Краткий курс Золушки - Нестерина Елена Вячеславовна - Страница 7

• Предыдущая
• 7/22
• Следующая

Но и утром следующего дня ситуация не изменилась. Проснувшись по сигналу будильника, мама отправилась наводить себе красоту и бодрость. И Настю на кухне не увидела. Как не увидела и подготовки к завтраку. Хотя пора было бы уже.

А Настя лежала у себя в комнате и продолжала дрожать под одеялом. Приложив ладонь к её лбу, мама констатировала повышенную температуру. Градусник подтвердил, что это так и есть – его показания зашкаливали за тридцать девять градусов. Взволнованная, мама сама сварила себе кофе и умчалась на работу. А оттуда позвонила в детскую больницу и вызвала Насте врача.

Врач приехал, Настя открыла ему дверь. Врач произвёл осмотр и назначил лечение от простудного заболевания. «Продуло где-то, девочка переохладилась – и вот результат, – заявил он. – Ходят потому что очень уж модные, форсят, с голыми животами, в лёгких куртках. А на дворе осень, не май месяц!» Настя не стала спорить и возражать на ворчание врача, хоть никогда в джинсах с голым животом и узенькой курточке нигде не появлялась, хоть втайне и мечтала об этом. Врач-то думает, что она как все, нормальная. А она, она… Чума она болотная, жалкая болотная чума…

Это признание не добавило девочке бодрости, и она провела остаток дня в кровати, размышляя о своей ничтожности и плача.

Вечером прибыла мама с таблетками, горчичниками и волшебными шипучими порошками. Настя начала лечиться.

Лечиться. Чего ей совершенно не хотелось. Она мечтала раствориться под тяжестью трёх лечебных одеял, отравиться полезной таблеткой, захлебнуться антипростудным шипучим напитком. Но ничего этого не происходило. Настя просто лежала в кровати, просто смотрела в потолок и просто думала. И высокая её температура не падала. Жаркий ужас накатывал на девочку, едва она представляла, как выходит из подъезда и видит ту женщину – с ребёнком и без коляски. То ли в бреду, то ли на самом деле она открывала рот, пытаясь что-то сказать, объяснить, что же на самом деле произошло, – и слова застревали в горячем пересохшем горле. Это стыд не выпускал их оттуда. Ой, как же стыдно было Насте, ой, как!

И наглейший парень, так бесцеремонно прогнавший Настю с крыши, то и дело вставал перед глазами. Девочка пыталась говорить с ним свободно и уверенно, чтобы он знал, с кем связывается, но слова тоже не вылетали изо рта – едва родившись, они проваливались внутрь организма. И Настя маялась – то просыпаясь в ужасе от своих страданий, то проводя бессмысленные бессонные часы, полные страха и отчаяния.

Проснувшись, Настя лежала, не двигаясь и прислушиваясь к звукам: с каждым шорохом ей казалось, что мать младенца уже узнала, где она живёт, и теперь пришла взыскивать деньги за пропажу. А денег у Насти не было. И тем более стольких, сколько стоит коляска, в которой возят совсем маленьких детей… Мама, конечно же, денег не даст – а когда узнает о том, что произошло, устроит ТАКОЕ!!!

Так что к первым страхам добавился ужас перед тем, что скажет мама, когда узнает обо всех этих позорных поражениях. Ведь мама старается выиграть всегда, всегда лидировать, не давать себя в обиду, но и не вредить другим, быть в курсе последних событий – чтобы правильно реагировать на ситуацию. И того, что случилось с её размазнёй-дочерью, просто не поймёт. Мама борец, мама молодец. А она, Настя…

Вот поэтому лежала Анастасия Ладыжковская в кровати с температурой тридцать девять и четыре уже почти две недели. И лечение её успеха не имело. В кровати было нестрашно, в кровати была хоть какая-то защищённость от внешних событий, и время как будто бы остановилось. А болеть оказалось ничего, вполне нормально – уж куда лучше в сравнении с тем, что в любой момент по дороге в школу, из школы, в магазин и прочее придётся так или иначе встретиться с тётенькой, которая доверила Насте своё самое почти что дорогое – транспорт собственного ребёнка.

Так что Настя лежала и дрожала, лежала и дрожала. Мама лечила её – вечером, ночью и утром, а днём работала.

И только когда девочка наконец-то приняла решение, температура упала. Настя стала ходить по квартире. Ходить и размышлять. Решение было простым – пойти и признаться. Извиниться. Сказать, что попросит у матери денег на новую коляску взамен загубленной. Да, придётся попросить… Об этом Настя пока не думала – как сообщить маме, у которой все доходы-расходы были тщательно расписаны и учтены, что она влетела на такую сумму. Разговор с мамой был, может, даже пострашнее, чем с малознакомой тётенькой. Но он будет позже, позже. А сейчас…

Пусть решение принято – надо же как-то осуществить задуманное. Но пересилить себя, то есть свой стыд и страх, было трудно. Просто невозможно трудно. От панических мыслей, которые не покидали Настю, болела голова и звенело в ушах. Девочка металась по квартире и не находила себе места. Даже телевизор смотреть не могла. И убиралась кое-как. И почти ничего не ела. Ночью не могла уснуть, а если проваливалась в тягучую дремоту, то видела только одно – как женщина с ребёнком сначала ругает её, а затем плачет по своей пропавшей коляске. Чувство стыда подбрасывало Настю на кровати, она просыпалась, понимала, что это был сон, но явь окажется примерно такой же. И снова мучилась…

Но в конце концов она так устала мучиться, что однажды, после маминого ухода на работу, собралась и вышла во двор.

На скамейке сидели старички и старушки. Настя поздоровалась с ними и спросила, в какой квартире живёт женщина с ребёнком. Как смогла, описала её внешность. Старики и старушки ответили ей, предположив, что это библиотекарша Света из двести двадцать восьмой квартиры.

И Настя, снова от волнения дрожа и покрываясь липким потом, вернулась в свой подъезд, быстро подсчитала, на каком двести двадцать восьмая квартира будет этаже, вошла в лифт, нажала цифру «15» и поехала сдаваться…

Дверь открыла пожилая женщина. Её Настя не сразу, но всё-таки вспомнила. Она, видимо, очень редко выходила из дома. А может, конечно, выходила часто, но просто не в то время, что и Настя. Не важно.

– Скажите, а Светлана здесь живёт? – обратилась к ней Настя.

«Нет! Нет! Не здесь! Она живёт не здесь!!!» – трусливо подсказывало девочке её позорное прошлое. Ведь раз не здесь – можно просто уйти и уже больше никого не искать – миссия насколько возможно выполнена, можно успокоиться. Но Настя понимала, что так не сделает и всё равно продолжит искать человека, которого она так подвела. Пока не найдёт. И пока не объяснится. Назло себе. Назло себе прежней. Хоть, конечно, она не стала собою новой – да и как вдруг становятся «новыми», изменёнными, Настя не знала, ну и всё равно! И пусть она лучше от этого поступка не станет – но уж пусть ей станет хуже до самого конца.

– Здесь, – с улыбкой кивнула женщина. – Ты к ней? Проходи, девочка.

Ну что – назад дороги не было. Пришлось проходить. Оставив туфли и куртку в прихожей, Настя мелкими шагами прошла в комнату.

В точно такой же, как у Насти с мамой, двухкомнатной квартире было всё по-другому. Конечно, по-другому – ведь квартира-то была чужая! По-другому в смысле совсем иного подхода к решению пространства (эти термины Настя знала из телевизионных передач про ремонт в квартирах добровольцев). «Бедно, но чистенько» – так охарактеризовали бы здешний интерьер сочинители книг. Но Настя ведь художественных книг не читала, поэтому и определение это не пришло ей в голову.

Но было тут именно так. И книг – этих самых книг в комнате было просто навалом. Вернее, не навалом, они аккуратно стояли на полках и в многочисленных застеклённых шкафах. Места для жизни оставалось немного – маленький диванчик, два старомодных кресла, обеденный стол, застеленный одеялом с пелёнкой.

И на этом столе младенец, которого мамаша упаковывала в трогательные детские одёжки.

– Здравствуйте… – обратилась к женщине Настя.

И заплакала. Вслед за ней заплакал малыш, пожилая женщина кинулась к нему, подхватила на руки и принялась качать. А женщина по имени Светлана бросилась к Насте, обняла её за плечи и усадила на диван.

• Предыдущая
• 7/22
• Следующая