Безумная Роща - Смирнов Андрей - Страница 51

Хаввир выбрался из коридора через другой ход, подготовленный заранее. Когда увидели его монахи, возликовали и возрадовались, и с радостным кличем устремились к своему настоятелю.

Перед тем, как отправиться в обратный путь, решили монахи обыскать башню. Если находили они человеческие остатки, то выносили во двор и сжигали их (так было принято в Цалатхэне), из имущества же хэи Гоира не брали ничего. Настоятель Хаввир и Леин, самый молодой из монахов, поднялись в верхнюю часть башни, ибо хотелось взглянуть им на гнездо этой удивительной птицы. Поднимаясь по лестнице, услышали они детский плач и ускорили шаги. В большой комнате на вершине башни, где раньше была спальня вельможи, нашли они мальчика нескольких месяцев отроду. И хотя был грязен ребенок, не было на нем ни ран, ни болячек.

В сильном изумлении сказал Леин:

— Откуда здесь этот ребенок? Ведь сколько ни наблюдали мы за Женщиной-Птицей, не видели ни разу, чтобы детей или что-либо еще приносила она в свою башню.

Сказал Хаввир:

— Я думаю, это ее сын. Я видел ее так же близко, как вижу сейчас тебя. Полны были ее груди, а из сосков текло молоко.

Воскликнул Леин:

— Но ведь это человеческое дитя! Нет у него ни крыльев, ни железных когтей, ни чего-либо подобного!

Сказал Хаввир:

— Очевидно, потому, что в нем больше крови отца, чем матери.

Спросил Леин:

— Но кто же отец его?

— Ты мог бы и сам догадаться, — ответил ему настоятель. — Или ты не слышал историю о кончине хэи Гоира? Один из ближних слуг его рассказывал, что, услышав в тот день сильный шум на верху башни, поднялся он и заглянул в проем двери. Увидел слуга, что мертвы воины Гоира и жена его, но сам он совокупляется с этим демоном.

— Вы полагаете, наставник, что это сын хэи Гоира и Женщины-Птицы? Но если так, как же нам поступить с ним?

— Мы возьмем его с собой и воспитаем, как должно, — ответил Хаввир. — Также возьмем с собой сияющую сферу, что лежит близ него, ибо мне кажется, что это весьма необычная сфера, а раз так — нельзя допустить, чтобы она попала в руки воров и бродяг.

Так они и поступили. Весть об уничтожении Женщины-Птицы и о том ребенке принесла монастырю немало благ, а настоятелю — славу: красивую легенду сложили о походе его.

Меж тем, проходило время, и рос мальчик в монастыре Киуна. Был он весьма ловок и прилежен в учении, и радовались монахи, глядя на него. Впрочем, некоторые особенности все же отличали его от человека: никогда не болел он, а кожа его, будучи на ощупь кожей обычного ребенка, могла становиться прочной, как доспехи, если он желал этого.

И вот, прошло тринадцать лет.

И появился в городе, где стоял монастырь, некий странник. Что можно сказать о внешности его? Немногое, ибо ничем не был он примечателен. Широкоплечий, среднего роста, с самым обычным лицом, в одежде не бедной и не богатой. На плечах его был плащ с капюшоном. Странник пришел в обитель Киуна и искал встречи с настоятелем. Сказал Леин (а он встретил странника):

— Наш настоятель — весьма занятой человек. Может быть, я могу помочь вам? Впрочем, если дело действительно важное, я, конечно, сообщу хэи Хаввиру и скажу, когда он сможет принять вас.

Но сказал тот человек:

— Что ж, ответьте, если можете, на мои вопросы. Правда ли, что настоятель ваш руководил походом против некой Женщины-Птицы и уничтожил ее?

Сказал Леин:

— Истинно так. Я сам был там и видел все своими глазами.

Сказал странник:

— Правда ли, что в башне Женщины-Птицы обнаружился мальчик, которого вы посчитали ее сыном?

Сказал Леин:

— И это правда. Несомненно, он ее сын, ибо выказывает, хотя и не так сильно, как его мать, некоторые способности, не свойственные человеку.

Сказал странник:

— Кто же отец его?

Сказал Леин:

— Хэи Гоир, прежний владелец той башни, где жила Женщина-Птица. Но скажите, почтеннейший, кто вы и отчего вас так интересует эта история?

Сказал странник:

— Я задам последний вопрос, а после отвечу на ваши. Итак, скажите, отчего вы оставили в живых сына Женщины-Птицы, если саму ее считали чудовищем?

Сказал Леин, покачав головой:

— Многие задавали нам этот вопрос. Прежде нас грызли сомнения, но теперь мы видим, что правильно поступили, сохранив ребенку жизнь. Ведь хотя мать его — чудовище, порождение злого бога Тороша, все-таки половина крови его — человечья. С нашей помощью сумел он отринуть дурное наследство матери-птицы. Прилежен он в учении и со временем, как мы надеемся, станет добропорядочным жителем нашего города, а, быть может, и братом нашим. Удовлетворил ли я ваше любопытство? Поведайте же мне, кто вы и что вам до этого ребенка?

Ответил странник, отбросив капюшон:

— Ты желал знать, кто я? Можешь называть меня Торошем.

Затем начертил он в воздухе некий знак, который мгновенно наполнился чернотой и, ударив в грудь Леина, убил его. И двинулся назвавшийся Торошем вглубь монастыря, а смерть, вышедшая из начертанного им знака, двигалась вслед за ним и убивала всех, на кого указывал он. И никто из монахов не убежал от него, ибо умирали они быстрее, чем понимали, что происходит с ними. Войдя в покои настоятеля и разлучив его с жизнью, взял странник сияющую сферу, которую тот вот уже тринадцать лет хранил в своей спальне — так, впрочем, и не сумев понять, что же это такое.

После того отыскал чужеземец мальчика, сына Женщины-Птицы.

Мальчик не был труслив и молча, без страха, взглянул в глаза предавшему смерти всех воспитателей его.

Сказал странник:

— Какое имя дали тебе эти люди?

Сказал мальчик:

— Келлаиш.

Сказал странник:

— Сгодится. Что они говорили тебе о твоем происхождении?

Сказал Келлаиш:

— Моя мать была чудовищем, Женщиной-Птицей, порождением бога Тороша. Мой отец был благородным человеком. Хэи Гоир — имя его.

Пришелец взял его за подбородок и долго смотрел на него. Затем сказал он:

— Не человек по имени хэи Гоир — отец тебе.

Сказал мальчик:

— Кто же?

— Я, — отвечал пришелец.

Впервые в замешательство пришел Келлаиш. Спросил он тогда:

— Кто ты?

Ответил пришелец:

— Я — Эмерхад, и титул мой — Господин Знаков и Повелитель Символов. Впрочем, наполовину ты все же принадлежишь к человеческому роду, но не через кровь отца (ибо я — не человек), но через кровь матери. Потому что не демоном Тороша, но обыкновенной женщиной некогда была твоя мать, еще до того, как стала Женщиной-Птицей.

Сказал Келлаиш:

— Расскажи мне о моей матери.

И Эмерхад рассказал ему. Крикнул тогда мальчик:

— Как же ты допустил, что она стала чудовищем?!

Сказал Повелитель Символов:

— Я не человек и не вижу высшей ценности в том, чтобы быть человеком. Понимание Эалы изменилось, однако она не стала ни ниже, чем была, ни выше. Я оставил ее и ушел, ибо никогда не был влюблен в нее. Через некоторое время, однако, мне стало любопытно, что случилось с ней и как сложилась судьба ее. Я вернулся в Цалатхэн и узнал, что здесь прошло много лет, что умерла она и что у нее был сын. Знай, Келлаиш, что в разных мирах время течет по-разному — так, для меня самого прошло менее года с тех пор, как я расстался с Эалой. Впрочем, дело не в том, что течение времени различно, а соотношении потоков, ибо миры Сущего не неподвижны, но перемещаются друг относительно друга, и в разной пропорции, в зависимости от взаимного положения, сопрягаются течения времен их.

Сказал Келлаиш:

— Для чего ты убил их? — И указал на мертвых монахов.

Сказал Эмерхад:

— Не «для чего», но «за что». Они обокрали тебя.

Спросил Келлаиш:

— Как же?

Сказал Эмерхад, протягивая ему Зеркало Судьбы:

— Знаешь ли ты, что это?

Сказал мальчик:

— Нет.

Сказал Эмерхад:

— Это принадлежит тебе и ныне только ты один — хозяин этой вещи. Но твои воспитатели, полагая, и не без оснований, что этот предмет заключает в себе волшебство, без малейших колебаний присвоили его себе. Впрочем, кража — наименьшее из зол, совершенных ими. Наибольшее зло — ложь.