Не покидай - Полонский Георгий - Страница 5

• Предыдущая
• 5/21
• Следующая

- Что? Я не поняла…

- Имеются в виду наши туалеты, - уточнила Альбина.

- Ох, эти твои лошадиные сравнения…

В этот самый час будущий королевский гость спал в фургоне бродячих артистов, устроив голову на ящике с куклами. А новые его друзья сидели оба на козлах и бесшабашно пели на два голоса, чтобы прогнать сонливость:

Человеку нужен дом,

Словно камень, прочный,

А меня судьба несла,

Что ручей проточный…

Влек меня бродяжий дух,

Вольный дух порочный,

Гнал, как гонит ураган

Листик одиночный…

Сидя в кресле, на заду

Натирать мозоли?! -

О, избавь меня, Господь

От подобной роли!

( Стихи немецких вагантов XI-XII веков в переводах Льва Гинзбурга )

- Слушай-ка, Марта, я все перезабыл… не знаю, где мы… Да и то сказать: когда нас с отцом упекли в изгнание, мне еще не было и девяти!

- Ну так спроси дорогу - чего проще? Хотя… Желтоплюш, тебе не кажется, что на нас как-то странно смотрят… дичатся, вроде?

Дело в том, что это был уже город, столица абидонская. Мощеные булыжником узкие улочки встречали наших путников и впрямь на странный манер: с одной стороны, население заинтересованно разглядывало их, но с другой - при первой же попытке контакта прохожие поглубже надвигали шляпы и шагали быстрее, а в домах захлопывали ставни…

Вот уже не раз Желтоплюш крикнул: - Эй, сударь! Не хочет… Тогда вы, мадам. Доброе утро! Дозвольте спросить…

…но и судари, и дамы резко сворачивали во двор или с прискорбием показывали на свои уши: глуховаты, дескать, не обессудьте, или бросали в ответ, еще не дослушав вопроса:

- Не здешние… не знаем!

Марта и Желтоплюш переглядывались, но разгадка этого удивительного явления не шла на ум ни ей, ни ему.

Возле одного дома точил ножи-ножницы горбун. Над ним только что, при появлении фургона, расторопно опустила жалюзи девочка лет 14-ти, передавшая ему пару ножей через окно. Закрыла, но сквозь переборки виднелись ее любопытные глаза.

- Почтеннейший, - сердечно обратился к точильщику Желтоплюш, - не затруднит ли вас чуть-чуть направить нас к цели? На дворцовую площадь нам надо…

Горбун не вдруг разжал уста: путники и кобыла их, фургон и афиши на нем были сначала ощупаны цепкими его глазами.

- Прямо-таки на дворцовую? - переспросил он, собрав на лбу целую грядку морщин. - Чужеземцы, что ли? - Желтоплюш подтвердил. - Это вам мимо водокачки надо. То есть назад, потом направо. За водокачкой должна стоять тетка, торгует она вареными раками. У тетки спросите: где, мол, тут живодерня для бродячих собак и кошек?

- Это еще зачем? - перебила Марта. - При чем тут…

Горбун поглядел на нее то ли с упреком, то ли с жалостью, сплюнул и молча возобновил вращение точильного камня.

- Нет, сударь, мы спросим, продолжайте, - робко сказал Желтоплюш.

- Она вам и растолкует. Если, конечно, раки не шибко будут свистеть. А то иной раз они так рассвистятся…

- Кто? Вареные раки?!

- Они самые. Когда их мало - еще ничего. А если улов велик, - уши закладывает от свиста… слова не скажи при них. Значит, как про живодерню узнали - обогнули ее с любой стороны - и вот она, площадь, что вам требуется, и сам королевский дворец.

Бедных артистов какой-то ужас обуял от этого объяснения! Однако они деревянными голосами поблагодарили точильщика и повернули Клементину, как он велел.

- Это сумасшедший, - твердо сказала Марта, когда отъехали.

- Или нет, - задумчиво отвечал Желтоплюш. - Сперва я тоже подумал так… А заметила, девчонка в окне подслушивала?

- Ну и что?

- Понимаешь, почудилось мне, что горбун хотел предупредить нас о чем-то! Живодерня, куда свозят бродячих собак… Бродячих! Раки, которые свистят… Неспроста это.

- А почему нельзя было попросту, без затей? Что за секрет такой - дорога до площади?!

- Может, и секрет. Особенно если площадь дворцовая. И особенно, если спрашивают чужеземцы…

- Ну, порядочки… Мы ж не спрашивали, сколько в их армии пушек! Погоди! - возмущенная Марта спрыгнула на землю и догнала простую женщину, шедшую впереди. Желтоплюш мрачно ждал. Через полминуты Марта вернулась.

- Ну, что?

- "Жубы болят", - передразнила Марта. - Не может говорить. Я спросила - и сразу они разболелись! Слушай, но не искать же нам торговку свистящими раками! Лучше честно спросить полицейского…

- Лучше, только не нам. Принца нашего подлатать бы, почистить слегка - и пускай он спрашивает…

А их принц безмятежно разулыбался в фургоне: что-то приятное показывали ему во сне…

Комнатка Патрика, расположенная под самым чердаком, напоминала бедную студенческую келью. Патрик работал сейчас, писал. Скрип его пера переходил исподволь в чуткие, осторожные аккорды гитары; на виду ее, однако, не было. Под эту гитару неведомо чей голос (самого автора? Но у него же нет голоса! Разве что голос его души?) негромко и выстраданно произносил:

Вот он не пишет уже, откидывается. Другому голосу, женскому, который позвал его по ту сторону двери - "Ваша милость! Вы заняты?" - Патрик делает предостерегающий жест: погоди, мол.

…И все-таки

всей грешной моей плотью,

душою всею,

клеточкою каждой,

всем существом моим

ежеминутно,

не я,

но тот,

во мне живущий кто-то,

опять кричит:

- Как сорок тысяч братьев!… -

и вопиет:

- Сильней всего на свете!…

едва ли не навзрыд:

- Дороже жизни!… -

но к этому язык мой непричастен,

но это все -

помимо моей воли,

но все это -

ни говоря ни слова

и даже звука не произнеся.

( Стихи Юрия Левитанского )

- Ваша милость, вы не спите? - опять постучали к нему. То была маленькая русоволосая служанка по имени Марселла. Когда Патрик, чтобы ответить ей, смахнул на пол книгу в серебряном окладе, девушка позволила себе войти:

- Это всего только я. Хочу спросить: вам постирать, отутюжить ничего не надо?

Патрик покачал головой, рассеянно улыбаясь.

- Смотрите. А то к приезду гостей все будут при параде, а у вас и сорочки свежей не найдется… - Марселла подобрала с пола заодно с той книгой скомканные листы и разглаживала их: труд ведь вложен сюда, душу свою автор, может быть, распинал здесь, - так неужто выбрасывать?

Вот только на источник этого вдохновения Марселла старалась не смотреть: над узкой кроватью немого висел портрет принцессы Альбины. Принцесса там смеялась, скалила ровные крепкие зубки…

- Вы не представляете, сударь, - продолжала Марселла, - как тут все ходуном заходило!… В Дубовом зале - паркетчики вкалывают, их целая артель! А ко всей музыке, какая есть во дворце, позвали настройщиков…

Между тем перо Патрика быстро рисовало гуся - важного, самодовольного. Птица эта была увенчана заломленной шляпой и орденской лентой через всю грудь.

- Это… которого ждут?! - поняла и засмеялась Марселла. - Принц из Пенагонии? Хорош…

Патрик отобрал у нее свои черновики и медлительно порвал их, невзирая на детскую гримасу жалости и досады на ее лице. А потом показал ей беловик тех же стихов, они были озаглавлены "Прощальное" и наверху оснащены буквой А.

- Полно, Ваша милость, - усмехнулась девушка, знавшая про немого едва не больше, чем сам он знал о себе. - Таких "прощальных", позвольте заметить, было написано, чтоб не соврать, ровно четыре!

Два из них вы мне давали читать, а два - не изволили… Ну зачем, сударь?! - вскрикнула она очень громко, когда он, уязвленный этим напоминанием, стал комкать и беловик, забирая его в кулак. - Разве для этого я сказала?! Да вы права не имеете! Это не ей одной пишется! Это - всем людям… Ведь их поют! Да, да, сударь: давно поют ваши стихи, и не обращают внимания на эту букву "А" наверху! Свободно поют их другим девушкам… на все другие буквы!

• Предыдущая
• 5/21
• Следующая