Никто не выйдет отсюда живым - Шугермэн Дэнни - Страница 43

– Fucking-пункт, – проворчал Джим. Он прыгнул на кушетку и потянулся к пиву. – Держу пари, что это прежде всего рок-н-ролл.

Джим позаботился о том, чтобы в обоих городах не надевать кожаные штаны и не говорить непристойностей. Для такой осторожности была причина. В Миннеаполисе перед их выходом на сцену по бокам встали управляющий залом и полицейские – на случай “возникновения инцидента ”. Началась послемайамская паранойя.

16го “Doors” прилетели в Юджин, а затем 17-го на фестиваль под открытым небом в Сиэттле. Они снова были осторожны (к разочарованию публики), но в то же время они снова начали достигать ощущения спектакля. Фестиваль не принёс им удовлетворения. После выступления в “Hollywood Bowl” они считали, что их музыка не годится для открытых площадок. Но тем не менее было ясно, что четверо “Doors” ещё могли выступать как одно целое. Каждый следующий концерт был музыкальнее, свободнее, спонтаннее предыдущего. В дороге поведение Джима стало, как правило, более цивилизованным, иногда заказывали семь блюд – просто для того, чтобы попробовать каждое. Он проводил время за чтением, походами в кино и осматриванием достопримечательностей – избегая гостиничных баров и ночных похождений.

Он был доволен, даже рад тому, как шли дела. Ожидания публики, кажется, уменьшались. Возможно, он преуспел в Майами, где, как он рассказывал одному журналисту, “попытался свести миф к абсурду и, таким образом, уничтожить его”. Однако были ещё люди, которые приходили послушать не музыку, а одну только песню “Дотронься до меня”.

С приходом лета стало больше концертов – в Торонто, Мехико, Сан-Франциско, Филадельфии, Питтсбурге, Лас-Вегасе и Лос-Анджелесе. Но к тому времени Америка уже глубоко погрузилась в то состояние, которое “Rolling Stone” назвал “Веком Паранойи”. Годом раньше были убиты Мартин Лютер Кинг и Роберт Кеннеди, а в Чикаго полиция нарушила Демократическую Конвенцию. Чтобы подавить молодёжную культуру, которая совсем недавно принималась так тепло, использовались Мэнсоновские убийцы. Было совершенно ясно, что “Doors” стали одной из мишеней.

В Торонто, когда они монтировали сцену, им сказали, что городская полиция была готова на них наброситься, если Джим начнёт слишком много дёргаться. За два дня до концерта в Филадельфии мэр откопал закон 1879 года, по которому он мог запретить концерт, если последний окажется “аморальным по природе или неприятным и вредным для общества”, и после того, как организаторы оспорили поведение мэра и победили, “Doors” были предупреждены, что водители их лимузинов – агенты полиции. В Питтсбурге, когда сотни тинэйджеров полезли на сцену, концерт был остановлен. В Лас-Вегасе шеф полиции пришёл на концерт с бланками ордеров, выписанных на имя каждого из “Doors”, чтобы вписать в них обвинения – или нет – в зависимости от того, как будет играть группа.

Несмотря на давление, концерты продолжались и шли успешно. Джим получал удовольствие от возможности просто петь и развлекать публику, и, по ситуации, даже иногда шутил. Но его раздражала неприязнь к нему властей, и он начал думать, что мог бы сделать что-нибудь этакое раз и навсегда.

Со смешанными чувствами они ждали намеченных на конец месяца концертов в Мехико, в “Plaza Monumental”, крупнейшем строении города. Это снова означало играть на большой открытой площадке (на сорок восемь тысяч зрителей), но “Doors” чувствовали, что престиж концерта значил больше, чем эстетическое вознаграждение, а из-за того, что билеты стоили от 40 центов до 1 доллара, они считали, что их смогут увидеть и бедные. Планировалось также, что группа выступит на бенефисе Объединённых Наций или Красного Креста в “Camino Real Hotel” – дорогом вечернем клубе.

Но организатор концерта в Мехико, молодой бородатый дизайнер по интерьеру Марио Олмос был не в состоянии получить все необходимые разрешения, поэтому он отправился к Хавьеру Кастро, двадцатишестилетнему певцу и владельцу “Forum”, тысячеместного вечернего клуба, который по оформлению и посетителям был примерно эквивалентен “Copacabana” в НьюЙорке. Он сказал Хавьеру, что мог бы привезти “Doors” на четыре концерта за 5.000 долларов каждый. Вдвоём они нашли человека, который обеспечил чек на 20.000 долларов для “Doors” в качестве гарантии, и на следующее утро газеты Мехико поместили на всю страницу рекламные объявления о предстоящих в выходные концертах “Doors” в “Forum”.

С “Doors” эти планы не обсуждались, и они были весьма обижены, когда Марио и Хавьер пришли в их офис с рекламными газетами и чеком в руках, с извинениями. Тем вечером офис был слабо освещён, стол Билла Сиддонза был завален пустыми пивными бутылками, плакатами и газетной рекламой “Forum”. Члены группы сидели вокруг с серьёзными лицами, обсуждая, как бы им вызватьмедиума. Эта идея возникла, когда Алан Роней и Леон Барнард одновременно высказали предчувствие смерти Джима. Это было не в первый раз, но сейчас это и впрямь казалось предвестием гибели.

Билл Сиддонз никогда не воспринимал такие предчувствия спокойно. Несколько раз в прошлом году с утра в понедельник распространялись слухи, что Джим умер, став жертвой воскресного самозлоупотребления, и каждый раз Билл паниковал, отчаянно звоня всюду, пытаясь разыскать Джима, пока сам Джим не прекращал все эти дикие истории своим появлением в офисе, чтобы просмотреть почту.

Говорили, что ты умер, – скажет Билл, улыбаясь, с явным облегчением.

О? – ответит Джим, открывая холодильник около стола Билла и вытаскивая банку “Coors”. Опять? Каким образом на сей раз?

Джиму не сказали о предчувствиях, которые были у Леона и его близкого друга. Сборы в Мексику продолжались.

Джи-и-им! Джи-и-им! Где Джи-и-им? – тысячи фанов “Doors” пришли поприветствовать группу и пригласить её в Мексику.

“Doors” через таможню прошли в вестибюль аэропорта Мехико. С широкой бородой Джима не узнали – он был не похож на Джима Моррисона, нарисованного на фасаде “Forum”, и в толпе прошёл недовольный ропот. Сиддонза попросили сказать об этом Джиму, что он и сделал. Но борода осталась.

Концерты были одними из лучших у “Doors” за всю их карьеру. “Doors” были в Мексике гораздо популярнее, чем они думали, и отклик богатых тинэйджеров, каждый вечер заполнявших клуб, воодушевлял их на необычную музыкальную эйфорию – хотя они замечали, что иногда это была странная популярность. Такой была реакция на “Конец” – она больше всего их удивила.

В первый вечер Джим и остальные не обращали внимания на повторяющиеся просьбы спеть эту песню, но на втором концерте они уступили. Как только они подошли к Эдиповой части, многие в зале стали заставлять друг друга молчать – это было похоже на комнату, полную змей.

Отец? – Да, сын?

Джим ужаснулся от ответа, который вызвала эта строчка – вся молодёжь в зале в один голос воскликнула:

Я хочу уб-и-и-ить тебя!

Джим посмотрел в темноту, заметно ошеломлённый.

Мать? – как будто робко продолжил он. – Я хочу… – и снова публика взорвалась.

Это произвело впечатление на Джима.

Эта песня была так популярна в Мексике, что её выпустили на удлинённой сорокопятке, и она так часто игралась на проигрывателях-автоматах, что стихи едва можно было разобрать. “ Мексика – Эдипова страна, – кто-то позже говорил Джиму. – Объяснение этому – в национальном мачизме и Материнской Церкви ”.

К “Doors” относились как к королям, и через неделю они смогли оценить комфорт, которым их окружили на всё время длительного пребывания в стране. У них было время для осмотра достопримечательностей, для этого им выделили чёрный и белый кадиллаки, водителей и женщину по имени Малу, которая вообще-то работала в “Forum” журналисткой, но сейчас была и переводчиком “Doors”, и почти матерью. Всё было доступно им круглосуточно. Мотель располагался в лучшем квартале, совсем рядом. Их представили сыну мексиканского Президента, который был одет по последней моде Карнаби Стрит и за которым ходила стайка американских девочек, известных здесь как “президентские группиз” (с одной из них Джим познакомился во время посещения антропологического музея, она была очень похожа на Памелу). За кулисами появлялся кто-то с чем-то, напоминающим большую пластиковую коробку с 500 г кокаина, предлагая его ребятам в любом количестве.