Девять месяцев из жизни - Грин Риза - Страница 72

• Предыдущая
• 72/76
• Следующая

Качаю головой.

– Я не подставила тебя, Тик, – говорю я. Опять этот голос. Откуда он взялся? Я чувствую себя так, будто я только что начала говорить на иностранном языке, хотя, убей бог, не помню, чтобы я его учила. Или как тайный агент ЦРУ, которого выучили во сне, и теперь я умею делать такие вещи, о которых в жизни не думала, – стрелять из всяких автоматов, убивать людей голыми руками и оставаться хладнокровной перед лицом разъяренного подростка, обвиняющего меня во всех смертных грехах. Я продолжаю говорить, стараясь скрыть тот факт, что я только что обнаружила свои тайные сверхвозможности. – Ты можешь мне верить, можешь не верить, но я сделала это, чтобы помочь тебе. Может быть, не сейчас, но когда-нибудь, думаю, ты меня поймешь. Мне жаль, что тебе придется остаться здесь на будущий год, поверь мне, действительно жаль. Но я все равно считаю, что так лучше для тебя.

– Ну, вам виднее, – говорит она и встает. – Непонятно только, как я на это купилась и как вы могли меня так подставить. Спасибо вам за все, миссис Стоун.

Она хватает сумку и выскакивает из кабинета, громко хлопая дверью.

Я вытираю глаза и делаю глубокий вдох. Хотите – верьте, хотите – нет, но это была легкая часть операции. Теперь я должна сказать Линде.

Впрочем, лучше подождать до понедельника.

Если вы хотите спросить, насколько плохо обстоят дела, то я отвечу: меня так раздуло, что я не влезаю в собственную машину. Помните мой двухместный «мерседес» с откидным верхом? Пришлось попрощаться. Последние несколько месяцев я сантиметр за сантиметром отодвигала сиденье назад, пока в это воскресенье не обнаружила, что дальше оно двигаться не может, а мое пузо больше не влезает между рулем и сиденьем. Нет, я, конечно, была готова распрощаться с машиной – я бы все равно не смогла, как того требуют местные законы, разместить детское кресло на заднем сиденье в машине без заднего сиденья, – но я никогда не думала, что я из нее так буквально вырасту. В общем, сегодня утром Эндрю отправился ее продавать (я с ним не поехала, потому что я бы этого не вынесла, попрощалась и осталась дома рыдать и вспоминать молодые годы), и теперь я езжу – глубокий вдох – в многоместном «универсале». Правда, тоже «мерседес», но тем не менее.

Мне и этого хватило бы для депрессии, но по пути в ванную за очередной порцией носовых платков я прошла мимо зеркала и поняла, что момент, которого я так боялась, наконец пришел. Я выгляжу омерзительно. На мне висит восемнадцать килограммов лишнего веса – вместо одиннадцати, которые я для себя установила как абсолютный, непререкаемый максимум, – и теперь я похожа на надувную игрушку в форме меня. Честное слово, можно привязать веревочкой и подвесить к потолку в качестве украшения универмага на День благодарения, и вы никогда не отличите меня от остальных шариков. Но самое неприятное в этой истории – то, что мое восстание против беременности позорно провалилось. Помните клятвы, что я никогда не стану такой-то, такой и вот такой – именно в такую я и превратилась. Беременную с жуткими сиськами у Джули на детском празднике помните? Теперь это я. Чуть повыше, не настолько жирная, но практически такая же. Мое пузо заходит в комнату на двадцать минут раньше, чем остальные части тела, ни одна из имеющихся беременных блузок его уже не прикрывает, так что я ношу жуткие старорежимные сорочки размера XXXL $9.99 за три штуки на распродаже в универмаге (оплаченные наличными во избежание новых кредитно-беременных войн). Они, конечно, получше, чем кухаркино платьишко, которым меня напугала та беременная, но по доброй воле я бы такое никогда не надела. Сиськи? Гигантские. Просто чудовищные. Вместо крепких стоячих штучек, которые когда-то росли на моей грудной клетке, поверх пуза теперь лежат два огромных баула, а соски не только увеличились в размере в два раза и стали на четыре тона темнее – на них теперь растут черные десятисантиметровые волосища, которые появляются вновь почти сразу после того, как я их сбриваю. Каблуки? Забудьте. Я, конечно, до последнего момента геройствовала на своих любимых шпильках, невзирая на бесследно исчезнувшее чувство равновесия и смещенный центр тяжести, но в итоге вынуждена была изъять их из употребления и ходить в шлепанцах, потому что ноги распухли настолько, что втискивание их во что-либо другое можно сравнить только с древней китайской пыткой. Я уж молчу про сандалии на ремешках, придуманные каким-то итальянским женоненавистником, которые всегда, всегда натирают одно и то же место на обеих ступнях, как будто у них там не кожа натуральная, а терка для сыра. Про пальцы я даже говорить не хочу. Скажу только, что Эндрю теперь называет их мои сосисочки и хрюкает как свинья каждый раз, когда их видит, а я не могу даже обидеться, потому что точнее не скажешь.

Да, дорогой читатель, очень не хочется признаваться, но все это правда. Я, Лара Стоун, давшая страшную клятву Никогда-Не-Сдамся, вступившая в неравный бой с беременностью и со всеми злосчастьями, которые она обрушивает на милых фигуристых современных девочек, считающих калории, потеющих на тренажерах и всего лишь пытающихся выглядеть так, как предполагал Создатель и модные журналы, – я наконец сдалась и оказалась на другой стороне баррикад.

Радуйся, Мать Природа. Ты победила.

Понедельник все-таки наступает, и я решаю взять отгул. Меня приводит в ужас одна мысль о том, что придется докладывать Линде, как я намеренно саботировала поступление деточки крупнейшего спонсора школы в колледж ее мечты; но у меня есть еще масса дел кроме этого. Честное слово. Я даже составила список:

1. Сходить к доктору.

2. Плюнуть на боль и сделать восковую депиляцию по линии бикини.

Видите? Денек выходит гарантированно гнусным.

Одевшись (белая старперская сорочка, бездонные черные брюки и черные махровые шлепанцы) и уложив волосы (хвостик я давно перестала завязывать, потому что отсутствие волос вокруг лица слишком привлекает внимание к тому факту, что моя разбухшая физиономия один в один похожа на Миссис Картошку[37]), я загружаюсь в свое новое средство передвижения и еду к доктору Лоуенстайну. До родов остается две недели, так что пора обсудить с добрым доктором кое-какие вопросы.

– Приветствую, – говорит доктор Лоуенстайн, влетая в кабинет, где я уже давно лежу на кушетке в зеленом одноразовом халатике. Целует меня в щечку. – Вы выглядите такой созревшей и готовой, приятно посмотреть!

Это что, комплимент?

Он прослушивает сердце ребенка, измеряет пузо, а потом включает свою ультразвуковую машину.

– Давайте-ка посмотрим, что делает ваш ребенок, – говорит он.

Я сжимаюсь в комок и начинаю читать про себя молитву, которую я повторяю каждый день последние шесть месяцев. Крупный плод, угроза здоровью матери, нельзя рожать естественным путем, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

На мониторе появляется черно-белая клякса, в которой я теперь сразу опознаю ребенка, и я задерживаю дыхание.

– И как она выглядит? – спрашиваю я.

– Прекрасно, – говорит доктор. – Она полностью повернулась, и головка уже в том положении, в котором она будет при родах. – Он делает какие-то вычисления. – А по весу... сейчас посмотрим, думаю, килограмма два с половиной, так что через две недели будет чуть больше трех. Рожать будет несложно.

Я кусаю губу, чтобы не разреветься. Я ложусь на кресло, и доктор что-то долго изучает в моей промежности, периодически поглядывая на меня.

– Ну что ж, тут у нас пока ничего не происходит. Родовые пути в норме, предлежание правильное. – Такое ощущение, что он уже наполовину залез внутрь меня, и я непроизвольно дергаюсь. – Извините, я хотел нащупать головку. – Он вынимает руку. – У вас уже есть планы по поводу родов?

• Предыдущая
• 72/76
• Следующая