобы рождение ребенка совпало с днем рождения Джона. Все было не так. Мы готовились к естественным родам по методу Ламэйза. Схватки начались рано утром 9 октября. Мы поехали в больницу. И тогда врач решил перестраховаться и сделать кесарево.

Они сделали мне укол снотворного, а после этого выяснили, что в больнице не было крови моей группы. Тогда они стали обзванивать другие больницы. Когда кровь была доставлена, анестезия уже прошла, и им пришлось сделать еще один укол. После этого мне сделали кесарево. Это очень болезненная операция, после которой обычно делают еще один укол обезболивающего. Я умоляла их: «Сделайте хоть что-нибудь!» Но они сказали, что ничего не могут сделать, потому что я и так получила две сильные дозы.

Ребенка перевезли в реанимационное отделение. Джон сказал мне: «Не волнуйся, с ним все в порядке». На самом деле у ребенка были судороги, но Джон не хотел меня волновать.

Врачи решили сделать анализ моей мочи, а затем сказали мне и Джону, что обнаружили в моче следы наркотиков и что у ребенка от этого могут быть осложнения. Джон закричал: «Мы не принимали никаких наркотиков! Мы сидели на специальной диете из здоровой пищи!» Затем он сказал: «Давай заберем ребенка и уберемся отсюда к чертовой матери!» Но доктор ответил: «Если вы заберете ребенка, мы потребуем проведения обыска в вашей квартире и добьемся того, чтобы вас лишили родительских прав». Мы были жутко напуганы. Но мы знали, что не принимали наркотиков...

Увидеть ребенка мне разрешили только через три дня. Когда я спустилась в реанимационное отделение и увидела несчастного малыша, утыканного трубками и обмотанного проводами, я заплакала. Тогда же мне сообщили, что я не смогу сама кормить его, поскольку он уже три дня был на искусственном питании, и теперь было слишком поздно...

• Предыдущая
• 137/169
• Следующая