Светорада Янтарная - Вилар Симона - Страница 68
- Предыдущая
- 68/112
- Следующая
Когда княжна пришла в себя… будто ничего и не было. Она лежала в своей светлой чистой опочивальне, возле кровати в богатой напольной вазе стоял букет из павлиньих перьев, в полукруглое большое окно вливались потоки солнечного света. Светорада чувствовала прикосновение чистых шелковых покрывал, свежесть вымытого тела. Ее волосы еще не успели высохнуть, от чистой сорочки слегка пахло лавандой. Было такое ощущение, что она и не переживала прошлого кошмара, словно все ей приснилось.
Светорада приподнялась, взглянула на сладко спавшего рядом Александра. Он был прекрасен во сне: спокойный рот, тихое дыхание, свежее расслабленное тело. Сон снял с этого красивого лица налет столь часто проступавшей порочности, черты его разгладились, он выглядел умиротворенным, спокойным. Голова была повернута набок, черные ресницы длинным веером ложились на щеки, сильная рука была откинута за голову, на ключице поблескивал сбившийся в сторону маленький крестик.
Светорада смотрела на него, пока образ этого отдыхающего божества не растворился в пелене выступивших на глаза слез. Она оплакивала свое грехопадение, свой разврат, но больше всего горевала о прошедшей любви, оттого что ее надеждам на счастье не суждено было сбыться. Она опять казалась себе одинокой и неприкаянной, ее душа металась и никак не могла найти себе пристанище, в ней поселились пустота и боль…
Светорада так разрыдалась, что разбудила Александра. Еще ничего не понимая, он привлек ее к себе, но она вырвалась.
– Тебе не противно прикасаться ко мне? Я вся в скверне!
Он сонно потер глаза. Сказал совсем буднично:
– Да нет же, нас вымыли. Все в порядке.
Но Светорада не могла успокоиться, постоянно твердила, как он мог подбить ее на такое, как он мог отдать ее этим…
– Дикие печенеги и то лучше ромеев!.. – в сердцах воскликнула она.
Эти слова возмутили кесаря. Он откинулся на подушки, стал сухо говорить, что Ксантия не имеет права сравнивать их с варварами, что здесь это не грех, а особое утонченное развлечение, какое возможно только для высших, свободных от предрассудков существ, которым позволено куда больше, чем простым смертным. Надо просто избавиться от ханжества. Ибо те, о ком молится целая империя, не подвластны греху.
Светораду поразило его мнение. Александр и впрямь считал себя божеством. Но он же был человеком!..
– Александр, разве ты не понимаешь… Я – и все эти мерзкие мужчины… Если Господь внемлет нашим с тобой мольбам и у меня появится ребенок, мы даже не будем знать, чей он!..
Ей хотелось уязвить его, заставить усомниться в своей правоте сверхчеловека. Но Александр только хмыкнул. Откинулся на подушки и захохотал. Смеялся долго и как– то зло. А потом вдруг процитировал из Экклезиаста:
– «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем».
Приподнявшись на локте, кесарь с усмешкой посмотрел на нее.
– А кто тебе сказал, что для меня так важно, от кого будет ребенок? Главное, что он будет нашим наследником. И чтобы ты не слишком огорчалась, я скажу то, что известно всей нашей семье: мой брат, божественный автократор ромеев Лев Мудрый, тоже не от Василия Македонянина.
Александр поведал, что когда– то красивый македонец Василий был выдвинут Михаилом Пьяницей в фавориты и вместе с императором принимал участие в весьма очаровательных оргиях. Они развлекались не только с самим Михаилом, но и с его любовницей Евдокией Ингериной и сестрой Михаила Феклой. Позже, когда Евдокия оказалась беременной, Михаил не стал выяснять, от кого она понесла, а просто велел Василию жениться на ней. Когда же родился ребенок…
– Он слишком походил на Михаила, чтобы кто– либо сомневался, чей он сын. Тем не менее Василий признал его своим. И этому бастарду даже досталась власть!.. – закончил кесарь, почти задыхаясь от злобы, исказившей его лицо.
Светорада подумала об императоре Льве, действительно мудром и трудолюбивом правителе, справедливом человеке, умевшем любить и прощать, а также защищать перед Церковью тех, кто ему дорог. Она почти пропустила мимо ушей дальнейший рассказ Александра о том, что и сам Лев не сомневается, кто его родитель, ведь недаром Василий I так не любил своего наследника и старался, чтобы власть в обход ублюдка Михаила Пьяницы досталась его сыну Александру. Причем использовал любой повод, чтобы устранить старшего сына Евдокии Ингерины от власти. И если бы к тому моменту, когда Василия ранили на охоте, Александр был постарше, именно он, а не Лев стал императором ромейской державы.
«Вряд ли бы ты справился с таким бременем», – с усмешкой подумала княжна. Но опустила голову, чтобы за волосами скрыть проступившее на лице презрение. Однако Александр превратно истолковал поведение княжны, приписав все ее стыду и печали. Вновь стал обнимать и утешать ее, говорил, что если Евфимий, даже начав бракоразводный процесс с Софьей Дукой, готов обвенчать кесаря с любовницей только в том случае, если она будет беременна, то, может, у них теперь получится наполнить ее лоно. Вот так, всем скопом. Светораду передернуло от подобной мысли. И еще она подумала, что Александр не ее винит, что у них нет детей, а скорее себя… Надеется на помощь приятелей.
Александра же скорее умилило ее горе, он считал, что она корит себя в невольной измене своему возлюбленному. Это наполнило кесаря нежностью. К тому же она нравилась ему такой горестной, кающейся, растрепанной. Ему хотелось утешить Светораду, он даже почувствовал, что опять желает ее, и притянул княжну к себе.
– Не надо, Александр, – взмолилась она, убирая его руку, скользнувшую между ее бедер. – Я не могу сейчас…
– Сможешь! О, моя Янтарная наяда, расслабься и позволь мне… Увидишь, тебе сразу же станет легче. Обещаю.
Светорада продолжала плакать и поддалась. Она уже ничем не владела, даже собственным телом, собственной душой. А он устраивался между ее ног, осушал поцелуями ее слезы и все твердил:
– Вот увидишь… увидишь… Я помогу тебе.
Но он уже не мог ей помочь. То светлое чувство любви, какое он некогда возродил в ней, было разбито на мелкие осколки, изранившие ей душу. И когда он сладострастно застонал, изливаясь в нее, она почувствовала себя еще более одинокой.
И все же надо было как– то жить. Светорада оделась, стараясь избегать сочувственного взгляда Дорофеи. Она сидела за обеденным столом в триклинии, даже немного поела, но не могла видеть ни лукаво подмигивавшего ей Константина, ни плотоядно улыбающегося Гаврилопула. Только Варда на какое– то время привлек ее внимание. Он один не смотрел на нее, был словно углублен в себя, и подобная отрешенность и пустота в глазах воина Варды придавала ему нечто трагическое. Даже Александр не осмеливался затрагивать его своими шутками и время от времени с беспокойством поглядывал на комита.
«А ведь мне было сладко с Вардой», – с неожиданным удивлением вспомнила Светорада свои полубредовые ощущения. Но потом она подумала, что Варда ее враг, что он презирает и ненавидит ее… а она отдалась ему… Ее передернуло от отвращения.
Княжна услышала, как кесарь сказал кому– то негромко:
– Ничего. К подобному быстро привыкают.
Она не знала, о ком он это сказал – о ней или о Варде.
И все же Варда остался верен своему долгу комита охраны. Светорада видела, как он обходит посты во Влахернском дворце, как меняет стражу. Княжна смотрела на него сверху, с балкона своей опочивальни, и от нее не укрылось, что, выполняя свой долг, Варда ведет себя как– то странно. Он действовал, как заведенная кукла: движения были привычными, но механическими, лицо превратилось в маску, он поворачивался и что– то говорил, но она даже не различила интонаций его обычно сильного и звучного голоса. А потом он застыл на аллее, стоял, как будто увидел перед собой нечто ужасное, лицо его исказилось в болезненной гримасе. Светорада наблюдала, как он медленно, словно сложившись пополам, стал на колени и упал лицом на утрамбованный песок.
Он был скрыт за зарослями подстриженного лавра, его никто не мог видеть, кроме Светорады, находившейся на возвышении. А она вдруг почувствовала жалость. Варда был ее врагом, но порой, выполняя долг охранника, он выручал ее. И еще она вспомнила, с какой жадностью и обожанием он смотрел на нее в тот миг… как она сама потянулась к нему… Ей захотелось утешить его.
- Предыдущая
- 68/112
- Следующая
