«У» – значит убийца - Графтон Сью - Страница 56

• Предыдущая
• 56/68
• Следующая

– Это неправда... Это неправда! – прокричал Эссельман.

Но Стоктон продолжал:

– Вы заблокировали экономический рост, подвергли обструкции политику занятости, стали препятствием развитию строительства. Вы встали на пути у прогресса. А почему бы и нет? Ведь вы-то свое получили. Так какое же вам дело до всех нас? Да для вас было бы лучше, если бы мы все попрыгали в океан.

– С океаном вы абсолютно правы! Пойдите и утопитесь в нем.

– Джентльмены! – Со своего места поднялся президент.

– Позвольте, я вам кое-что скажу. Вот вы уйдете, и возможности для развития тоже будут упущены. Кто же заплатит за отсутствие у вас воображения?

– Джентльмены, джентльмены! – Президент постучал по столу молотком, но безрезультатно.

Серена вскочила на ноги, но отец отмахнулся от нее тем же небрежным жестом, каким, наверное, невольно обижал ее еще в детстве. Она снова села, в то время как Эссельман продолжал кричать, содрогаясь:

– Оставьте свои разглагольствования для членов клуба бизнесменов, молодой человек. Меня тошнит от бредней этого выскочки. Правда заключается в том, что вы явились сюда во имя всемогущего доллара, и вы сами знаете это. Если вы так заинтересованы в экономическом росте и всеобщем благе, тогда пожертвуйте землей и всеми своими доходами. Не прячьтесь за дешевой риторикой...

– Вот вы и пожертвуйте. Почему бы вам не сделать что-нибудь? Вы богаче, чем многие из присутствующих вместе взятых. И не вам говорить о риторике, вы, чванливая задница...

Сбоку от Стоктона откуда ни возьмись появился одетый в униформу охранник и взял его за локоть. Стоктон стряхнул его руку и пришел в ярость. Но тут с другой стороны к нему подошел кто-то из его коллег и помог охраннику вывести Стоктона из зала. Эссельман остался стоять, взгляд его горел гневом.

Пока выступали все последующие ораторы, я наклонилась к своему соседу:

– Боюсь показаться вам дурочкой, но что тут такое произошло?

– Джон Стоктон пытается получить разрешение на водопользование для большого участка земли, который он хочет продать компании "Маркус Петролеум".

– Мне казалось, что такие сделки должны осуществляться под контролем муниципалитета.

– Совершенно верно. Месяц назад сделка была одобрена единогласно при условии, что новые хозяева будут использовать воду, которая очищается компанией "Колгейт Уотер". Все шло к тому, что никаких возражений не будет, но Эссельман вдруг решил броситься в контратаку.

– А по какому же поводу такой скандал?

– Стоктон является владельцем некоторых участков, которые весьма интересуют нефтяные компании. Но всем им грош цена без воды. Эссельман поначалу поддержал его, а теперь вдруг выступил против. "Коротышка" почувствовал себя преданным.

И опять мои мысли вернулись к тому телефонному разговору. Эссельман упоминал что-то о том, как совет директоров дал уговорить себя на какую-то сделку, в то время как сам он находился в больнице.

– Стоктон занимался всем этим в то время, как Эссельман был болен?

– Совершенно верно. И почти преуспел в этом. Теперь же, выйдя из больницы, Эссельман пытается использовать все свое влияние для того, чтобы опротестовать согласие совета директоров.

Сидевшая впереди женщина обернулась и смерила нас уничтожающим взглядом.

– Не могли бы вы говорить потише, люди здесь заняты делом.

– Извините.

Президент отчаянно пытался навести порядок, но разгоряченная публика не проявила никакого интереса к этим его попыткам.

Я поднесла ладонь ко рту.

– И было голосование по этому вопросу? – спросила я тихо.

Мой сосед покачал головой.

– Вопрос возник год назад, и совет директоров назначил специальную комиссию для изучения проблемы и выработки рекомендаций. Они провели исследование возможного вредного воздействия на окружающую среду. Вы знаете, как это делается. Обычные стандартные тесты, в надежде на то, что никто не обратит особого внимания на результаты. На голосование вопрос будет поставлен не раньше следующего месяца. Вот поэтому-то они и ломают сейчас копья.

Женщина, сидевшая впереди, полуобернулась и поднесла палец к губам, прервав наш разговор.

Как раз в этот момент Эссельман опустился в свое кресло, щеки его были пунцовыми. Серена обошла вокруг стола и, к его неудовольствию, уселась рядом. "Коротышки" Стоктона нигде не было видно, но со двора доносился его голос, полный гнева. Кто-то пытался его успокоить, но безуспешно. Собрание шло своим ходом. Президент бодро перешел к следующему пункту повестки дня, под которым значилось: "Противопожарная спринклерная система". Обсуждение этой проблемы прошло гладко. Когда я выскользнула из зала, Стоктон уже ушел. Двор опустел.

Я поехала в больницу. По дороге остановилась, чтобы заправиться. Я знала, что к моему приезду время посещения уже закончится, но в отделении, где лежала Дэниель, были свои правила. Родственникам разрешалось пятиминутное пребывание в течение каждого часа. Здание клиники было ярко освещено, ну прямо-таки отель на побережье. Мне пришлось проехать целый квартал, чтобы найти место для парковки. Я пересекла вестибюль и свернула направо к лифтам, чтобы подняться в отделение интенсивной терапии. Выйдя из кабины, я подошла к местному телефону, висевшему на стене, и позвонила на сестринский пост. Сестра ночной смены ответила вежливо, но не вспомнила моего имени. Она попросила меня подождать, не потрудившись даже заглянуть в палату Дэниель. Я принялась изучать картину с морским видом, висевшую на стене. Через минуту в трубке вновь раздался голос сестры, на этот раз он звучал гораздо дружелюбнее. Она, видимо, решила, что я из полиции. Чини наверняка шепнул кому-то пару слов, чтобы меня пропускали к Дэниель.

Я стояла в коридоре и смотрела на Дэниель сквозь окошко в двери палаты. Кровать, на которой она лежала, была чуть-чуть приподнята, сама Дэниель казалась спящей, ее длинные темные волосы струились по подушке и свисали с края постели. Царапины на лице проступили более явственно, белый пластырь поперек носа ярко контрастировал с черно-синими глазницами. Губы темные и опухшие, нижняя челюсть, наверное, была скреплена скобами. Но в Дэниель не чувствовалось той расслабленности, которая присуща всем спящим. Капельница и катетер находились на своих местах.

– Хотите поговорить с ней?

Я повернулась и увидела перед собой ту же медсестру, которая дежурила здесь прошлой ночью.

– Мне бы не хотелось ее беспокоить, – ответила я.

– Я в любом случае должна разбудить ее для приема лекарств. Можете зайти вместе со мной. Только не огорчайте ее ничем.

– Не буду. Как у нее дела?

– Она молодец. Ей дали сильную дозу обезболивающего, но время от времени ее все-таки будят. Через пару дней мы думаем отправить ее этажом ниже, в обычную палату, но пока она будет находиться здесь.

Я тихо стояла у кровати, наблюдая за тем, как сестра измеряла давление, считала пульс, поправляла иглу капельницы. Глаза Дэниель медленно раскрылись, в них стояло какое-то расплывчатое выражение, такое бывает у людей, когда они не понимают, где находятся и почему. Сестра сделала пометку в карте больной и вышла из палаты. Зрачки Дэниель зеленовато поблескивали среди многочисленных царапин вокруг глаз.

– Привет, ну как ты?

– Мне лучше, – прошепелявила она, не разжимая зубов. – Мне поставили скобки, поэтому говорю вот только так.

– Я это уже поняла. Тебе больно?

– Нет, все хорошо. – Она слабо улыбнулась, не пошевелив головой. – Его я так и не видела, если тебя это интересует. Помню только, как открыла дверь.

– Ничего удивительного, – заметила я. – Со временем память должна вернуться.

– Надеюсь, что этого не произойдет.

– Понимаю. Скажи мне, когда устанешь. Я не хочу тебя утомлять.

– Не волнуйся. Мне, наоборот, не хватает компании. Что у тебя нового?

– Немного. Еду домой с собрания совета директоров "Колгейт Уотер". Настоящий зоопарк. Старичок, за которым Лорна присматривала, поскандалил со строителем по имени "Коротышка" Стоктон. Все остальное такая скучища, что я там заснула.

• Предыдущая
• 56/68
• Следующая