Укрощенная любовью - Монтегю Жанна - Страница 35
- Предыдущая
- 35/87
- Следующая
Протесты были пустым сотрясением воздуха – Беренис знала это, и к тому же ее собственное сердце бешено заколотилось от прикосновения его руки. Почувствовав ее трепет, Себастьян крепко прижался к ней всем телом, заставляя ее ощутить силу его желания и нарастающее возбуждение. Он прошелся губами по ее шее, плечам, и ее сопротивление стало ослабевать, а затем и вовсе угасло. Наслаждение волнами растекалось по телу Беренис, когда его рот снова нашел ее губы, увлекая за собой в мир блаженства, и мягкая нежность этого поцелуя смогла искупить недавнюю грубость. Его рука скользила по ее плечу, словно играя на прекрасно настроенном инструменте, зажигая в ней огонь страсти, оставляя слепой ко всему, кроме этой напряженности, скапливающейся внутри, нарастающей с каждой долей секунды. Себастьян сбросил с нее сорочку, и глаза его вспыхнули при виде ее наготы.
– О, m'amie, какая у тебя прекрасная грудь! – Он нежно поцеловал ее. – Почему ты так холодна ко мне? Я никогда не причинял тебе зла. Ну же, позволь мне показать тебе, какое глубокое наслаждение может дать мужчина женщине!..
Его слова возбуждали Беренис не меньше, чем, прикосновения, и, движимые какой-то непреодолимой внутренней силой, ее руки обвились вокруг его шеи, пальцы погрузились в черные кудри, и она забыла обо всем, кроме этого смятения в ее крови. Себастьян понял, что ее сопротивление угасает. Он не спешил, словно смакуя каждую ласку, сдерживая собственное желание, решив, что в этот раз она должна получить удовольствие от их близости. Она все еще сохраняла ту дразнящую девственную ауру, которая говорила о ее неопытности, и это был словно вызов его мужской доблести и опыту – вызов, который он принимал с радостью.
Он нежно коснулся пальцами голубоватых век, медленно провел ими по контуру приоткрытых губ, затем продолжил чудесное путешествие вниз, по подбородку и шее. Тело ее мерцало серебром в мягком свете свечи – это стройное, гладкое тело с увенчанной коралловыми сосками грудью. Губы тронули ее соски, и Беренис утонула в пронзительно-сладком ощущении, когда он обвел языком сначала один, затем другой.
Ее рука сначала нерешительно, затем все смелее стала скользить по его груди и, гладя загорелую кожу, медленно спускалась вниз, движимая непреодолимым желанием дотронуться до этого стержня – символа мужской силы. Это было совершенно новое ощущение, и когда она почувствовала под своими пальцами его бьющийся пульс, наслаждение горячей волной окатило ее, потому что она отыскала то место, где он больше всего жаждал ее прикосновений.
– Маленькая колдунья, – хрипло прошептал Себастьян ей на ухо, посылая волны дрожи вдоль ее тела. – Это так хорошо, что может закончиться раньше, чем мы начнем… Познавай меня, а я буду познавать тебя. Мы должны учиться узнавать друг друга, ma cherie!
Он провел рукой вдоль ее тела, охватывая тонкую талию, спину, плоский живот, найдя теплую темноту между ног. Она вздрогнула, затем расслабилась, давая ему возможность идти своим путем, позволяя его пальцам делать то, что они хотят. Странный жар возникал и разгорался внутри нее, и она с готовностью отдалась во власть этого желания, чувствуя, как оно растет, накапливается, поднимается огромными волнами, отступает, затем обрушивается, чтобы вынести потом на новые вершины. Она утопала в обжигающем потоке ощущений; перед глазами вздымались малиновые волны, наполняя все ее существо отчаянным желанием.
Она покусывала его плечи и шею, мочки ушей, жадно втягивая ртом кожу, ее руки обхватывали его, царапая ногтями спину, в то время как его колдовские прикосновения продолжали диктовать сводящий с ума ритм. Она не могла избежать этого, не хотела, чувствуя, что умрет, если он остановится. Но Себастьян не остановился: он использовал все свое искусство любовника, чтобы дать Беренис впервые познать сексуальное удовлетворение. Ничто в этот момент не волновало ее, кроме этого захватывающего стремления продолжать до тех пор, пока накал чувств не поднял ее на вершину наслаждения, оставляя трепещущей и орошенной каплями пота.
Услышав крик, сорвавшийся с ее губ, Себастьян приподнялся, раздвинул ее ноги и глубоко вошел в нее. Беренис, все еще парящая на пьянящей высоте, прижала его к себе, переполненная жаждой этой властной силы, растягивающей и наполняющей ее, и приподняла навстречу свое влажное, зовущее тело. Безумие страсти Себастьяна эхом отозвалось в ней, когда он стал двигаться быстрее, давая волю своему доселе сдерживаемому желанию. Вместе с ним Беренис была подхвачена яростным потоком его страсти, пока, наконец, он не затих, уткнувшись лицом во впадинку над ее ключицей.
Она медленно возвращалась к действительности, чувствуя тяжелые удары его сердца, которые постепенно обретали нормальный ритм по мере того, как приходило успокоение. Она открыла глаза, и каюта, качнувшись, встала на свое место. Беренис ощущала движение корабля, слышала плеск волн о корпус судна. Откуда-то сверху послышались приглушенные голоса: офицер заступил на вахту. Затем тишина – глубокий омут тишины, в котором были лишь Себастьян и она.
Он нехотя соскользнул с нее и притянул к себе, положив руку ей на грудь. Беренис была смущена и обессилена после бури страсти. Так вот что значит «заниматься любовью»? Она с тоской чувствовала, что собственное тело предало ее. Ведь, в соответствии с ее стремлением к идеальному, во всем этом должно быть нечто большее, чем простой животный инстинкт. Она хотела отодвинуться, но Себастьян, полусонный, лишь засмеялся, притянув ее ближе. Беренис вздохнула, слишком уставшая, чтобы протестовать. Она подумает об этом завтра, решила она, и позволила мягкому покачиванию «La Foudre» убаюкать ее.
Широкая, грязная река лениво плескалась о сваи причала, и влажный воздух, казалось, давил на толпу, собравшуюся на пристани. Трап, сброшенный с «La Foudre», образовывал качающийся мост, соединяющий корабль с Чарльстоном. Беренис стояла у фальшборта, держа над головой раскрытый зонтик, золотистая бахрома которого шевелилась на ветру. Он отбрасывал прохладную фиолетовую тень на лицо Беренис, и лишь зубы ее сверкали белыми жемчужинами.
Она медленно обозревала зеленую полосу земли, которая теперь должна была стать ее домом. Набережная мерцала в мареве жары, и, казалось, сама земля плавится. Бухта казалась огромной. Береговая линия была причудливо изрезана устьями рек, заливами и бухтами, вдали, под шелковым голубым небом, виднелись смутные очертания гор.
Беренис нервничала, сердце ее трепетало, и она крепко держалась за руку Себастьяна, пока они не спустились по трапу. Колени ее дрожали, словно не доверяя ставшему непривычным ощущению твердой земли под ногами; раскаленные камни, подобно горячим углям, жгли ноги сквозь подошвы туфель, но, тем не менее, она решительно убрала руку, словно пытаясь еще раз продемонстрировать свою независимость. Себастьян при этом нахмурился, и Беренис видела, что лицо его словно окаменело, а глаза гневно сверкнули. Но если он думает, что она станет вести себя, как восторженная новобрачная, жаждущая поскорее увидеть свой новый дом, то он ошибается.
Твердо решив раздражать его и дальше, Беренис состроила гримасу легкого неудовольствия, глядя вокруг с высокомерным отвращением.
Повсюду толпился типичный для любого морского порта разношерстный сброд, пристававший к сошедшим на берег пассажирам с предложениями пищи, жилья и развлечений. У всех причалов шла оживленная суета: судовые команды готовились либо к швартовке, либо к отплытию; артели грузчиков переносили продовольствие на суда или на склады; упряжки лошадей тащили вагонетки, нагруженные горами тюков и бочонков.
К своему изумлению, Беренис обнаружила, что их ожидает просторный элегантный экипаж с гербом на дверцах, запряженный четверкой кливлендских серых. Кучер, наряженный в красивую серую ливрею, приветствовал Себастьяна; двое лакеев спрыгнули с подножек и немедленно принялись за погрузку багажа. Пребывавшая в плену общих представлений, что колонии все еще оставались отсталыми, Беренис совсем была не готова к подобному приему, ожидая увидеть что-то вроде деревенской подводы. Она с удивлением подумала, что, не считая жары и чернокожих грузчиков, все оказалось таким же, как и в любом английском порту. Еще сильнее она поразилась, когда, неожиданно вывернув с боковой улицы, показался другой экипаж, несущийся на огромной скорости, разгоняя толпу.
- Предыдущая
- 35/87
- Следующая
