Лань — река лесная - Шашков Александр Андреевич - Страница 7

• Предыдущая
• 7/26
• Следующая

«Видно, Лёня проснулся», — подумал Алик.

В ту самую минуту на крыльцо вышел Архип Павлович. В руках у него была какая-то странная, незнакомая снасть. Алик видел и спиннинги, и удочки-донки, и проводочные удочки с катушками. Но то, что держал в руках Скуратов, не было похоже ни на спиннинг, ни на донку. Снасть напоминала скорее ружьё, из ствола которого выглядывала острая металлическая стрела.

— Что это такое, дядя Архип? — не выдержал Алик.

— Интересная штука, а? — подмигнул Скуратов.

— Интересная.

— Это, брат, подводное ружьё. Щук под водой стрелять. Нырнул на дно, спрятался за какую-нибудь корягу и жди. А как только покажется щука, ты её — бац!

— А как дышать под водой?

— Э-э, человек до всего додумается! Вон не сегодня завтра на Луну полетит и там тоже чем-то дышать будет. Ну, я пошёл!

— И я с вами!

— Нет-нет! Не сегодня. Мы сегодня очень далеко едем, так что придётся вам побыть дома.

Архип Павлович забросил за спину «ружьё» и рюкзак и направился к воротам.

Тут Алик вспомнил про своего гостя, который с минуты на минуту может проснуться. Нужно готовить завтрак.

Он сладил наконец с упрямым керогазом, когда в избу вошёл Лёня.

— Ты что, без матери живёшь? — спросил он.

— С дедушкой, — ответил Алик.

— А мать?..

— Она на Ангаре. И папа там. Они инженеры, электростанцию строят. Уже второй год. А раньше мы в Минске жили…

— А почему ты не поехал с ними? — удивился Лёня.

— Тогда нельзя было. Пишут, что на тот год возьмут и меня.

Алик поставил на стол сковороду с яичницей, нарезал хлеба и пригласил гостя завтракать. После минутного молчания спросил:

— Лёня, ты не торопишься домой?

— Как дядя… Он сказал, чтобы я его дожидался.

— Ну и отлично! — обрадовался Алик. — Тогда вот что. Ты же слышал вчера вечером, что мой дедушка, Николай Николаевич и твой дядя собираются совершить небольшое путешествие в пущу, на несколько дней. Николай Николаевич изучает лесные озёра и знает много красивых мест. Их он и хочет показать Скуратову. А заодно Архип Павлович осмотрит места партизанских боёв. Так вот, давай попросимся и поедем с ними. Знаешь, как интересно будет!

— Архип Павлович, может, и не захочет, чтоб мы…

— Почему не захочет? Захочет! — перебил его Алик. — Мы же помогать будем.

— Ур-ра! Идея! — донёсся со двора голос, и в открытом окне показалась взлохмаченная голова Валерки. — Ты, Алик, это здорово придумал! Мы создадим ДОПП!

Последнее слово заставило Алика и Лёню недоуменно переглянуться.

— ДОПП — это «добровольный отряд помощи писателям», — растолковал Гуз, довольный своей выдумкой.

— И всё-таки нас могут не взять, — усомнился Лёня.

— Возьмут! — убеждённо сказал Алик. — Я уговорю дедушку. Он у меня добрый.

Алик без особого труда уговорил деда. А вот со Скуратовым вышла заминка. К удивлению всех членов ДОППа, Архип Павлович даже как будто испугался, узнав, сколько у него объявилось помощников. Он пробовал доказывать, что легко справится один, что нет нужды отрывать ребят от их привычных занятий, что им будет скучно в лесу. Однако и он в конце концов, оценив, должно быть, искренний порыв ребят, сдался.

На общем «совете» было решено не терять понапрасну времени, послезавтра же, в субботу утром, двинуться на Зелёную поляну и там разбить лагерь. Одна палатка была у Николая Николаевича, вторую Алик и Валерка вызвались раздобыть в школе.

Кроме того, юные участники экспедиции получили задание заготовить все необходимые продукты. Им дали деньги и список всего, что нужно было купить.

В Заречье был магазин, но небогатый, и на другой день утром ребята поспешили на Базылёв перекат.

Базылевым перекатом называли небольшие каменистые пороги на Тихой Лани. Сейчас там полным ходом шло строительство межколхозной ГЭС. В сосоннике, на красивом берегу, вырос рабочий посёлок с клубом, столовой и двумя магазинами, в которых, как говорили заречанские хозяйки, не было разве что птичьего молока. Туда и направились юные «допповцы». Часа два они бегали от прилавка к прилавку, спорили, укладывали продукты, пересчитывали банки с консервами и заботились только о том, как бы чего не забыть.

А когда вернулись домой, снова началась суматоха. Нужно было собрать миски, ложки, котелки, взять соль, хлеб и многое другое: в пуще ведь придётся жить без малого неделю.

День промелькнул, словно один час. Когда всё упаковали, связали, солнце уже опустилось к самому лесу и, казалось, выбирало, как бы ему изловчиться проскочить между деревьями, не запутаться в сучьях.

— А ведь мы не всё прихватили, что нужно, — вздохнул Валерка, устало садясь на лавку.

— А чего ещё не хватает? — удивился Лёня.

— Овощей у нас никаких…

— Выдумал! — перебил его Алик. — Тыквы ещё набери, репы…

— Я не то сказал, — поправился Валерка. — Яблок нам нужно да груш. Понятно? Пришли к лагерю — и, милости просим, каждому по яблоку. Красота!

Алик сглотнул слюну.

— А что, — сразу согласился он. — Яблоки — это неплохо.

— Штук по пять каждому на день! — воскликнул Валерка.

— По пять!.. Знаешь, сколько это наберётся? Мешок.

— Ну, хотя бы по четыре. Это значит, нам нужно на семь дней… — Гуз задрал голову, пошевелил губами и объявил — Сто шестьдесят восемь штук!

— А сколько у нас денег?

— Что-то около десятки…

— Ну вот, а говоришь! За столько яблок Тэкля, если хочешь, всю сотню сдерёт.

— Сдерёт… — согласился Валерка и задумался.

Садов в деревне много, но всё молодые. А самый богатый сад — у Тэкли. Он посажен ещё до войны. Все остальные довоенные сады либо погибли в огне, либо были вырублены немцами. А Тэклин уцелел — в ту пору он был совсем молодой. Как укутали его в сорок первом в еловые лапки да колючую проволоку, так он и простоял в этом наряде до конца войны.

Сейчас Тэклин сад — на всю округу. Около сорока деревьев! Тут и «Антоновка поздняя» и «Антоновка ранняя», есть «Ранет» и «Боровинка», «Цыганка» и «Титовка». Пять яблонь — «Белый налив», три — «Налив винный», два «Апорта», два «Штрифеля». Есть ещё три «Лизы», одна «Анна», три «Адама», две «От бешенства» — да ещё яблонь десяток, названия которых знает одна Тэкля, потому что сама их и придумала.

Но и это ещё не всё. Есть у Тэкли в саду четыре высоких, стройных «Слуцких бэры». Стоят они, будто часовые, по углам сада. Видны издалека, особенно осенью, когда созревают груши.

А что это за груши! Это сахар, мёд, солнце и все самые лучшие ароматы цветов и деревьев, собранные вместе и заключённые в золотые горлачики. Глянешь на такую грушу — и слюнки сами потекут. А если уж попробуешь!..

Замечательный сад у тётки Тэкли! А вот сама Тэкля… Нет в округе сада лучшего, чем у неё, нет в округе и человека более скупого, чем Тэкля. «Зимой снегу не выпросишь», — говорят про неё люди. Никто не съел даром яблока из её сада. Даже паданцем не угостит! Всё на базар тащит. Люди только диву даются: как на работу в колхоз — у неё порок сердца, едва дышит, бедняжка; а созреют яблоки — мешками таскает их и в райцентр, и на станцию, и на стройку.

А между тем, если правду сказать, то и сад это не Тэклин. Перед самой войной посадил его единственный Тэклин племянник, сирота Анатолий Цепок, молодой, неженатый парень. Посадить посадил, а увидеть яблок так ему и не пришлось. Погиб в бою с фашистами…

— А если одолжить немного яблок? — предложил Алик. — Деньги мы ей потом отдадим.

— Не даст, — вздохнул Валерка.

— Даст! Я попрошу. Скажу, что, мол, так и так, будем писать книгу и про Анатоля напишем. Даст! Пошли, Валерка, нести поможешь.

— Я? — выкатил глаза Гуз. — Да ты что? Тэкля как увидит меня, так… — Он махнул рукой.

— Тогда пойдём с тобой, Лёня.

После недолгих уговоров Лёня согласился. Алик нашёл мешок, прихватил на всякий случай остаток денег (на задаток), и они с Лёней направились к Тэкле. Валерка проводил делегацию до ворот Тэклиного дома, а сам спрятался за хлевушком, в густом бурьяне.

• Предыдущая
• 7/26
• Следующая