Параметры риска - Рост Юрий - Страница 43
- Предыдущая
- 43/67
- Следующая
Последняя дорога
С радостью и сожалением ушли мы из соснового бора. С радостью — потому что постоянный холодный ветер нас измотал и проморозил, казалось, насквозь. А с сожалением, потому что приятно все-таки жить в чистом сосновом лесу, где нет комаров и мошки.
Мы спустились еще дальше вниз берегом речки и к концу дня выбрали место для новой стоянки. Спасаясь от ветра, укрылись в низине, под защитой лесистого склона сопки. Ветер тут много тише, зато сразу же объявились комарики, и мошка с надоедами-мухами. Отмахиваюсь от них и время от времени думаю: "А чем, собственно, они все тут питаются, когда нас нет?"
Толя после последних неудач на рыбалке забросил удочки: что в них толку, если рыба не ловится? Да и червей трудно копать — сил-то мало. А здесь, в низинке, Коваленко не удержался: взял, размотал удочки. Минут за десять он поймал трех пескарей. А потом, сколько ни сидел, — ни единой поклевки! Очень непоследовательно ведет себя рыба в этих местах…
Вечером, перед тем как лечь спать, Толя повстречался с гадюкой. Оба проявили благоразумие и поспешили мирно разойтись в разные стороны.
Чуть позже, когда стемнело, над нашими головами неожиданно раздался странный — гудящий, с сильным свистом — звук. Подняли головы и увидели трех уток, летевших необыкновенно стремительно. Никогда не думал, что утки могут так быстро летать… И тут же пришло в голову: может, неподалеку где-то большая вода?
В пять утра нас разбудил мелкий дождичек. И эту ночь мы спали урывками, просыпаясь через полчаса, через час… Дремлешь, а в сознании прокручивается только одно: как бы костер не погас!
Часа через три дождичек кончился, и Алексей, словно под выстрел стартового пистолета, выскочил и принялся готовиться к завтраку: сходил с котелком за водой, подкинул веток в огонь. Готовить ему, конечно, особенно нечего. Вряд ли есть на свете кулинар, который всю свою жизнь готовил только одно: "грибы несоленые, разные, в собственном соку". Похоже, что мы ими налакомились на всю жизнь вперед!
Спрашиваю друзей: "А что бы мы ели, если бы не было грибов?" Алексей: "Наверное, кору…" Толя: "Вообще бы ничего не ели. И то было бы легче!.." А яду-маю, ели бы один только шиповник. В тайге в это время его сколько угодно. Однако, конечно, неплохо бы съесть и что-то другое…
Все чаще говорим мы о том, что купим в первом же магазине, который встретится на нашем пути. Я твердо решил: куплю банку сгущенного молока с какао, проделаю в ней две дырочки и, сев на ступеньки, тут же, у магазина, высосу до конца.
И вдруг почему-то подумал о змее, с которой встретился Толя. Лягушек мы в тайге до сих пор не встречали, поэтому лишены были возможности продегустировать их. А та змея живет рядом с нами, буквально под боком…
В общем, я говорю: "А почему бы нам не поймать эту змею?" Сказал — сам по себе, просто так. Но Толя сразу поднялся, взял длинную палку и, не говоря лишних слов, тут же устроился в засаду возле упавшего дерева, где, как видно, обитала змея.
Леша тоже сказал сам себе: "Змея, изжаренная на углях, — это угорь". Некоторое время он молча сидел у костра, потом опять, очень некстати, без всякой связи с чем-либо добавил: "Змеиный частик в томате". Я понял, что, внутренне, он решил приготовить змею.
Прошел час, может, больше, когда раздался возбужденный крик Коваленко:
— Иди скорей сюда! Вот она! Голову видишь? — Толя показывал палкой в нору. Там, прижавшись к земле, свернулась гадюка. Мне она показалась величиной с анаконду средних размеров.
Подбежал Алексей, вооруженный суковатой дубиной, габариты которой наводили на мысль о предстоящей охоте на мамонта.
— Осторожно, — сказал я товарищам, — змея может ударить на расстояние, в полтора-два раза превышающее длину ее тела.
Я думал, что Коваленко тут же отреагирует: "Погоди, ее надо измерить…" Но на этот раз ошибся — уж слишком его захватила охота.
Я подцепил змею своей рогулькой, наспех выхваченной из кучи дров возле костра, она сразу же поползла из укрытия. И Алексей, изловчившись, нанес ей страшный удар своей дубинкой: этот удар мог бы проломить череп пещерному медведю.
Но он промахнулся. Земля от удара дрогнула… На нас посыпалась хвоя старой сосны… Алексей в возбуждении снова поднял дубинку.
— Погоди, — попросил я его, — ты еще нас перебьешь! И тут мне удалось прижать гадюку к земле. Толя
ударил два раза палкой, но змея вырвалась. Следующая сцена была очень похожа на главный эпизод из документального фильма о тигроловах. Возгласы и реплики у нас в точности соответствовали азартным крикам таежных охотников, берущих живьем матерого зверя.
— Держи крепче, а то уйдет! — кричал Коваленко, нанося удары палкой, от которых я с трудом успевал уворачиваться.
— Отойди!! — страшным голосом отвечал ему Алексей, не имея возможности опустить свое орудие смерти.
— Да возьми ты топор! — подсказывал я Коваленко. И Толя размашистым ударом канадского лесоруба
отсек змее голову. Топор так глубоко вошел в землю, что нам пришлось довольно долго его вытаскивать.
Мы не хотели ее убивать, но нам очень хотелось есть…
Я снял со змеи шкуру, выпотрошил, разрезал на равные кусочки, положил в крышку котелка и уже собирался было отнести на костер, как вдруг обратил внимание на большой пень, который кто-то из нас прикатил от реки.
Это оказался удивительный, ни на что не похожий, прекрасный пень! Потому что это был не безобразный обломок старого дерева, а аккуратно отпиленный пень. Его отпилили! Значит, неподалеку отсюда бывали люди! Как это взбодрило и обнадежило нас…
Мы съели змею всю без остатка, вместе с костями, и сошлись на том, что это деликатес без всяких натяжек. Да, если бы удавалось ловить их штук по шесть в день — по две на брата, — мы бы скоро окрепли!
Ночью, когда я грелся у костра, отчетливо послышались оживленные женские голоса. Они звучали где-то очень близко от нас. Уже хотел будить Толю и Алексея, как вдруг понял: это наша речка журчит на камнях.
Ярко сияла луна. Серебряный свет заливал всю землю вокруг, словно бы покрыв ее светящимся инеем. Перевернутый ковш висел среди звезд, и казалось, что так непривычно — ручкой книзу — он повешен чьей-то небрежной рукой.
Иногда на черной поверхности реки в лунном свете вспыхивали гребешки ряби — голубоватые, фосфоресцирующие язычки на фоне бездонной, аспидной черни. Тихая, таинственная игра света и тени…
Утром я подошел к пню, чтобы еще раз его оглядеть. Это был очень старый пень: более трехсот годовых колец ажурным узором расходилось от центра. Наверное, он долго плавал в реке, потом сох на солнце, обдуваемый ветром, пока не стал таким вот — серым, морщинистым. Откуда принесла его на этот берег река? А может, именно здесь стояло то старое, могучее дерево?
В этот день мы покинули место ночевки чуть позже обычного. Поднялись на обрывистый берег — низом по нему не пройти, прошли по верху сопки, спустились в распадок, снова взобрались на кручу и сразу остановились. Потому что перед нами внезапно, как будто в кино или во сне, открылась большая река. Енисей.
Мы совершенно не были готовы к такой неожиданной встрече и потому испытывали странные чувства, в которых радость почему-то мешалась с печалью. Я и до сих пор не знаю — откуда она, эта печаль!
И вот мы стоим на макушке сопки и молча глядим на деревню — пустынную, тихую: люди все на работе, наверное. Эти люди живут здесь, в тайге, и каждый день ходят в тайгу на работу… И, странное дело, мы почему-то не спешим в эту деревню, а по старой привычке рубим колья и ветви, собираем дрова для костра, а Леша без промедления принимается чистить грибы, которые нашли по дороге.
Да, мы рвались из леса, хотели скорей выйти к людям. А когда цель оказалась видимой, близкой, остались в тайге. Мы не могли уже просто взять и уйти из нее! Почему-то не хотели с ней расставаться.
Вышли мы к деревне, названия которой не знали. А как узнали, поняли, что за время блужданий в тайге завершили вопреки нашей уверенности большой замкнутый круг. Правда, для того, чтобы назвать его замкнутым, нам пришлось пройти еще десяток-полтора километров.
- Предыдущая
- 43/67
- Следующая
