Религия - Уиллокс Тим - Страница 96

• Предыдущая
• 96/176
• Следующая

Несмотря на все прилагаемые усилия, скоро предстояло столкнуться с серьезными лишениями. Всю воду, которая еще оставалась, требовалось сохранить для гарнизона. Специальный человек уже был отправлен на поиски воды — он изрыл ямами оба полуострова. Если у него ничего не получится, пояснил Ла Валлетт, придется изгнать большое количество простого народа за стены города, чтобы они сдались на милость туркам. В подобных обстоятельствах риск возникновения бунта окажется огромен, и это решение он примет только в том случае, когда у него не останется иного выбора. Ла Валлетт хотел, чтобы совет, и только совет, знал, что, возможно, им придется обратить оружие против собственного народа.

Никто не возражал. Адмирал Пьетро дель Монте, крепкий, могучий человек с крючковатым носом и бархатистыми глазами, сидел все это время молча, выслушивая мнения других и время от времени бросая взгляды на Людовико. Как и Ла Валлетт, дель Монте в своем уже немолодом возрасте вел деятельную жизнь. Ла Валлетт перехватил один из взглядов адмирала и повернулся к Людовико.

— Фра Людовико, — произнес он, — а что вы могли бы сообщить нам о намерениях дона Гарсии Толедского?

Людовико помолчал, словно собираясь с мыслями, затем заговорил спокойным низким голосом, который, как он знал, привлекает всеобщее внимание.

— В данный момент такого большого подкрепления, о котором вы мечтаете, нет. — Он воздел руки, словно обращаясь к их рассудительности. — Собрать столько войск, доставить их сюда и разместить — а всем этим неустанно занимается сейчас дон Гарсия, — непросто. Ведь такого большого христианского войска на Средиземном море не собирали с тех пор, как его предшественник пытался завоевать Джербу.

Он произнес это таким невинным тоном, словно в отличие от всех сидящих за столом понятия не имел, что Ла Валлетт был одним из горячих сторонников того несчастливого похода. Ла Валлетт ничего не сказал.

— Флот собирается в Севилье, — продолжил Людовико. — Готовясь к перевозке четырех тысяч войска, воины со всех гарнизонов Италии прибывают в спешном порядке. Насколько я понимаю, им потребуется некоторое время, чтобы собраться. Не меньше недели.

Возгласы разочарования пронеслись над столом. Ла Валлетт жестом заставил их умолкнуть.

— Вы ошибаетесь, подозревая за этой задержкой некий заговор, — сказал Людовико. — В доказательство своего расположения Толедо отправил своего собственного сына, Федерико, сражаться на нашей стороне.

Федерико прибыл вместе с подкреплением — Людовико лично уговорил его присоединиться к кампании. Сейчас на дона Гарсию оказывали давление не только политические силы, но и частные лица. Одобрительные кивки, радостные возгласы от испанцев и недовольные от французов прокатились над столом.

— Могу также заверить вас, — продолжал Людовико, — что его святейшество Папа Пий предпринимает все, что в его силах, пытаясь облегчить нашу участь. — Он заметил, что его слова «нашей» и «нашу» прошли без всяких неодобрительных замечаний. — Его святейшество Папа призвал всех достойных итальянских рыцарей оказать помощь ордену, в особенности рыцарей Санто-Стефано.

Ряд возмущенных реплик не удалось заглушить. Орден Санто-Стефано, грубо скопированный с Религии, был основан всего четыре года назад самим Папой и его дальним родственником Козимо Медичи.[88] Госпитальеры считали его, пусть и не совсем справедливо, шайкой обрюзгших богачей, едва ли способных вскарабкаться в седло.

— Наверное, они пришлют нам в помощь какую-нибудь картину, — проворчал дель Монте.

Послышались одобрительные смешки, Людовико улыбнулся вместе со всеми. Настал момент использовать первый инструмент из нескольких, какими его вооружили перед отъездом из Рима Папа Пий и Микеле Гислери. Он взял с коленей кожаный футляр, побывавший в папских руках, и передал его Ла Валлетту, который тотчас узнал круглую свинцовую печать, обозначающую апостольское послание высочайшей важности.

— Когда настанет нужный момент, — произнес Людовико, — его святейшество надеется, что это окажет действие более могучее, чем пушки.

Ла Валлетт в благоговейной тишине сломал свинцовую печать и вынул лежавший внутри пергамент. На красном воске, каким было запечатано послание, виднелся отпечаток «кольца рыбака». Он сломал и эту печать и развернул пергамент. Совет ждал, пока он прочтет. Ла Валлетт, заметно тронутый, в самом деле был даже слишком тронут, чтобы говорить, он передал документ Оливеру Старки, сидевшему справа от него. Старки пробежал глазами латинский текст и кашлянул, прочищая горло.

— Это булла, датированная восьмым июня, она гарантирует отпущение всех грехов всем христианам, которые падут в войне с мусульманами, братьям ордена, солдатам, рабам, гражданским лицам, женщинам. Всем.

За столом взволнованно зашумели. Булла означала, что каждому мужчине, женщине или ребенку, погибшему в битве за Мальту, гарантируется освобождение от всех краткосрочных наказаний за грехи, какими бы эти грехи ни были. На людей, которые лучше некуда были знакомы со всеми возможными трудностями, мучениями и страданиями, новость, что после смерти они ни часа не проведут в тяжких муках чистилища — вместо того, чтобы оставаться там столетиями, как большинство из них ожидало, — окажет такое воздействие, какое трудно даже представить.

— Его святейшество в своей мудрости глядит куда дальше, чем доступно нам, — сказал Ла Валлетт. — Это стоит пяти тысяч воинов, хотя я совершаю преступление, назначая цену за подобную милость.

Он устремил свои серые, отливающие металлом глаза на Людовико, и Людовико понял: какие бы ожидания великий магистр ни возлагал на его миссию в Риме, он превзошел их все.

— Когда настанет нужный момент, как вы сказали, этот документ возродит веру и храбрость даже в самом отчаявшемся сердце. — Ла Валлетт поднялся. — И пусть каждый из нас помнит: подобным облегчением нашей участи, доставкой в столь сложные времена бесценного благословения от нас его святейшества Папы из Рима мы обязаны фра Людовико, и этот долг нам будет нелегко уплатить.

Все остальные балифы тоже поднялись и поклонились Людовико. Людовико встал и скромно ответил на поклон каждого. В завершение он поклонился Ла Валлетту.

— Ваше высокопреподобие, — сказал он, — я вернулся на Мальту не для того, чтобы отправлять дела Ватикана или Священной Конгрегации, я прибыл, чтобы сражаться. У меня имеется на это особенное разрешение его святейшества.

Кто-то одобрительно грохнул по столу кулаком.

— Большая честь для нас, что вы пошли на подобную жертву, — сказал Ла Валлетт.

Если в его словах и заключалась ирония, кажется, никто, кроме Людовико, ее не заметил. Людовико повернулся к адмиралу флота и главе Итальянского ланга, Пьетро дель Монте.

— В таком случае прошу вашего позволения, адмирал, разместиться в казарме с вашими солдатами и служить в их рядах.

— С солдатами? — Дель Монте отрицательно покачал головой. — Как сын Неаполя вы приглашаетесь квартировать вместе с рыцарями в Итальянском оберже, добро пожаловать.

Когда совет был распущен, Людовико пошел вместе с дель Монте в Итальянский оберж. Он отклонил предложение поселиться в отдельной келье, вместо этого настояв, чтобы ему выделили место на полу в одной из общих спален, где обитало около ста сорока итальянских рыцарей. Он узнал, что больше тридцати его соотечественников сложили головы в крепости Святого Эльма. К удобствам Людовико был равнодушен, зато сведений в общей спальне можно получить в избытке. Когда дель Монте уже собирался уходить, Людовико остановил его и разыграл свою вторую карту.

Он показал дель Монте серебряную цепочку, на которой висел серебряный цилиндр размером с палец, продемонстрировал ему, как откручивается тонкой работы крышечка. На серебре были выгравированы крест и ягненок, символы Иоанна Крестителя. Изнутри цилиндр был выстлан ягнячьей кожей для защиты находящегося в нем тонкого хрустального фиала. В фиале, когда его вынули на свет, на самом дне оказалась капля коричневатой жидкости.

• Предыдущая
• 96/176
• Следующая