Делатель королей (Коронатор) - Вилар Симона - Страница 27

• Предыдущая
• 27/94
• Следующая

Анна молчала.

– Какой посланец герцога? Что за бредни?

Король ждал, но она не обронила больше ни слова. Генрих укоризненно покачал головой.

– Для дурных поступков всегда пытаются найти благовидные предлоги. Я оскорблен. В моих глазах вы низвергнуты с того пьедестала чистоты и величия, на который я вас возвел.

Он хотел еще что-то добавить, но внезапно наклонился вперед, сжал ладонями виски и застонал, раскачиваясь.

Анна невольно попятилась. Не так давно после одного из таких приступов король набросился на огромного гвардейца и попытался его задушить. Тщедушного Генриха едва оторвали от рослого детины, а когда он затих, то двое суток просидел без движения, уставившись в одну точку.

Сейчас король столь же бессмысленно уставился в пространство. Анна боялась пошевелиться. Генрих смотрел на нее весело и диковато, а затем приложил палец к губам:

– Тс-с!

Он на цыпочках обошел Анну и, подкравшись к окну, стал прислушиваться. Потом вдруг зашарил по стеклам и наконец с радостным воплем подпрыгнул, прижимая к уху кулак.

– Мушка! Первая в этом году! – возвестил король, хихикая.

Он поманил Анну пальцем и, когда она подошла, прижал кулак к ее уху.

– Слышишь?

Анна кивнула. Во рту у нее пересохло. Король отошел и, забравшись с ногами на ларь у стены, медленно разжал руку, недоуменно воззрившись на ладонь, затем стал рассматривать другую. Заглянул и за отвороты широких рукавов.

– Где же она? – едва не плача спросил он.

– Улетела, государь.

Анна старалась отвечать ровно и негромко, но чувствовала, что от страха по спине бежит леденящий холодок. Она боялась припадков короля, но в то же время сознавала, что именно сейчас помутившийся рассудок может умерить гнев короля и тем самым поможет ей избежать огласки ночных событий. Присев в низком реверансе, она спросила:

– Вы позволите мне удалиться, ваше величество?

Он молча смотрел на нее, не делая никаких знаков. Через мгновение взгляд его прояснился. Он потер ладонью лоб, словно вспоминая что-то, и спустил ноги с ларя.

– Анна Невиль, – задумчиво произнес он. Затем повторил ее имя еще несколько раз. – Так вы жена моего сына! – вдруг вспомнил Генрих.

– Имею честь, ваше величество.

Упоминание о сыне благотворно подействовало на короля. Однако теперь он все вспомнил, и губы его искривились презрением.

– Вы не имеете ни малейшего понятия о чести, мадам, – неожиданно заговорил он по-французски с правильным парижским выговором. – О какой чести может идти речь, если принцесса проводит ночь неизвестно где? Ведомо ли вам, как во времена моего батюшки карали прелюбодеев? Их выставляли голыми к позорному столбу, бичевали и выжигали на лбу клеймо. Но вы жена моего сына, и я не хочу поднимать шум на всю Англию. Более того, я не намерен сообщать о случившемся принцу Эдуарду. Однако вас я заставлю искупить свой грех.

Анна едва слышно перевела дыхание. Напряжение еще не спало, она с покорностью ожидала решения короля. Генрих не спеша встал с ларя и прошелся по покою. Спина его выпрямилась, взгляд ожил. Анна была так поражена произошедшей с королем переменой, что напрочь позабыла о том, что всего несколько минут назад собиралась оправдываться. И внезапно она поняла, что не может солгать этому несчастному безумцу.

– Я сделаю все, что прикажете, государь.

Генрих кивнул.

– Господь сказал грешнице: «Ступай и больше не греши!» Посему я отпускаю вас, но вы должны покаяться, мадам, ибо лишь в покаянии мы обретаем очищение.

Он перевел дыхание.

– Мы оба будем молчать, леди Анна, – продолжал он, перейдя на английский, – ибо я не желаю, чтобы мой сын испытал то же, что и я много лет назад. И вы понесете кару. Именно поэтому мы незамедлительно отправляемся в Кентербери, к праху святого Томаса Бекета. Я давно говорил об этом, и теперь вижу, что час настал. Ступайте, миледи. Даю вам два часа на сборы.

Анна присела, а король властно повторил:

– Через два часа жду вас со свитой во дворе Вест-минстера. Мы выезжаем в ту же минуту.

Он отпустил ее величественным жестом. Затворив за собой дверь, Анна в изнеможении прислонилась к ней. Напряжение сменилось глубоким упадком сил. Как сквозь туман видела она неподвижно застывших гвардейцев с алебардами на плечах. Потом раздались шаги, и к ней подошел лорд Лэтимер.

– Вы плохо себя чувствуете, принцесса?

Она с трудом держалась на ногах.

– Со мной все в порядке.

Он проницательно смотрел на нее.

– У короля снова приступ?

Анна вгляделась в лицо этого уже немолодого человека. У него были тонкие благородные черты и внимательный взгляд строгих голубых глаз. При дворе говаривали, что лорд святой, ибо он отдавал себя без остатка на благо служения безумному монарху, словно именно в этом видел свое предназначение. Однако Лэтимер никогда не использовал в корыстных целях свое влияние на Генриха. С королем он всегда был корректен и предупредителен и старался всячески оберегать его, никогда не забывая, что его болезненный подопечный – помазанник Божий и воля короля Генриха свята.

Глядя в упор на принцессу, лорд повторил:

– Вы так бледны, ваше высочество. У короля случился припадок?

– Он ловил муху, – тихо сказала девушка. – А еще приказал собираться в дорогу. В Кентербери, ко гробу святого Томаса Бекета.

Лорд Лэтимер покачал головой.

– Да-да. Он проговорил об этом всю ночь.

Анна изучала лицо королевского камердинера. Что ему известно? Она взяла его под руку, отвела к окну.

– Скажите, любезный сэр, что за послание получил сегодня ночью его величество от моей сестры?

Лицо придворного осталось бесстрастным.

– Сестры? Вероятно, вы хотите сказать – от герцога Кларенса?

Вот оно! Анна наконец поняла. Изабелла, как преданная супруга, немедленно поведала обо всем герцогу. И не только о тайне сестры, но и о том, что та видела у них во дворце Майсгрейва. А Джордж достаточно сообразителен, чтобы понять, к каким последствиям может привести вероятная встреча принцессы Уэльской с гонцом короля-изгнанника. Ему ничего не оставалось, как попытаться вывести Анну из игры, сообщив обо всем тому, кто единственный имел здесь власть над Анной, – Генриху VI.

Джордж действовал напрямик, но именно это и вселило в Анну непоколебимую решимость обыграть его. Ведь если он не смог предотвратить ее ночное свидание с Майсгрейвом, то не сможет и помешать принцессе сообщить обо всем Уорвику. Впрочем, Джорджу, по-видимому, еще не ясно, что же известно принцессе, кроме того, что в его доме побывал йоркист.

– Я буду готова через два часа, – сказала она не то себе, не то камердинеру короля и, решительно вскинув голову, направилась в свои покои.

Свита принцессы пришла в растерянность, получив неожиданный приказ сейчас же собираться в дорогу. Поднялась суета, захлопали двери, пажи носились с поручениями камеристок и статс-дам Анны, поднимались тяжелые крышки сундуков, потоком шли распоряжения. Принцесса решила взять с собой лишь самое необходимое и отдала приказ Сьюзен Беттерфилд и хорошенькой Бланш Уэд тоже собираться, дабы сопровождать ее во время паломничества.

– И оставь свою лютню, – велела она кареглазой Бланш. – Король благочестив, и это будет настоящее паломничество, а вовсе не увеселительная прогулка. Его величество вряд ли потерпит в пути веселье и музыку.

Она вошла в свою опочивальню и прикрыла за собой дверь. Пока ее дамы заняты подготовкой к отъезду, она должна успеть написать отцу. Теперь не до того, чтобы прикидывать, как писать. Необходимо поспешить, и она отправит разом все три листа, а уж Уорвик разберется сам.

Анна мельком бросила взгляд на прибранную постель, подошла к столу. И… замерла. Стопкой лежали чистые листы пергамента, в чеканном сосуде стояли перья, чернильница была накрыта замысловатой крышечкой, украшенной готической часовней. Но трех листов, на которых она писала поутру, не было нигде. Эти три, казалось бы, ничего не значащие фразы на латыни исчезли.

• Предыдущая
• 27/94
• Следующая