Девять месяцев из жизни - Грин Риза - Страница 62

• Предыдущая
• 62/76
• Следующая

– Ты сегодня в хорошем настроении, – говорю я. Это прекрасно. Все равно придется говорить ему про девятисотдолларовый счет, так что лучше ковать железо, пока горячо. Трехсотдолларовый счет на «Американ-Экспресс» он уже получил – и почти ничего не сказал, – но девятьсот... с этим будет тяжелее.

– Да, – говорит он, – Прекрасное. А что, у нас проблемы?

– Нет, какие проблемы? Просто приятно видеть тебя таким довольным и веселым. Отдохни, поваляйся, а я пока оденусь, и решим, куда поедем пообедать.

Через несколько минут я возвращаюсь в комнату и присаживаюсь к нему под бочок, стараясь не думать о том, что голодные спазмы моего желудка могут раздавить бедного ребенка.

– Я готова, – говорю я, растирая ему плечи и нежно целуя его в шею.

– Эй, – говорит, переходя на тон «мы-сейчас-действительно-будем-трахаться-или-мне-только-показалось». – Ты заразилась моим хорошим настроением?

– Наверное.

Пару минут мы целуемся, потом я отползаю и глажу его по плечу:

– Эндрю... Помнишь, я ходила в «Горошину в стручке» и потратила триста долларов?

– Ага, – говорит он, подвигается ко мне и начинает целовать в правое ухо.

– Ну-у-у, в общем, я, возможно, потратила немного больше.

Он перестает целовать мое ухо и выпрямляется. Хорошее настроение я гарантированно убила.

– Возможно? – спрашивает он.

– Ну-у, э-э-э, хм-м...

– Насколько больше?

Блин. Я так надеялась, что он не спросит. Стаскиваю с дивана афганский плед и накрываюсь с головой.

– Лара, насколько больше?

– Я не зна-а-аю, – отвечает одеяло самым умильном голоском, на который способно.

Эндрю смеется:

– Ну давай говори. Обещаю, не буду сердиться.

– Обещаешь? – тяну я.

– Обещаю, обещаю, давай говори.

Судя по голосу, он явно улыбается, а это означает, что цифра в его голове намного меньше той, которую я ему сейчас назову. Я вытаскиваю из-под одеяла руки и медленно загибаю девять пальцев. Я слышу судорожный вдох и ясно представляю себе, как улыбка сползает с его лица.

– Только, пожалуйста, не говори мне, что это означает девятьсот долларов. Пожалуйста, Лара. Пожалуйста, не говори мне, что ты истратила еще девятьсот долларов на беременные шмотки. Одеяло кивает.

– Лара, ты нас хочешь разорить? Ты понимаешь, что мы сейчас не можем позволить себе такие траты? Ты прекрасно знаешь, что я только начал новое дело, и у тебя будут три месяца без зарплаты.

Его голос срывается, мы оба молчим. Он поднимает с моей головы одеяло и смотрит на меня:

– Ты хоть немного об этом думаешь? Похоже, не думаешь. Похоже, тебе все равно.

Он вздыхает и встает с дивана.

Блин. Плохо дело. Начинаю жалобно поскуливать.

– Мне не все равно, – говорю я. – Просто у меня такой геморрой, а там в магазине была тетка – срок чуть меньше, чем у меня, а выглядела в миллион раз лучше, и... я не знаю, я просто не смогла себя сдержать.

Он смотрит на меня, как будто я пришелец с Марса:

– Какой карточкой ты платила? Обратно под одеяло.

– Ты о ней не знаешь, я тебе не показывала.

– Прекрасно. Просто прекрасно. Барабанит по полу ногой.

– Ну что ж, – говорит он, явно пытаясь придумать, что бы еще сказать. – Я не хочу иметь к этому никакого отношения. Я не буду подписывать чек, я не буду приклеивать марку на конверт, и я не буду опускать его в почтовый ящик. Чек твой, что хочешь, то с ним и делай.

Интересно, это все, что мне присудили, или будет какое-нибудь еще наказание? Потому что если это все, то плохо, но не слишком. Я уж как-нибудь подпишу чек, и приклею марку, и опущу конверт в почтовый ящик, меня не сильно напряжет. Впрочем, этой информацией я с ним делиться не буду.

– Хорошо, – жалобно говорю я. – Я согласна.

– И, пожалуйста, очень тебя прошу, не покупай больше одежды, хорошо?

– Обещаю.

Громко топая, он удаляется в спальню, с треском захлопывая за собой дверь.

Зоя, которая всю сцену пронаблюдала лежа на полу у дивана, поднимает голову и смотрит на меня.

– Ловко ты с ним сегодня, – говорит она, ухмыляясь.

Я достаю с дивана подушку и кидаю в нее.

– Смотри и мотай на ус, – отвечаю я. – Незаменимых у нас нет.

– Ты меня ни на кого не поменяешь, – говорит она. – Я твоя пуся, лапа и зайка. Ты сама мне каждый день говоришь.

Бедная зверюга, думаю я. Она и не подозревает, что ее ждет, когда появится ребенок.

Задрав нос и виляя задницей, она неспешно идет к двери.

– Ладно! – кричу я ей вслед. – Посмотрим! Но она даже не замедляет шаг.

С тех пор как мы со Стейси в последний раз бегали в парке, прошло уже почти два месяца. И каждую неделю у нее какая-нибудь новая отговорка. Мы с Тоддом едем в Напу... Тодд везет меня в домик своей сестры на озере Тахо... Мы с Тоддом так поздно вчера легли, что мне сегодня просто не встать... В жопу таких Тоддов. Насколько с ней было легче, когда у нее не было личной жизни. Сегодня она отговорилась тем, что они с Тоддом собираются куда-то на побережье на бранч. Оставила мне вечером сообщение на автоответчике, пока мы с Эндрю в кино ходили, прекрасно зная, что нас дома нет. Детский сад, честное слово. Знала ведь, что, если застанет меня, я буду ее отговаривать. Не нравится мне это. Кроме того, что я по ней просто соскучилась, мне сейчас очень не помешает хоть какая-нибудь физическая нагрузка. Я уже почти набрала положенные тринадцать с половиной килограммов, а мне ходить еще восемь недель. Если так будет продолжаться, я скоро буду размером со шкаф.

Мне, конечно, никто не мешает поднять задницу с кровати и пойти в спортзал, но поутру одна мысль о тренажерах и бегущей дорожке вызывает отвращение.

В результате я валяюсь в кровати до десяти часов, стараясь придумать, как убить остаток этого субботнего дня. Надо сходить в химчистку и на рынок. Обязательно надо сделать маникюр и педикюр. Надо попробовать записаться на массаж для беременных. У меня уже сто лет валяется подарочный сертификат в массажный салон, а срок истекает, кажется, через неделю, так что стоит сходить.

Но тут я слышу подозрительное урчание в животе и мгновенно вскакиваю с кровати. Ну неужели! Блин, вдруг сейчас мне это удастся. Меня замучали запоры. Каждый час я бегу в туалет, и каждый раз оказывается, что это ложная тревога. Я сижу и пыжусь, пыжусь, пыжусь – двадцать минут, полчаса, и ничего не выходит. Неудивительно. В одной из книжек про беременность я нашла две картинки, друг против друга: на одной нарисованы внутренние органы небеременной женщины, а на другой – беременной, и это полный ужас. Небеременные органы выглядят совершенно довольными жизнью, плавают туда-сюда, не мешая друг другу, зато беременные органы выглядят так, будто всей компанией решили заселиться в однокомнатную мансарду на Манхэттене. Я уж молчу про бедного Эндрю – он уже две недели лишен права даже проходить мимо нашего туалета. Каждое утро бедный мужик берет свое полотенце и зубную щетку и идет на другой конец дома в гостевой туалет, пока я тщетно пытаюсь что-нибудь из себя выжать.

Может, сейчас наконец повезет. Я запираюсь с кроссвордом из «Нью-Йорк таймс», который так и не решила с прошлой субботы, но через десять минут мои труды прерывает телефонный звонок. Я смотрю на часы. Десять восемнадцать. Блин. Это, наверное, Эндрю. Я велела ему позвонить, когда они с Зоей будут возвращаться с аджилити, и сообщить мне, сможет ли он передвинуть свои дела, чтобы мы вместе позавтракали. Если он смог, мне надо в жутком темпе одеваться, потому что он будет дома с минуты на минуту. Третий звонок. Еще два, и включится автоответчик. Блин.

Я вскакиваю и несусь в комнату с болтающимися между ног штанами, и в прыжке хватаю трубку ровно в тот момент, когда включается автоответчик.

– Привет, это Лара и Эндрю, нас сейчас нет дома...

– Але! – ору я, стараясь перекричать собственный голос. – Але!

• Предыдущая
• 62/76
• Следующая