Восьмой грех - Ванденберг Филипп - Страница 60

• Предыдущая
• 60/85
• Следующая

Лицо Аницета исказилось в гримасе. Он побагровел и угрожающе произнес:

— Гонзага обманул нас. Но я отплачу ему за это, так и передайте!

— Позвольте мне заметить, — напористо произнес Соффичи, — что кардинал Гонзага доставил вам все же оригинал плащаницы Господа нашего Иисуса. Он бы не рискнул обмануть вас. Гонзага боится потерять место государственного секретаря. И вообще, он еще не потерял надежды стать в будущем понтификом. Карьеристов хватает и за стенами Ватикана.

Аницет окинул взглядом двор, проверив, не подслушивает ли кто их разговор. Потом он провел Соффичи через узкую стрельчатую дверь и указал рукой на крутую лестницу:

— Проходите!

Лестница вела прямо в кабинет Аницета. Дневной свет едва проникал сюда сквозь круглое окно. Обстановка была спартанской. Широкий, грубо струганный стол, который в монастырях использовался как трапезный, стоял у стены напротив окна. Остальные стены были увешаны полками, на которых громоздились сотни книг и папок. Глядя на этот хаос, Соффичи подумал: «Как здесь можно что-нибудь отыскать?»

— Итак, что вам нужно? — резко спросил Аницет и жестом предложил гостю сесть на неудобный стул с ребристой спинкой.

— У меня, — начал Соффичи, присев, — есть небольшой предмет, с помощью которого можно подтвердить подлинность Туринской плащаницы, то есть того полотна, что находится в замке Лаенфельс.

— Вы имеете в виду тот кусочек, вырезанный преступником? — Глаза Аницета зло сверкнули, и он, склонившись над столом, простонал: — Ах, этот Гонзага! Дьявол в пурпурной мантии.

— Гонзага здесь абсолютно ни при чем, — холодно заметил Соффичи. — Он даже не знает, что я сейчас здесь. Официально я считаюсь пропавшим в результате похищения.

— А ваш роскошный лимузин?

— Это служебная машина государственного секретаря! Людям из определенных кругов поменять номера на автомобиле — сущая безделица.

Аницет в раздумье покачал головой. Похоже, он недооценивал этого Соффичи.

— Значит, вы со всей серьезностью утверждаете, что у вас есть проба ткани Туринской плащаницы?

— Именно так, — подтвердил Соффичи.

Аницет осклабился.

— Слишком глупо, Обожженный говорил мне то же самое.

— Обожженный мертв. Его труп плавает в фонтане ди Треви.

Аницет сглотнул. Было видно, что он напряженно думает.

Бывший кардинал провел по лицу рукой, как будто хотел удалить из памяти неприятные воспоминания.

— Это правда? — неуверенно спросил он.

Соффичи был готов к этому вопросу. Он вытащил из куртки газетную вырезку и протянул ее главе братства.

Аницет прочитал и кивнул.

— Одним преступником на земле стало меньше, — цинично заметил он. — Вот уж о ком жалеть не стоит. — От его слов в комнате стало еще холоднее.

— Надеюсь, теперь вы мне верите, — сказал Соффичи. — Обожженный был бандитом. Он вел переговоры о продаже образца одновременно с несколькими людьми. Он и меня хотел обвести вокруг пальца. И это после того, что я провел всю подготовительную работу. Как видно, это не сошло ему с рук.

Аницет долго молчал, что ему было несвойственно. Наконец он вымолвил:

— Это вы... Обожженного…

— Нет, что вы! — перебил его Соффичи. — Просто… несчастный случай на производстве, так сказать.

Аницет пожал плечами. Эта фраза не тронула его. Но вдруг он вызывающе взглянул на секретаря и с волнением в голосе спросил:

— У вас этот предмет с собой?

На лице монсеньора просияла надменная улыбка. Он ждал этого момента и сейчас наслаждался каждой секундой. Теперь он вел себя высокомерно, а его собеседник по другую сторону стола, казалось, уменьшался на глазах.

— Разумеется, нет! — наконец ответил он. — Я хорошо подготовился ко всем непредвиденным случайностям.

— Я вас не понимаю. Что это значит?

— Вы серьезно думаете, что я могу носить столь драгоценный предмет в кармане? Мы уже с вами увидели на примере Обожженного, к чему это может привести.

— Я понимаю. — Аницет все больше удивлялся монсеньору, которого раньше недооценивал. Не сводя пристального взгляда с помощника Гонзаги, он задал еще один вопрос: — И где сейчас находится этот предмет?

— Вы, конечно, можете спрашивать об этом, но не ждите, что я отвечу. Позвольте мне, в свою очередь, поинтересоваться: почему этот кусочек ткани так важен для вас, ведь он составляет всего лишь крошечную часть плащаницы, которая находится в вашем замке?

Лицо Аницета перекосилось, словно этот вопрос доставлял ему боль.

— Этого, монсеньор, я сказать не могу. Ответ повергнет вас, Церковь и миллионы ее приверженцев в отчаяние и сомнения. Предназначение братства и состоит в том, чтобы знать вещи, о которых мир даже не догадывается. Вы меня понимаете?

Некоторое время оба сидели молча, поглядывая друг на друга. Соффичи размышлял над фразой Аницета. А тот напряженно думал о том, как подступиться к подлецу монсеньору.

— Скажите, а у вас есть доказательство того, что предмет аутентичен? Вы ведь не можете мне ничего предъявить. Я собственными глазами видел, как подделывают подобные вещи.

С подчеркнутой медлительностью Соффичи вытащил из кармана конверт с рентгеновскими снимками и протянул Аницету. Магистр слишком долго занимался плащаницей и мог с ходу распознать оригинал. Он снова и снова смотрел негативы на свет, скудно пробивавшийся в комнату, потом наложил снимки друг на друга и еще раз взглянул, прищурив глаза.

— Поздравляю, — наконец сказал он, — великолепная работа!

— Если быть честным, — ответил монсеньор, — это работа Обожженного.

Казалось, Аницет не расслышал. По крайней мере, сделал вид. После долгой паузы, которую он потратил на раздумья, магистр церемонно откашлялся и проговорил:

— Вы все еще не хотите сказать мне, где вы прячете драгоценный предмет?

— Нет, я этого не сделаю, — ответил Соффичи с негодованием. — Это и мое предназначение — знать вещи, о которых мир не догадывается. Вы меня понимаете?

С виду Аницет был спокоен, но на самом деле кипел от ярости. Никто из братства, никто, даже профессор Мьюрат, не имел права так с ним говорить! «Нужно будет убить этого выскочку, — пронеслось у него в голове, — столкнуть его с самой высокой башни Лаенфельса». Но мысль, что драгоценный кусочек ткани может быть навсегда утерян, сдерживала злость.

— Хорошо, монсеньор, поговорим о деньгах. Мне кажется, в этом кроется причина вашей несговорчивости.

— Да, — откровенно ответил Соффичи. — Вы должны понимать: я не вернусь в Ватикан. Я решил сменить сутану на костюм от Кардена.

— Ах вот оно что!

— Да, именно так. Я уже наладил кое-какие контакты в Юж пой Америке. В Чили и Аргентине есть роскошные сообщества для тех, кто решил повесить на гвоздь мантию или сутану К сожалению, жизнь в этих гостиницах для людей, порвавших с прошлым, очень дорого стоит. Но кому я это рассказываю!

— Хорошо. — Аницет поморщился и продолжил: — Сколько?

— Скажем… — Соффичи посмотрел на потолок, будто там было зловещее предзнаменование, как на пиру у вавилонского царя Валтасара, — полмиллиона!

— Аргентинских песо?

— Американских долларов!

— Это невозможно. Вы с ума сошли, Соффичи.

— В принципе, можно поторговаться.

— Я предлагаю вам половину. Наличными. Мелкими купюрами, бандеролью.

Соффичи в беспокойстве заерзал на неудобном стуле. Он знал, что едва ли сможет найти другого покупателя на эту реликвию, который будет готов выложить четверть миллиона долларов за крошечный кусочек материи.

— Хорошо, — сказал монсеньор и протянул Аницету через стол руку, — четверть миллиона долларов США.

Аницет проигнорировал рукопожатие.

— Когда вы сможете привезти его? — спросил он. Похоже, Аницет снова обрел уверенность.

— Если хотите, завтра утром, в одиннадцать. Товар — деньги. Но без фокусов!

— Это дело чести, — ответил Аницет, хотя у него на этот счет было особое мнение.

Отель «Крона» стоял прямо на берегу Рейна. Это было многоэтажное здание в виде замка, с эркерами и башенками. В забронированном номере со встроенной белой мебелью и изысканным секретером в стиле бидермейер у окна царил приятный уют. Из номера открывался вид на реку. Грузовые баржи бороздили ленивые воды Рейна. Но Соффичи не было дела до этой романтики.

• Предыдущая
• 60/85
• Следующая