Голос крови - Локнит Олаф Бьорн - Страница 34

И, как водится, пришел день, когда подгорные жители лишились почти всех своих владений.

Тот день – день, когда пала Цитадель Роты-Всадника на полуночном побережье – выдался скверным для всего мира. Вместе с Цитаделью на дно Океана канули земли вокруг близлежащих Голубых гор, исчезли альбийские поселения, а сотрясения земли были столь велики, что большая часть чертогов Хадходронда обрушилась, погребя своих создателей, их кладовые, рудники, великолепные залы и хранилища летописей.

Мориа пришла в упадок, восстановить ее прежнее величие не удалось. Ныне средоточием жизни и власти гномских владений полагают хребет Граскааль в Пограничье. Что творится под Эйглофиатом, Киммерийскими горами и Нордхеймским нагорьем – в точности никому не известно. Тамошние дверги почти не показываются на поверхность, ведя торговлю через посредников-людей.

Мораддин, сын Гроина, мой отец, был родом из Кезанкии, хотя почти всю жизнь провел в Туране и Немедии. Ему доводилось бывать в королевстве под горами, хотя и недолго. Мы с братом слышали от него множество преданий и таинственных сказок двергов, однако отец никогда не упоминал о желании вернуться к образу жизни своих предков.

Зато я, его дочь – возвращаюсь. Еду в Кезанкию, не зная, как туда попасть и как поступать дальше. Сказать по правде, я представления не имею, как разыскать вход в подземелья Хадходронда и на что он похож! Вдруг нам придется облазать половину Кезанкийских гор поисках какой-нибудь приметной лощины или потаенной пещеры?

– Найдем, – самоуверенно заявил Эллар в ответ на мои причитания.

Как ни странно, он не ошибся. На второй день путешествия дорога пошла вверх, карабкаясь между охристыми валунами, заросли ковыля сменились камнеломкой, чахлым ползучим вьюнком и сиреневыми кустиками лаванды. По левую руку высунул синевато-голубую макушку Харайт, самый высокий пик Кезанкии, могущий похвалиться льдами на вершине и небольшим водопадом. Тракт, чего я в душе опасалась, не прерывался, упрямо стремясь к известной только ему одному цели, и к вечеру привел нас в чашеобразную долину, на склонах которой отважно произрастали сосновые рощицы. Здесь дорога вновь стала мощеной, только не плитами, а шестиугольными каменными торцами темно-красного цвета, плотно пригнанными друг к другу. Она огибала долину, завершаясь широкой площадкой между двух выступающих скал. Приглядевшись, я вдруг осознала, что это никакие не скалы, а вырубленные из скальных выходов песчаника скульптуры, изображающие неких загадочных существ, вроде драконов или больших ящеров. Время сгладило их черты, и теперь звери безопасно скалились на путников изъеденными ветром клыками.

Дорога подходила вплотную к зеркально ровной, возможно, отполированной стене высотой в три человеческих роста, и бесследно пропадала.

– Приехали… – растерянно протянула я. В скале зеленовато-желтого цвета не имелось ни единой трещины и никакого намека на возможный вход. – Это что, такая особая гномская шутка – завершить дорогу у подножия монолита, дабы гости вволю побились головой о камень, проклиная день, когда они решили навестить Кезанкию?

– Смотри внимательнее, – покачал головой Эллар.

– Гляжу! – возмутилась я. – Сплошной гранит, больше ничего! Зря мы сюда тащились…

Рабириец не спеша слез с облегченно зафыркавшего коня, зачем-то извлек меч из ножен, подошел к стене и преспокойно постучал серебряным навершием рукояти по стене.

Ничего не изменилось.

Вернее, сначала ничего не изменилось. Потом по гладкой поверхности зазмеилось тонкое, как нить, углубление. Оно походило на линию, проведенную конским волосом, окунутым в лучшую кхитайскую тушь, и эта линия очерчивала створки! Громадные створки, вроде как у городских ворот Бельверуса, завершавшиеся удивительно ровно выгнувшейся аркой.

– Э-э… – глуповато протянула я. – Что дальше?

– Дальше надо убедить хозяев открыть дверь и впустить нас, – откликнулся Рабириец, словно говорил о чем-то само собой разумеющемся. – Причем желательно обойтись без срывания ворот с петель и разбивания их на много маленьких кусочков.

– А ты можешь? – с надеждой поинтересовалась я.

– Очень жаль тебя разочаровывать, – в единственном глазе мага из Рабиров вспыхнули насмешливые искорки. – Не могу. Кроме того, это невежливо.

– Тогда как попасть внутрь? – я тоже выбралась из седла и подошла ближе к скале. Потрогала – ровный, чуточку зернистый камень, нагревшийся за день. Очерчивающая контур ворот трещина уходила в глубину монолита, однако я не смогла просунуть в нее ни лезвие кинжала, ни куда более тонкий ноготь. За отсутствием иных идей я пару раз треснула кулаком по стене и крикнула: «Есть кто дома?»

– Доводилось слышать шадизарскую легенду про Отмычки Бела? – с коротким смешком поинтересовался Эллар. Я кивнула:

– Связка волшебных ключей, способных открыть любую дверь. Знаю, Ларн Шелам рассказывал. Нам бы такие… Впрочем, не вижу ничего, похожего на замочную скважину. В твоей бездонной памяти, случаем, не кроется какой-нибудь подсказки? Как вообще открываются подобные ворота?

– Заклинанием либо определенным словом, – Рабириец тоже провел ладонью по желтоватому граниту. Втайне я рассчитывала, что сейчас он произнесет нужное заклятие, и ворота послушно распахнутся. – Подгорный народ всегда держал эти слова в строжайшей тайне, не доверяя их никому.

– Не повезло, – философски заключила я. – Что ж, подождем чуда. Интересно, с той стороны кто-нибудь есть? Какие-нибудь караульные или сторожа?

– Наверняка, – согласился Эллар. – Только они предпочтут дождаться, пока мы уберемся восвояси.

Он уселся на большом валуне и задумался, возможно, пытаясь отыскать в прошлом нечто, способное помочь нам сейчас. Я еще раз осмотрела ворота, убедившись в их полнейшей неприступности, полюбовалась на молчаливых каменных стражей и припомнила рассказы отца об обычаях подгорных королевств. Как-то в нежном возрасте не то пяти, не то шести лет мне довелось услышать от него сказку, где герои вроде бы испытывали подобные затруднения. Возможно, на самом деле Мораддин вспоминал очередную слышанную от сородичей историю древних времен, но я сочла ее сказкой.

Герои предания вошли в пещеры Кезанкии, воспользовавшись тем самым отпирающим словом. Отец называл его, и я, будучи крайне любопытным ребенком, запомнила таинственно звучавшее и непонятное словечко. Смогу ли я вспомнить его теперь, спустя почти десять лет?

Я старательно выговорила ряд глуховатых и шипящих звуков, подсказанный смутными детскими воспоминаниями. Эллар, нахмурившись, удивленно скосился на меня. Состроив зловещее лицо, я повторила попытку, слегка изменив порядок чередования гласных и согласных.

– Дана, чем ты развлекаешься? – осведомился Рабириец.

– Открываю ворота, – самоуверенно провозгласила я и объяснила: – Когда я была маленькая, отец рассказывал нам с братом…

– Берегись! – маг не позволил мне договорить, стремительно вскочив и с силой оттолкнув с места, на котором я стояла, разглагольствуя и помогая себе усиленной жестикуляцией. Я споткнулась о сапог Эллара и едва не шлепнулась. Рабириец успел поймать меня на полпути к земле и рывком отодвинул за спину.

Позади величественно и совершенно беззвучно прошелестела толстенная, не меньше трех ладоней толщиной, каменная створка. Поднятый ею веер песка и каменной крошки щедро засыпал нашу одежду, и перепугал мою рыжую кобылу, неуклюже шарахнувшуюся в сторону.

– Ой… – шепотом произнесла я, встав на цыпочки и выглянув из-за плеча Эллара.

– Ой, – согласился почтенный наставник. – Значит, от отца сказочек наслушалась?

– П-подействовало, – чуть заикнувшись, пробормотала я и замотала головой, вытряхивая пыль из волос.

Казавшаяся цельной и нерушимой гладкая стена раскололась на две половинки разомкнувшихся огромных створок. За ними открывался уходивший в слегка подсвеченный факельными языками сумрак гигантский зал, и я неожиданно подумала: зачем низкорослым двергам нужны столь высоченные помещения? Такой потолок в полтора десятка локтей и для людей будет великоват.