Шпоры на босу ногу - Булыга Сергей Алексеевич - Страница 8
- Предыдущая
- 8/80
- Следующая
Женщина на некоторое время задумалась, а потом сказала:
– Ну, в таком случае потрудитесь подняться.
И женщина, ее звали Люлю, помогла сержанту подняться в повозку. А потом перевязала ему рану. А в воскресенье сержант Шарль Дюваль и маркитантка Люсьен Варле поженились. Полковой капеллан обвенчал их в наполовину сгоревшем православном храме. Наверное это было немножко неправильно, но зато очень красиво – поднимаешь голову, и в проломе купола видишь звезды. Такие же яркие и далекие, как и в родном Бордо. Если, конечно, не изменяет память.
Но ничего, он вспомнит! Вот только кончится эта чертова, но зато его последняя кампания – и он сразу получит отставку, и они с Люлю сразу поедут к нему домой, и матушка их благословит, и они будут жить в мире и согласии.
Там, где не бросают раненых.
А император наберет себе новых, молодых солдат. И уж с ними-то он наверняка дойдет до Индии.
Но это будет потом – в новой, чужой кампании, – а пока сержант и маркитантка ехали во Францию в любви и согласии. Так продолжалось одиннадцать дней. И одиннадцать вечеров сержант выпрягал Мари из повозки и ездил за провиантом. Но с каждым разом делать это становилось все труднее и труднее, потому что, усаживаясь за карты, сержант неизменно выигрывал все, что было поставлено на кон, и поэтому – вы же сами это понимаете – каждый последующий вечер ему приходилось искать все новых и новых партнеров.
Так было и в одиннадцатый вечер. Сперва сержант долго искал, а после в четверть часа выиграл полтора десятка яиц, копченого зайца и полуштоф вина, в прекраснейшем расположении духа вернулся к себе…
И увидел, что Люлю убита, а повозка разграблена! Никто, божились, не имел понятия, когда и кем это было сделано, но, тем не менее, сержант вызвал на дуэль всех, кто был в ту ночь на бивуаке. Не теряя выдержки, он говорил им самые обидные слова… Но, конечно же, никто не посмел принять вызов. Тогда, похоронив жену – а он тогда никого и близко не подпустил, сам рыл яму, сам засыпал ее, сам ставил крест, – сержант ушел из той колонны и вскоре прибился к подошедшей с севера 31-й бригаде легкой кавалерии генерала Делебра. В карты Дюваль уже больше не садился – колоду он порвал и выбросил, – и поэтому изрядно голодал, но лошадь его по-прежнему была в холе, однако никто не смел и думать пустить ее в общий котел. А еще, невзирая на морозы, Дюваль не позволял себе нарушать форму одежды, брился по два раза на день и, отнюдь не бравируя этим, искал смерти. В бою.
Но смерть не была к нему благосклонна, и сержант получил медаль.
А вот теперь он ехал, возможно, за второй медалью – ведь нынче утром не успел он еще побриться, как прибежавший посыльный сообщил, что его вызывают в штаб. Должно быть, к маршалу, предположил тот же посыльный.
Однако когда Дюваль вошел в штаб – просторную крестьянскую хату, из которой вынесли все, кроме стен, – то он увидел там не маршала, а уже хорошо знакомого нам генерала Оливье Оливьера. Генерал сидел за импровизированным столом – дверцей кареты, уложенной на козлы для пилки дров – и сосредоточенно водил пальцем по карте. Дюваль остановился на пороге. Генерал медленно поднял голову, внимательно, словно впервые его видел, осмотрел сержанта, а после насмешливо сказал:
– Входи, входи! Героям скромность ни к чему.
Дюваль прошел к столу, остановился. И даже козырнул. Но не представился – не посчитал за нужное. И генерала такое его поведение ничуть не удивило. И уж тем более не покоробило. Напротив, генерал, приветливо улыбаясь сержанту, сказал:
– А ты все такой же, Шарль! Храбрейший из храбрых растроган твоим поступком. Ведь этот поросенок – сколько в нем неподдельного благородства! Какая щедрость в столь тяжкий для всех нас час, когда даже маршалы вынуждены есть конину! Шарль, хочешь водки? Настоящей царской водки из Кремля! Клянусь, нигде в армии ты не сыщешь и капли этой воистину сказочной влаги!
Но сержант молча отказался. Потом, осмотревшись, сказал:
– Но ты ведь не за этим меня вызывал. Чтобы пить со мной водку!
– Нет, конечно, не за этим, – уже вполне серьезно согласился генерал. – Первым делом я хотел узнать, почему ты до сих пор не вернулся в свою часть. Лейтенант Руге очень о тебе беспокоится.
– Так он, получается, жив? – удивился Дюваль.
– Жив, жив, – закивал генерал. – И жив и милейший Крошка Мишель, который еще с лета должен тебе сорок франков. И живы… Да! Всех не упомнишь, Шарль! Но дело не в этом. Итак, я снова спрашиваю: почему ты до сих пор не вернулся в свою часть? Это что, дезертирство?
Дюваль побагровел, сказал:
– Но меня уверяли! И не раз уверяли… Что весь наш эскадрон порубили под Малым Ярославцем и, значит, возвращаться просто некуда. Да и потом… Сейчас, сам видишь, кругом такая неразбериха! А я был ранен, я отстал, меня подобрали…
– О, нет! Не совсем так! – вкрадчивым голосом перебил его генерал. – Точнее было бы сказать: «Подобрала».
– Так тебе даже это известно?
– Да, – гордо кивнул генерал.
– Так, может быть, ты знаешь, кто…
– Нет, – сухо сказал генерал. – Тут даже наше ведомство бессильно. И это не потому, что мы стали хуже работать. А потому, что сейчас, в силу создавшихся крайне неблагоприятных условий… в подобном преступлении можно подозревать практически любого. Да, Шарль! Увы! Нравы упали ниже всякой мерки. Так что приношу тебе мои глубочайшие соболезнования, и это всё, что я могу… О, нет! – поспешно перебил сам себя генерал. – Лучше мы опять вернёмся к делу, Шарль! Итак, насколько я тебя понял, ты покинул свою часть не по собственной воле, и поэтому, если вдруг тебе представится такая возможность, то ты немедленно вернешься обратно. Так?
– Так.
– Ну а если эта твоя часть находится от нас… – и тут генерал помолчал, покосился на карту, подумал…
Но не успел продолжить, так как Дюваль уже продолжил за него – достаточно сердито:
– Где бы она находилась, туда бы я и вернулся! Чего тут гадать?!
– О! – сказал генерал. – Другого ответа я от тебя и не ожидал. Я так вчера и сказал маршалу: «Не сомневайтесь! Он всегда…». Ну, да, был разговор! Но этого от тебя пока что не требуется. То есть никуда тебе возвращаться не надо. Потому что… А ты все такой же! Годы тебя как будто совсем не берут! Ты и сейчас совершенно такой, как тогда, когда мы в первый раз встретились. Ты ведь, я думаю, помнишь, Шарль, как вы нас, молодых, принимали – ты и Крошка Мишель. И тогда он еще сказал вроде того, что… А!
И генерал опять замолчал. И молчал и сержант. О, им было что вспомнить, поверьте! И если бы они сейчас только взялись за это…
Но генерал поспешно поднял руку – так, как будто в ней был белый флаг. Сержант насторожился. А генерал, пригладив этой рукой волосы, уже совершенно спокойно сказал:
– Прости, друг мой, но я, видно, несколько неудачно пошутил. Точнее, я неточно высказался, вот! Потому что если точно, то не тебе же, Шарль, рассказывать, что тут у нас творилось! Много погибло достойных людей, очень много! И вот и лейтенанта Руге уже нет среди нас, и Крошки тоже нет. И вообще, уже нет никого из тех. Но ты, Шарль, молодец! Ты от них не отрекся! Ты был на все готов! То есть ты, Шарль, как раз то, что мы ищем! Нам же сейчас нужны отважные, отменно отважные офице… Ну, или герои, скажем так! А посему…
Генерал поднялся из-за стола, подошел к сержанту и веско, но весьма негромко произнес:
– А вот оно и дело! Потому что я пригласил тебя, Шарль, для важного, – тут он поднял свой длинный и холеный указательный палец, – для важного и архисекретного разговора!
Тут Оливьер оглянулся по сторонам – так, как будто боялся увидеть поблизости кого-нибудь постороннего. Посторонних, конечно же, не было, и он продолжал:
– Я не забыл нашей прежней дружбы, клянусь! Когда ты вчера нарушил приказ и вышел из строя, я заступился за тебя, и вот результат! – и генерал тронул медаль на груди у сержанта.
– Благодарю, – сухо сказал сержант. Он был примерным сыном, и поэтому даже на этот раз решил последовать совету матушки быть вежливым со всеми без исключения. А этот негодяй наверное вообразил…
- Предыдущая
- 8/80
- Следующая
