Талисман любви - Райс Луанн - Страница 48

– Что ты сказал? – переспросил Джим.

– Ничего, – ответил Серж, но так тихо, что Джим его не расслышал и продолжал ходить по кругу.

Серж отжался свои три сотни раз, затем поднялся на ноги. Он подошел к стене, уперся в нее и стал делать растяжку.

Мартин разделался с Детройтом, а еще днем раньше с Чикаго. Он был горяч в этом году.

Газеты писали, что это его сезон и что женитьба тому причиной. Женитьба не усмирила Золотую Кувалду; она только закалила его, придала ему мощь. Но Сержа беспокоили глаза Мартина, его лодыжки, колени. Как только тебе пробило тридцать, травмы могут погубить хороший сезон, разрушить все планы.

– Привет, старик, – приветствовал его Тино, бритоголовый малец.

Он выдохнул кольцо дыма.

– Сигарета? – спросил Серж.

– Да, угостить?

– Мерд (черт), нет. Я не касаюсь этой дряни. Уверен, что не травка?

– Не травка и не крэк. Я чист, сколько можно тебе говорить.

– Бьен (хорошо), – сказал Серж. – Этим утром.

Тино хохотнул. Серж сохранял на лице строгое выражение, но он не мог удержать уголки рта, расплывающиеся в усмешке.

– Холод здесь снаружи, папаша, – заметил малец.

– Для слабаков, – уточнил Серж.

– Я-то не слабак.

– Так будешь, помяни мое слово. Только продолжай курить.

– Ах, ах. – Малец сделал еще затяжку, затем убрал сигарету за спину, будто застыдившись.

– Тебе сколько лет? – спросил Серж.

– Двадцать четыре.

– Твой отец тебя никогда не ловил за курение? – Сержа больше не изумлял возраст молодых парней, которых он встречал здесь.

Малец выдохнул дым из носа, чуть не поперхнувшись от смеха.

– Какой отец? Да он слинял-то раньше, чем я на свет появился. Ладно, поболтаем позже, Серж. Я не слабак, но я зверски замерз. Кроме того, моя малышня меня навестит сегодня. Я лучше пойду помоюсь и буду готов.

Серж проследил глазами за мальцом, пока тот не зашел вовнутрь. Тюремный двор опустел, и глубокий колодец одиночества зазиял пустотой у него в груди. Зима всегда заставляла Сержа чувствовать свое одиночество. Даже до того, как он оказался в тюрьме. Когда снег падает и дует холодный ветер, люди нуждаются в своих семьях.

– Мой сын собирается навестить меня скоро, – сказал Серж двери, в которую зашел малец.

Он погладил карман брюк, где он теперь всегда носил вырезанную из газеты фотографию Мартина, Мэй и Кайли… свадебную фотографию, которую сделали еще до начала сезона.

Свисток объявил время посещений. Серж игнорировал его, оставшись стоять на холоде. Здесь он чувствовал себя хоть немного живым. Закрывая глаза, он видел перед собой свое озеро: оно приютилось среди гор, и лед на нем был чернее всех льдов всех озер Канады. На том озере он учил Мартина кататься на коньках.

Тогда они мечтали, что придет время и они станут выступать за одну и ту же команду. Славные мечты, которые Серж обещал сыну воплотить в жизнь.

– Если бы я поймал своего парнишку за куревом, – вслух проговорил Серж, – я бы ему задал хорошую трепку. Хорошие отцы для того и нужны, чтобы помогать детям поступать правильно, как для них лучше.

– Серж! – позвал его Джим. – Разве ты не замерз?

– Мы катаемся на коньках, – откликнулся Серж.

Он уже открыл глаза, но все еще продолжал видеть черное озеро.

– Мы с моим сыном.

Он знал, что было сумасшествием оставаться на холоде, пока внутри все-таки чуть теплее, и скоро начнут раз давать обед. Но здесь он вдыхал настоящий воздух, тот воздух, которым где-нибудь дышал и Мартин. Когда сын приедет, ему придется пройти через вон те ворота. Серж посмотрел на восток и снова закрыл глаза. Черный лед озера исчез, но Серж видел, как входил его сын. С женой и маленькой девочкой.

Назад к своей камере Серж шел самым длинным путем. Задержавшись у комнаты для свиданий, он прислушался к голосам: женским и детским. Голоса, как магнитом, притянули его ближе, он остановился в дверях. Тино сидел за длинным столом. Невысокого роста темноволосая женщина наклонялась к нему, а на коленях у него сидел маленький ребенок, который старательно карабкался куда-то выше. Второй ребенок сидел так близко, как только мог, словно разлука вселяла в них ужас и они хотели укрыться от неизбежности в объятиях отца.

Глаза Тино сияли, и он широко улыбался от радости. У старшего мальчика была его улыбка, его телосложение.

Затаив дыхание, Серж наблюдал, как малыш схватил отца за уши и поцеловал его в нос.

Серж понимал, что такое разлука, понимал, что отец нуждался в близости с сыном не меньше, если не больше, чем сын. Серж повернулся спиной и стремительно пошел прочь.

На имя Мэй стали приходить письма от болельщиков со всей Америки и Канады. Поразительно, но женщин интересовала история ее любви, их интриговало, что она прожила столько лет одинокой организаторшей свадебных церемоний.

«Это вселяет в меня надежду, – написала одна из них, – что где-то на свете живет и мой суженый».

Другие женщины хотели получить от нее помощь в любовном привороте или просили организовать их свадьбы. Мэй старалась отвечать на все послания, но работы хватало и в «Брайдалбарн», и дома. Как-то морозным вечером, в перерыве между играми, Мартин привез домой две пары фигурных коньков для Мэй и Кайли и стал выводить их кататься на пруд позади строений их хозяйства.

Мэй долгие годы не стояла на коньках. Понимая свою неуклюжесть, она позволила Мартину обнять ее рукой за талию и провезти по льду. Он передвигался, как ветер, быстро и уверенно, крепко держа ее и шепча что-то на ухо, пока она не стала держать равновесие. Запыхавшись, она села на бревно, чтобы посмотреть, как он катается с Кайли. Вопя от радости, Кайли вообще не хотела уходить с катка, и они катались почти всю ночь или, по крайней мере, пока небо не усыпали звезды и температура не опустилась ниже двадцати градусов.

Первая открытка прибыла среди партии рождественских открыток. Сидя за столом, Мэй смотрела из окна на пруд и жалела, что Мартин не дома, а в Монреале, и они не могут вечером снова покататься все вместе на коньках.

– Это тебе. – Тобин положила открытку на стол Мэй.

– От кого? – спросила Мэй.

– Что-то таинственное, – объяснила Тобин. – Мне не следовало читать, но я не удержалась.

Мэй долго не могла оторвать глаз от открытки. Сердце бешено колотилось. На открытке было изображено озеро в летний день, а текст гласил:

«Береги его».

Подписи не стояло. Адресована она была лично ей, а на почтовом штемпеле значилось: Эстония, штат Нью-Йорк.

– Кто это из Эстонии? – поинтересовалась Тобин.

Мэй поняла: Серж Картье. Там находится его тюрьма.

Она читала об этом достаточно часто. Ей хотелось все рассказать Тобин, но, помня, об отношении Мартина к отцу, Мэй никогда не говорила на эту тему с Тобин, и это же остановило ее и теперь.

– Не знаю, – сказала Мэй, краснея от собственной лжи.

Желание выговориться давило ей грудь. Тобин так и осталась стоять рядом, с напряженным и оскорбленным выражением на лице. Они действительно отдалились друг от друга за эти последние месяцы. Мэй открыла было рот, чтобы заговорить, но так и не смогла решиться. Когда Тобин все-таки возвратилась к работе, Мэй положила открытку к себе в сумку.

На дне сумки Мэй увидела синюю тетрадь, ее дневник с записями видений и сновидений Кайли. Начиная с лета она не общалась с доктором Уитпеном, да и записывать в дневник было нечего. Никаких видений или снов про ангелов, никаких вопросов о Натали.

Но, коснувшись дневника, Мэй вспомнила, что говорил доктор Уитпен о завесе: Кайли могла видеть через нее, и, возможно, она потянулась к Мартину в какой-то связи с его отцом и дочерью. Засунув тетрадь поглубже в сумку Мэй закрыла застежку-молнию.

Мэй не показала Мартину открытку, но до конца отогнать мысли об этом странном послании так и не смогла.

Как-то в декабре, после игры, в которой «Брюинзы» проиграли на своем поле «Рейнджерсам», они с Мартином выезжали из гаража для игроков. Узнав его черный «порше», болельщики рванулись к нему, чтобы получить автографы на своих программках. Мартин опустил окно со своей стороны, чтобы раздать автографы. Чаще к нему подходили отцы с детьми, но Мэй заметила и несколько красоток, держащихся группкой. Мартин молча подписывал программки, не меняя сурового выражения лица.