Внеклассное чтение. Том 2 - Акунин Борис - Страница 42
- Предыдущая
- 42/55
- Следующая
– Это вне всякого сомнения так! – горячо поддержал его Алексей Воинович. – Благосклонное слово монарха – наилучшее вознаграждение для благородного человека. Драгоценнейшая реликвия нашего семейства – собственноручно начертанное высочайшее выражение признательности Митридату. «Вечно признательна. Екатерина». Вот оно, я хранил его до твоего возвращения. – Папенька благоговейно вынул из шкапчика пропись с царицыным росчерком, подал сыну.
Митя повертел бумажку, сунул в карман. На стенку, что ли, повесить?
– Но и вещественные знаки августейшей милости тоже отрадны, – продолжил папенька. – Душевно прошу передать мою нижайшую признательность её величеству за присланные с вашим превосходительством червонцы. Не деньги дороги – августейшее внимание.
– Передам, передам. – Тайный советник благодушно кивнул, почёсывая голову под чёрным париком. – И вашу просьбу о дозволении состоять при сыне тоже передам. Отчего бы нет? Где это видано – родителей с детьми разлучать. Ничего, недолго князь Платону над человеческой природой и христианскими установлениями глумиться. Уж можете мне верить. Имею на сей счёт самые верные сведения.
– Ужель? – обрадовался папенька и переглянулся с маменькой. – Ах, душа моя, то-то было бы счастье!
Та ответила лучезарной улыбкой, подлила гостю чаю.
– А вот наш старшенький, – сказала она. – Поклонись, Эндимиоша, господину тайному советнику. И брату тоже поклонись.
Папенькин камердинер Жорж как раз ввёл в гостиную Эмбриона – разбудили-таки ради Митиного возвращения.
Старший братец был причёсан, наряжён во все лучшее, руки держал по швам.
– Проси Митю, чтоб не забывал тебя, не оставлял своим попечением, – велела ему маменька. – От него теперь будет зависеть твоё счастье.
Эмбрион так и сделал. Поклонился чуть не в пояс, назвал «Дмитрием Алексеевичем» и на «вы». Митя прислушался к своему сердцу – не шевельнётся ли братское чувство. Не шевельнулось.
Маслов зевнул, перекрестил рот.
– Охохонюшки. Однако время к полуночи. Спасибо, голубушка Аглая Дмитриевна, за чай. Очень у вас вишнёвое варенье хорошо. Пойду бока отлеживать. Уснуть не надеюсь – старческая бессонница. Так, поворочаюсь, помну перину. Дозволит Господь – подремлю часок. А завтра раненько сядем с Митюшей в мои саночки, стегну лошадок и стрелой в Питер.
– Сами стегнёте? – удивился Митя. Вспомнил заодно и некое иное стегание, слегка покраснел. Будет об том казусе разговор в дороге иль нет?
– Сам, лапушка, сам. Люблю троечкой править, да чтоб с колокольцами, да с посвистом. Я ведь не немец какой, русский человек, и из самых простых. Батька мой лавчонку седельную держал, я же вот в тайные советники вышел. Но корней своих не стыжусь. И, как иные парвенюшники, пышностью худородства не прикрываю. Попросту люблю ездить, без холуёв. Отлично прокатимся, Митрий, вот увидишь. Тебе понравится.
Нет, Мите это совсем не понравилось.
– Что, и охраны у вас нет? – насторожился он.
Прохор Иванович засмеялся:
– Зачем охраннику охрана? Не бойся, со мною никто тебя не тронет.
– А разбойники? – спросил Митя, думая вовсе не про разбойников – про Великого Мага и его рыцарей. – По лесам-то пошаливают.
He испугался тайный советник разбойников. Сказал:
– Ничего. Бог не выдаст, свинья не съест.
Вот какой легкомысленный.
С тем и разошлись по спальням. В гостиной только папенька с маменькой остались – чтоб помечтать вдвоём о будущем счастье.
Мите было не до сна. Оказавшись один, он разволновался ещё пуще.
Вдвоём с Масловым до Петербурга ехать? Как бы не так! Если б с Данилой, то нестрашно, а этот облезлый разве защитит, если что? Сколько их там, Авраамовых и Фаустовых братьев, меж Москвой и Петербургом? Это когда ещё до них весть дойдёт, чтоб «бесеныша» не трогали.
Нужно тайному советнику про Орден Сатаноборцев рассказать. Ну конечно! Раз он такой враг масонства, ему и карты в руки. Гонялся за хорошими масонами, теперь пускай погоняет плохих. Опять же личность Великого Мага ему будет куда как интересна.
В спальню Митю отвели папенькин Жорж (он же Егорша) и Малаша. Пока вели, ругались, кому маленького барина раздевать, однако он отправил обоих, сказал: сам.
Успел только кафтан снять, тут мысли и накатили – сначала тревожные, потом дельные.
К Прохор Иванычу, немедля!
Стал обратно натягивать кафтан – на пол из-за обшлага выпал бумажный прямоугольник.
Что это? Государынина реликвия? Нет, та в кармане.
Ах да, это Данила сунул. На память.
Письмо от Великого Мага, вот что это было такое. Очень даже кстати – пусть Маслов не думает, что ребячьи фантазии.
Митя развернул бумагу, чтобы прочитать ещё раз, уже собственными глазами. Но ещё прежде того взглянул на красневшую понизу печать. Вот он, значит, какой – Знак Усекновения. На первый взгляд цветок с лепестками, вроде ромашки. А если приглядеться, никакая это не ромашка, а два креста с утолщёнными, округлыми концами: обычный крест и косой, андреевский. Выходит, Великому Магу дьяволовы меты такими вот знаками прижигают. Чудно!
Хотел было читать, но снова посмотрел на печать. Где-то он уже видел этот красный цветок. На каком-то странном, неподобающем для цветка месте.
И было Митридату видение: белое гузно с сине-красными полосами от плётки, и на копчике – игривая ромашка.
Ах!
Кафтан сам собой выскользнул из рук на пол. Митя же почувствовал, как подгибаются колени, и еле-еле, на полусогнутых ногах, добрался до стула. Рухнул.
О, Пресветлый Разум!
Не от содомского разврата у тайного советника Маслова на приватном месте наколот знак, ошибся кнутобоец Мартын. И понятно теперь, отчего Прохор Иванович последним из придворных, вопреки моде, в парике ходит. Что есть Люциферовы меты? Известно: рога и хвост. Их-то и «отсекают» Великому Магу. Где-то на темени или на макушке, под волосами, должны быть у Маслова ещё два таких знака – от усекновения рогов.
Но как же так? Выходит, Великий Маг – не Метастазио?
И Митю главный сатанофаг хочет истребить не из-за подслушанного на дворцовой печи разговора?
Тогда за что?
Чем не угодил царский воспитанник начальнику Секретной экспедиции?
Очень просто, ответил сам себе Митридат. В этой самой ромашке причина и состоит. Он увидел то, чего никому видеть не положено. Должно быть, тайный советник решил: мальчишка образован и смышлён не по годам… Нет, это слишком лестно. Не в Митиной смышлёности дело. Испугался Маслов, что отрок станет болтать, какое украшение у государственного человека на заднице. Кто о Знаке Усекновения слыхом не слыхивал, посмеётся да забудет, но если слух о пикантной причуде секретного начальника дойдёт до человека сведущего, тут Маслову и конец.
Легко ли: охранитель августейшей безопасности – глава тайного ордена. Гонитель вольных каменщиков сам – наисекретнейший из масонов! Не сносить тогда Прохору Ивановичу головы.
Никогда ещё Митина мысль не работала так резво, даже в момент произведения математических исчислений.
Как хитёр Маслов, как предусмотрителен! Все ложи разогнал, а свой орден укрепил. Собирая по поручению императрицы сведения о тайных обществах, должно быть, заранее присматривался, кто из фигурантов может быть ему полезен.
Полезен для чего?
Ясно, для чего. Ведь Фондорин сказал, чего хотят ложные масоны – власти.
Митя зачесал в затылке. Что-то тут не складывалось.
Разве может какой-то Прохор Иваныч, сын лавочника, получить власть над Российской империей?
Может.
Если будет не сам на троне сидеть, а посадит куклу и станет дёргать за ниточки.
Кукла уже имеется, зовут её Наследник. Тот ведь, кажется, и в «Полнощной Звезде» состоял, откуда Великий Маг себе новых рекрутов набрал? Государыня велела из масонов уйти – сын не ослушался, ушёл. В другие масоны, против прежних наисокровеннейшие.
Теперь понятно, почему итальянец сказал, что Маслов на Наследника ставит. На кого ж ему ещё ставить?
- Предыдущая
- 42/55
- Следующая