Тогда умирает футбол - Голубев Анатолий - Страница 50

• Предыдущая
• 50/64
• Следующая

После разговора с Лооресом у Дональда осталось чувство брезгливости к президенту «Элертона», который воспринял его роль в борьбе против процесса как стремление получить какую-то выгоду для себя. Дональд с горечью подумал, что так же могут расценивать его позицию и Другие люди…

«Они не понимают, что человек может за что-то бороться, не думая о собственной выгоде и не преследуя никаких корыстных целей. Однако если разговоры такого толка получат ход, то Мейсл может на этом легко сыграть. Найдется немало желающих ударить в спину. Стоит только поворошить в «Гадюшнике» палкой, и десятки жал одновременно вопьются в твою душу и плоть.

В наш век это так просто! Чудовищная машина «общеетво» может перемолоть, раздробить, уничтожить личность и далее не заметить этого. Но может так долго жевать ее, что обычная смерть покажется избавлением. Мы много говорим и мало живем, думаем хорошо и делаем плохо!»

Дональд был так далек в своих мыслях от всего каким-то образом связанного с Барбарой, что даже вздрогнул, когда увидел ее машину возле подъезда своего дома. Почти воткнув «волво» в тротуар рядом с «моррисом» Барбары, он взбежал по ступенькам и ворвался в гостиную. Там никого не было. Зашел в кухню. Пусто.

Волнение нарастало. И он только сейчас понял, как жаждал этой встречи и как дорога ему Барбара.

Он медленно поднялся наверх и прошел в спальню. И засмеялся – тихо, счастливо. В кровати лежала Барбара, уставившись на него своими большими черными глазами, как маленькая провинившаяся в чем-то девочка. Лежала вся напряженная, положив поверх одеяла в смиренной позе свои руки. Две чашки давно остывшего кофе стояли рядом на столике.

Дональд сел на кровать и поцеловал ее в лоб. Она закрыла глаза и подставила губы.

Все тревоги и сомнения, которые терзали его сегодня, все, что было вчера и что предстояло ему завтра, ушло куда-то далеко-далеко, словно и не существовало иного мира, кроме мира его спальной…

Внешне теплые и простые отношения Мейсла-старшего и Мейсла-младшего на самом деле были иными. Скорее не было никаких отношений. Кроме финансовых. Отец жил своей жизнью. Сын – своей. И если бы не клуб и не футбол, они, наверно, уже давно бы стали чужими людьми.

Мейсл-старший не очень стеснял своего отпрыска в деньгах, хотя и не давал ему особой воли. Выдавая сыну солидную сумму на карманные расходы, он обеспечивал его всем, что требовалось для жизни молодого человека его круга и положения. Рандольф имел дорогую машину, всегда был богато, хотя и безвкусно, одет. Питался где придется, чаще всего в шикарных ресторанах. Если у него кончались деньги, он мог занять у отца в счет суммы, полагавшейся на следующий месяц. И не было случая, чтобы отец забыл удержать его старый долг.

Отец слишком ревностно относился к своему делу и, кажется, не думал привлекать сына к работе в клубе. Поэтому Рандольф был крайне удивлен, когда отец попросил зайти его утром в клуб для делового разговора.

Они уселись на диван в кабинете.

– Где ты пропадаешь последнее время? Мисс Фогель жалуется, что ты почти не ночуешь дома. Побереги себя…

– Хорошо, па, мне это нетрудно сделать, потому что я не очень утруждаю себя работой.

– Кстати, неплохо подумать, чем будешь заниматься в будущем. Не торчать же всю жизнь в конюшнях Лоореса!

– М-м, – промычал неопределенно Рандольф, – что-нибудь вроде журналистики – это по мне.

– А как у тебя отношения с Барбарой? Говорят, вы большие друзья?

– Приятели, только приятели. В роли большого друга у нее лишь один человек – Дональд.

Рандольф заметил, что при упоминании имени Дональда лицо отца перекосилось.

– Жаль, а я думал, что ты сможешь мне помочь!

– Что делается на белом свете? Я – и помочь? До сих пор помогал мне только ты! Это даже интересно! Но заранее предупреждаю, что это тебе обойдется не дешево. Как ни говори, квалифицированная помощь…

– Брось паясничать! – резко оборвал Мейсл-старший. – Дело гораздо серьезнее, чем ты думаешь. Недели через две рассмотрение нашего иска в верховном суде. Я не хочу, чтобы Барбара оказалась на стороне моих противников. Она неглупая женщина. И если ее достаточно хорошо подготовит твой друг и учитель Дональд Роуз, она может нам доставить немало неприятностей.

– Да, отец, я уже не раз слышал дурное мнение о процессе, который ты затеваешь. Об этом говорили в жокей-клубе. Я почему-то думаю, что Дон прав в своей статье…

– Дон прав? А отец – старый негодяй, который ничего человеческого не хочет понимать?

– Ну зачем же так сразу, па? Со стороны дело выглядит действительно немножко щепетильным. Что ни говори, а все-таки ребята погибли, и зарабатывать на них вновь…

– Это Роуз набил тебя подобной чепухой?

– При чем тут Роуз? Я уже и сам могу соображать кое-что.

– Вот именно «кое-что». Однако жаль, что ты не способен соображать до конца. Тебе кажется грязным дело, в котором мы приобретем четверть миллиона фунтов. Прекрасно! А что ты скажешь, если с января я буду тебе давать ровно в десять раз меньше денег на карманные расходы? «Ягуар» поставишь в гараж и будешь ездить на какой-нибудь «волво».

В слово «волво» он вложил всю силу своего презрения, и Рандольф понимал, против кого оно направлено.

– Это очень похоже на ультиматум, отец…

– Это очень похоже лишь на действительное положение вещей: твои карманные деньги находятся в прямой зависимости от моих доходов.

Разговор принимал дурной оборот, и Рандольф примирительно протянул:

– Ну ладно, па. Что я должен сделать, чтобы ты не сердился?

– Видишь ли, твой друг мистер Роуз заварил кашу вокруг процесса. И я уже не столь уверен, что суд пройдет гладко, без сучка и задоринки. Я должен готовиться к худшему. Поэтому мне хотелось, чтобы Барбара выступила при необходимости в верховном суде, но защищая нашу точку зрения, а не Дональда. Я слышал, будто она сейчас далеко не так послушна Роузу, как прежде. Верно это?

– Не думаю. Мелкие стычки между людьми, которые не сегодня-завтра станут супругами, – естественное явление., Хотя после свадьбы таких стычек будет больше.

– Меня мало волнует уклад их будущей семьи. Я хотел, чтобы ты прощупал отношение Барбары к процессу. Можно ли склонить ее на выступление в пользу клуба и, если можно, что надо для этого сделать?

– Ты хочешь, чтобы я стал шпионом?

– Я хочу, чтобы хоть однажды, отправляя в рот кусок хлеба, ты почувствовал, что его заработал.

– Отец, ты уже дважды сегодня попрекнул меня своими деньгами. Так не годится. Я ведь не Марфи и не Фокс и на службе у тебя не состою. Я ведь твой сын. Или это не имеет значения?

– Ты сегодня не в духе. Цепляешься за каждое мое слово. Я ничем тебя не попрекаю. Просто поручаю тебе Барбару. Сколько потребуется для этого денег, столько и получишь…

– Вот это деловой разговор. Если бы ты начал с этого, не было бы никаких недоразумений.

И все же после встречи с отцом настроение Рандольфа упало. По дороге к Барбаре он все обдумывал, как же лучше выполнить поручение отца, но так и не придумал.

Он искренне обрадовался, когда Барбары не оказалось дома., Он с наслаждением давил на звонок у входной двери и даже запел от радости, что неприятная миссия откладывалась. Но едва он отошел от парадного, как увидел подъезжающий «моррис» Барбары.

– Ба, Рандольф, я не видела тебя целую вечность. Где ты пропадаешь, старый шалопай? Ты еще не женился?

– Это тебя волнует больше всего?

– Конечно. Но только как твою мать. Ведь ты годишься мне почти в сыновья.

Она открыла дверь и прошла в прихожую.

– Вот именно, почти. Не рановато ли рожать в восемь лет?

– Фу, Рандольф, я же фигурально говорю.

– Ну, если фигурально, то я мог бы на тебе жениться. Вот жена Сэма Табора старше его на десять лет.

– Сэм женат не на женщине, Рандольф, а на текстильной фабрике.

– Тоже фигурально? Барбара засмеялась.

– Хочешь есть? Я голодна и буду рада, если составишь компанию.

• Предыдущая
• 50/64
• Следующая