Никто не выйдет отсюда живым - Шугермэн Дэнни - Страница 20

Пока Макс вёл переговоры с Холзманом, Джим казался необычно возбуждённым. Он пережил две недели тяжёлого запоя, когда на афишу “Whiskey” попала британская группа “Them”, а её певец и автор песен не только носил ту же фамилию, что и Джим, но и имел множество одинаковых с ним привычек. Джим и Вэн были уверены, что они родственники, и выпили по этому поводу.

За этим последовал период более активного, чем обычно, приёма наркотиков. Почти каждый день Ронни видела его глотающим кислоту, а однажды, она клянётся, он выкурил 170 граммов травы за день – не спав полночи, куря папиросы толщиной с указательный палец. Квартира была замусорена зёрнами и стеблями, Ронни была в ярости. Джим не обращал на неё внимания, говоря, что всё время с тех пор, как Робби и Джон были арестованы, они стали параноиками в отношении наркотиков и совершенно его достали, заставляя разбавлять траву. “ Как раз потому, что они медитируют…” Он не закончил предложение. Джим не был готов к медитации, но сходил на одну из лекций Махариши, чтобы самому посмотреть – будет ли он счастлив. Джим решил, что да, и написал по по этому поводу песню “Принимай всё, как есть”: “Двигайся медленно / Это будет нравиться тебе всё больше и больше / Принимай всё, как есть / И лучше – смеясь”. Но он не был склонен принимать дисциплину медитации.

К этому времени у “Doors” в “Whiskey” появились свои преданные фаны. Как-то раз Джим не вышел на сцену в первом отделении, так что Рэю, Робби и Джону пришлось играть без него, и Рэй пел все партии вокала. После этого Робби вернулся в раздевалку, а Джон с Рэем отправились в “Tropicana”, где они надеялись найти Джима.

Во время этой десятиминутной поездки Рэй и Джон говорили о Джиме и о наркотиках. Джон был заметно раздражён, почти зол. Рэй выглядел спокойнее. “Это только кажется, что Джим употребляет очень много наркотиков, потому что ты их сильно разбавляешь”, – сказал он.

Да? Но я никогда не употребляю кислоту чаще, чем раз в неделю, – ответил Джон, – а Джим, между прочим, сидит на ней через день.

Они остановили машину у двери Джима.

Джон не спорил, что никогда на самом деле не понимал Джима. “Он действительно хотел выйти за пределы самого себя, по всем направлениям идя к краю, как можно дальше – всякий раз. Вдумайтесь! Я никогда этого не понимал, потому что я шёл от индийской метафизики, как бы то ни было. Он же всегда был в Ницше, и в “что-всё-это-значит”, и в экзистенциальном поиске”.

Рэй вздохнул, переходя автостоянку и направляясь к дверям комнаты Джима, снятой за 8 долларов в день. Рэй бормотал строчку из песни: “Прорвись насквозь на другую сторону…”

Джон и Рэй подошли к двери. Постучали. Ответа не было, но им послышалось внутри какое-то движение.

Джим? Открой, это Рэй и Джон.

Наконец, Джим открыл дверь. Он пристально посмотрел на ребят.

Десять тысяч микрограммов, – всё, что он сказал.

Рэй засмеялся, не поверив. Нормальная доза ЛСД – от 350 до 500.

Ну, объясни, что случилось. Ты уже пропустил первое отделение. У Танзини будет, что вспомнить.

Джим двинулся вглубь комнаты, мотая головой.

Нет, парень, нет. Сюда… – Он открыл ящик кухонного шкафа для посуды. – Сюда, берите. Джим зачерпнул две горсти ЛСД в маленьких пурпурных пакетиках, предлагая их Джону и Рэю. Рэй заметил, что в шкафу была, кроме того, упаковка травы. Целый килограмм.

Во втором отделении творился совершенный бардак, но к тому времени, как “Doors” должны были выйти на сцену на последние 40 минут, Джим был уже в приемлемом состоянии.

Мы сыграем в этом отделении “Конец”, – сказал он, кивая головой, как если бы был этим весьма озабочен.

“ Конец” стал самой незабываемой работой “Doors” – вернее, он станет ею после этого концерта. Эта песня воплощала собой концепцию рок-театра даже больше, чем “Когда музыка закончилась”. Ещё недавно простая двухстрофная прощальная песня, теперь она длилась вдруг двенадцать минут, и почти на каждом концерте Джим вставлял в неё или менял местами новые кусочки текста. В тот вечер Джим снова всех удивил.

В тёмных узких штанах и тенниске, с вьющимися по плечам волосами, с небритым лицом в духе Боттичелли, он прятался в играющих тенях танцплощадки “Whiskey a Go Go”. Остановился, глянул на девушек в стеклянной клетке. На площадке был Вито и его свита повёрнутые на музыке шуты в прозрачных кружевах, известные раскручиванием новых команд. Это они нашли в “Ciro’s” “Birds”, потом в “Bido Lito’s” “Love”, ставших членами “Mothers’ Auxiliary” Фрэнка Заппы. Вито со своей компанией в будни проходил в “Whiskey” бесплатно, поскольку следом за ним непременно являлись и “платные” завсегдатаи.

Джим, сутулясь, двинулся по направлению к сцене; глаза закрыты, голова склонена на плечо. Он наблюдал, как занимали свои места Джон, Робби и Рэй, затем сам присоединился к ним, сдвинувшись к органу Рэя. Последовали нестройные звуки разминки, затем пауза, наконец, Джим и музыканты оказались в темноте.

Танцплощадка постепенно успокоилась.

Джим повис на микрофонной стойке, голова запрокинута назад, глаза закрыты, одна рука держит микрофон, другая закрывает ухо. Поставив ногу на основание микрофонной стойки, он начал печально декламировать стихи.

Это конец, дорогой друг.

Это конец, мой единственный друг, конец

Наших тщательно продуманных планов. Конец

Всего, что было устойчиво, конец,

Нет ни безопасности, ни удивления, конец.

Я никогда не загляну в твои глаза опять.

Можешь ли ты представить, что будет,

Так безгранично и свободно

Безнадежно в необходимости

Чьей -то незнакомой руки

На безнадежной земле.

Музыкальное сопровождение было столь же гипнотическим, как и жалобно-угрожающий голос Джима. Сердцебиение органа Рэя, внезапные восклицания барабанов Джона, подобные ситару гитарные проходы Робби.

Потерянные в римской пустыне боли,

Все дети безумны;

В ожидании летнего дождя – й-й-е-е-е…

Джим тщательно выговаривал слова. Он делал паузы между слогами, будто выбирая слова так же заботливо, как хирург обращается со скальпелем. В его подаче, в музыке было ощущение сдерживания, предостережения, ожидания, страха.

На окраине города опасность

Езжай по королевскому шоссе, baby.

Таинственные места внутри золотого рудника.

Езжай по шоссе на запад, baby.

На танцплощадке “Whiskey” все замерли – масса тел молча ждёт, пристально глядя на Джима – неподвижного с начала песни. Всё стихло даже в баре. Никаких разговоров во всём клубе. Даже официантки очарованы фигурой на сцене.

Езжай змеёю шоссе.

Езжай змеёю шоссе к озеру,

Древнему озеру

Змея длиной… в семь миль;

Езжай змеёю шоссе.

Змея стара, её кожа холодна.

Запад лучше всего.

Запад лу-у-учше всего-о-о-о-о.

Доедем туда и сделаем всё остальное.

Голубой авто-о-о-бус ждёт нас

Голубо -о-ой авто-о-обус ждёт нас

Водитель, куда ты повезёшь нас?

Джим скосил глаза, разглядывая аудиторию, потом снова опустил веки, будто преследуемый звуками, исходящими от троих других “Doors”, создающих таинственный музыкальный фон.

Глаза Джима открыты. Он вытащил микрофон из стойки и резко взглянул на публику, ноги сжаты. Теперь он читает двенадцать строк, которые вошли в песню в её последней версии, и которые гораздо быстрее сделали Джима современной поп -легендой.

Убийца проснулся до рассвета,

Он надел свои ботинки,

Он принял маску из древней галереи,

И пошёл по коридо-о-ору.

Он зашёл в комнату, где жила его сестра, и-и-и…

Затем он нанёс визит своему брату,

И затем он… пошёл дальше по коридо -о-о-ору.

И он подошёл к двери,

И он заглянул внутрь,

“Отец?”

“Да, сын?”

“ Я хочу убить тебя. Мать… Я хочу

Голос Джима перешёл в первобытный вопль, похожий на рвущийся сломанными ногтями шёлк. Вслед за ним взревели и завизжали инструменты. Ни Джон, ни Робби, ни Рэй не слышали раньше этих слов, но они не слишком испугались и продолжили творить импровизированное инструментальное полотно.