Голос крови - Локнит Олаф Бьорн - Страница 15

После оглашения приговора меня под усиливавшийся гомон отвязали от столба и вытащили из двуколки. Жалкая картина: отборная дворцовая гвардия сопровождает маленькую девчонку в серых отрепьях. Могли бы расщедриться и вырядить казнимую преступницу поярче. Хотя какая разница?

Путь лежал мимо эшафота, и я заметила, что мелкий серый песок под этим зловещим сооружением стал буровато-влажным. Сколько крови, должно быть, пролилось на него с утра… На глаза попались выстроенные рядком подле всхода на эшафот здоровенные плетеные корзины, совершенно тут неуместные. Я сделала крохотный шаг в сторону и заглянула внутрь, наткнувшись на пустой и бессмысленный взгляд стекленеющих зрачков.

Головы. Там лежали головы. Навалом, как капустные кочаны на ярмарке. Хуже всего, что я, пусть и с трудом, узнала знакомые лица.

Наш герольд, первый советник Ольтена, бывший капитан королевской гвардии в Бельверусе, безупречный и верный красавчик Крейн – Эдмар Крейн, владетель графства на Соленых озерах… Старый Хальдор из Иштада, козлиная бороденка в крови… Фарли, младший сын барона Леттерна, мой ровесник… Они все собрались здесь. Все остались со мной. До конца, как обещали.

У подножия костра произошла маленькая заминка: решали, кто поведет меня наверх, старший палач, распоряжавшийся на сегодняшней мрачной церемонии, или гвардейцы. Заплечных дел мастер отстоял свое законное право, и меня грубовато подтолкнули к узенькому проходу между топорщащихся вязанок. Оказывается, поленья сложены лесенкой, так что по ним вполне можно подняться. Пару раз я споткнулась, а, добравшись до самого верха, огляделась вокруг. Нет, я очень хорошо сознавала, что жизни мне остается не более четверти колокола, просто это не имело особенного значения. Моя душа и разум умерли на равнине под Демсвартом, и то, что зовется Долианой Эрде – пустая оболочка. Возможно, она способна испытывать боль и будет кричать, но внутри она давно мертва.

По толпе пробегали волны, образовывая причудливые завихрения. Цепь из стражников слегка качнулась, гвардейцы оттесняли горожан назад и угрожающе покрикивали на чрезмерно любопытных, стремящихся пролезть в первые ряды.

На трибуне для высокородных зрителей возникло движение. Мелькнул короткий, ослепительно-яркий блеск, какой вспыхивает на драгоценном камне. Надо полагать, Его величество Тараск не внял убеждениям коронованных соседей и подал знак начинать увеселение. Может, я должна сказать последнее слово? Никто не услышит, даже если заорать во весь голос. Да и что говорить? Мол, сожалею? Это будет неправдой. Я поступила, как мне казалось верным и нужным. Лучше промолчу.

Гвардейцы, стоявшие внизу, зажгли пучок пакли и помахивали им в воздухе, дабы разгорелся посильнее. Над площадью пролетел отчетливо слышимый общий вздох, в котором слились воедино страх, предвкушение грядущего жесткого зрелища, отвращение и любопытство. Стало на удивление тихо, я даже услышала, как трещит занимающийся огнем хворост. Кто-то громко ойкнул, кто-то выругался. Захныкал ребенок, вскрикнула женщина. Просочившиеся сквозь валежник клубы едкого дыма поднялись выше, заставив меня сначала расчихаться, а потом закашляться. На душе стало очень противно: торчу, привязанная к столбу, и целый город глазеет, нетерпеливо ожидая самого интересного – когда же я начну превращаться в факел?

– Так отправилась к Нергалу Дана Эрде, предводительница разгромленного мятежа, бездарная волшебница и несостоявшаяся владелица Алого Камня, – пробормотала я сквозь очередной приступ кашля. Знамя над головой слабо хлопнуло. – До чего же… Ай!

Длинный язык пламени высунулся совсем рядом с моей ногой. Вот теперь я начинала трусить. Дернулась, забыв о веревках. Взвизгнула, заставив сотни головы повернуться в мою сторону. Красные пятна в глазах – словно отблески на гранях Талисмана. Раскачивающееся небо. Воздух, мне нужно дышать! Жарко!..

Дальнейшего я, разумеется, не видела, и вызнавала подробности стороной, ибо подлинные виновники происшествия на Замковой площади уклонялись от любых ответов.

В возбужденной сверх меры гурьбе обывателей, еле удерживаемой гвардейцами, возникла паника. Поводом стали несколько кувшинов, метко запущенных с крыш окрестных домов и разбившихся. В сосудах находилась знаменитая «туранская смесь» – состряпанная из толченого угля, серы и овечьего сала гадость, которая, если ее поджечь, порождает облачко крайне вонючего и густого дыма. Дюжина таких кувшинов разлетелась по разным углам площади, и неудивительно, что люди, оказавшиеся поблизости, немедля отшатнулись, сбивая с ног своих соседей.

Бельверусские горожане – народ в целом спокойный и мирный, но, напуганные звоном бьющихся глиняных горшков, истошными криками и распространяющимся зловонием, они растерялись. Часть толпы шарахнулась в сторону открытого пространства площадки для казней, смяла оцепление и бросилась наутек.

Увлекаемый бегущими, мимо опешивших на краткие мгновения стражников проскочил всадник на долговязой гнедой лошади. Толком его никто не разглядел, потом очевидцы сходились во мнениях, что неизвестный носил темно-зеленый выцветший плащ, а лицо прятал под капюшоном или маской.

Оказавшись за преградой, всадник уверенно повернул кобылу в сторону костра, попутно смахнув пару или тройку замешкавшихся гвардейцев. Оружием ему служил устрашающего вида двуручный меч с широкой гардой в виде серебряного лунного полумесяца. Клинок зевакам запомнился больше его владельца, что неудивительно – поравнявшись с костром, всадник направил гнедую прямо на разгорающиеся поленья, поднялся на стременах и с оттяжкой рубанул по столбу.

К тому времени я почти задохнулась дымом и бессильно болталась на веревках. Меня не привело в себя даже лихое падение. Столб качнулся и завалился назад, перекинувшись как раз над не успевшими как следует вспыхнуть связками хвороста. Второй удар с легкостью рассек державшую меня привязь, и я мешком свалилась вниз. Всадник рывком наклонился, сгреб за шиворот слабо трепыхавшиеся останки Даны Эрде и небрежно бросил добычу поперек седла. Острая лука, впившаяся в живот, едва не вышибла из меня последние жалкие крохи воздуха.

Гвардейцы наконец сообразили, что некто имеет дерзость утаскивать у них из-под носа приговоренную к смерти мятежницу.

Наперерез всаднику на гнедой бросился по меньшей мере десяток королевских блюстителей. Должно быть, они здорово пожалели о своей поспешности. Длинный меч, тихо посвистывая, описал дугу, с равным успехом перерубая древки копий, оружейную сталь и железо доспехов, не говоря о хрупкой человеческой плоти.

Бежавшее на подмогу сотоварищам подкрепление замешкалось. Воспользовавшись сумятицей, всадник в зеленом плаще преодолел расстояние до охваченных паникой и негодованием трибун, издевательски отсалютовав клинком вскочившему со своего трона Тараску. Каким-то образом всадник расслышал в общем гаме щелчок спускаемой арбалетной тетивы, и резко пригнулся к лошадиной шее. Болт пролетел мимо, поразив кого-то из гвардейцев.

Неизвестный дернул повод, разворачивая кобылу налево и намереваясь проскочить через довольно тесный проход между дворцовой башней и угловой стенкой трибун. Конечно, стражники выстроились и там, однако сюда докатились только отголоски всеобщей суматохи.

Вылетевшему из-за угла нарушителю спокойствия и законности не оказали достойного приема, если не считать безнадежной попытки трех конных гвардейцев преградить путь несущейся размашистым галопом гнедой кобыле. Первого вышибло из седла, двое других остались недоуменно пялиться на ровно срезанные возле самых рукоятей клинки.

Стычка, пусть она длилась считанные удары сердца, вынудила лошадь замедлить ход. К тому же всадник заметил, что его трофей вот-вот соскользнет вниз и поспешно водворил падавшую Дану Эрде обратно.

Несколько потерянных мгновений сыграли на руку торопливо бежавшему по верхнему ярусу гомонящих трибун высокому человеку в черных с золотом одеяниях придворного волшебника. Поравнявшись с краем постройки, маг запустил в похитителя зародившейся у него в руке пригоршней зеленовато сияющих коротких стрелок. Всадник отбил большую их часть лезвием клинка, но две или три ударились в круп жалобно заржавшей лошади.