Красотки из Бель-Эйр - Стоун Кэтрин - Страница 9

– Клиенты могут ошибаться, Эллисон, запомни это, – с хитрой улыбкой доверительно говорила Клер. – Они могут хотеть зеркал над кроватью, трапеций и бог знает чего еще, а это ошибка, и тогда мы должны вежливо предложить им поискать другого дизайнера. – У Клер Роланд была завидная репутация, но заработала она ее тяжким трудом – она могла сама выбирать себе клиентов, равно как и дизайнеров. У нее работали лучшие дизайнеры, и она хотела, чтобы Эллисон стала одним из них. – Вкус и элегантность, Эллисон. У тебя это есть. Не представляю откуда – ты так молода, ты родилась и воспитывалась в Калифорнии, должно быть, это дано свыше.

Эллисон понимала, что похвалы Клер были искренними, но благодаря занятиям верховой ездой она знала, что талант, одаренность и природные способности нужно развивать. Клер предсказывала Эллисон стремительный взлет. Через год, а может, и меньше, по секрету объявила Клер, Эллисон Фитцджеральд станет известным дизайнером по интерьерам для знаменитых домов Южной Калифорнии.

Три года назад все предсказывали, что Эллисон станет золотой медалисткой в конном спорте – и даже сможет взять три золота на Олимпийских играх 1984 года. Теперь Эллисон боялась предсказаний. Она узнала, что хрустальные шары очень и очень хрупкие.

– Клер немного забегает вперед, – неохотно пробормотала Эллисон в ответ на слова Роба. Ее неловкость возросла при мысли о том, что еще могли рассказать о ней Робу. Он знает, что она чуть не умерла? За тем лишь исключением, что ее смерть могла стать результатом несчастного случая, а не убийства. – Я приступлю к работе в «Элегансе» только с середины августа, после Игр.

Эллисон следила за реакцией Роба на свое упоминание об Олимпийских играх. Знает ли он о ее разбитых олимпийских надеждах? Смягчатся ли сочувствием синие глаза? Мелькнет ли в них озабоченность старшего брата: ты действительно хочешь посмотреть соревнования олимпийской команды конников, Эллисон? Не будет ли это слишком больно для тебя?

Выражение лица Роба не изменилось. Его приятная, безмятежная аристократическая улыбка не дрогнула. Если Роб что и знал, то вежливо скрыл это, точно так же, как Эллисон скрыла, что знает о Саре.

– Мне не показалось, что Клер забегает вперед, – мягко заметил Роб.

В уголке сознания Роба зародилась мысль. Эти зеленые глаза никогда даже не попытаются пробиться в «Портрет», но если предсказание Клер о будущем Эллисон близко к истине, Роб сам предложит ей. Рассказы о людях, подобных Эллисон, – вот что отличало изысканный «Портрет» от других известных журналов. Роб выбирал сильных, интересных, интригующих людей, людей, которые преуспели в делах вопреки всему, таких, как Эллисон, которая становилась чемпионкой во всем, чем занималась.

– Ну что ж… – Эллисон не терпелось увести разговор от ее будущего. Или ее прошлого. Или его прошлого. Оставалось настоящее. Она спряталась среди сирени, а не в своей квартире, единственно из-за Эмили, а та наверняка скоро закончит. – Вы не знаете, Мэг с Кэмом еще не собираются уезжать?

– Думаю, уже скоро. Хотите поймать букет?

– Нет! – Эллисон улыбкой смягчила свое восклицание. – Я хочу держаться от букета как можно дальше. Мне просто хотелось попрощаться, бросить горсть риса… – «И уехать домой».

– Итак, – прошептала Уинтер, когда они с Марком вошли в гостиную ее квартиры на Холман-авеню. С того момента как они покинули розовую террасу клуба, никто из них не произнес ни слова.

– Итак?

Все внимание Марка было обращено на Уинтер, однако он не мог не заметить скромного убранства ее милой, но не роскошной квартиры с одной спальней, квартиры университетской, а не в духе Охотничьего клуба, шик в духе Брюна, но не элегантность Балморала.

– Итак, включить музыку?

– Нет. Иди сюда.

Уинтер подчинилась. Ей пришлось. Ее сердце учащенно забилось при мысли о прикосновении Марка, по телу прокатилась волна повелительных ощущений, мысли разбежались, унося с собой клятву, которую она себе дала – держать себя под контролем… всегда.

Но сейчас она находилась под контролем своих желаний.

И под контролем другого человека – Марка.

Уинтер встала перед ним, затаив дыхание. Но Марк протянул руку не к ней, а к гардении в ее волосах. Он осторожно отцепил цветок, затем вытащил шпильки из гладкого, тугого узла волос, и черный шелк заструился по спине. Потом он бережно вынул из ушей Уинтер безупречные сапфиры.

– Что ты делаешь?

– Раздеваю тебя. – Марк зажал чудесные камни в ладони. – Куда их положить?

«Куда хочешь. Только продолжай прикасаться ко мне». Пальцы Марка нежной лаской касались ее волос, шеи, плеч, вызывая в теле жаркие волны, опасный трепет желания, настойчивого, отчаянного…

– Отнеси в спальню.

– Проводи меня.

Уинтер повела его в спальню. Марк положил серьги на комод, подошел к стоящей у кровати девушке. Потянул молнию шелкового платья цвета лаванды.

– Быстрее, – тихо поторопила она, когда его сильные пальцы коснулись ее обнаженной спины.

– Нет, – ответил он с нежностью, которая пообещала ей, что все случится – все, чего она захочет, – и это будет прекрасно.

И произошло это скоро, потому что он тоже безумно хотел ее. Неизъяснимое наслаждение, которое он испытывал, раздевая ее, зажгло в нем мощный огонь желания. Ее кожа была такой прохладной, такой шелковистой, фиалковые глаза манили, а мягкий чувственный изгиб ее бедер…

Марк думал, что их первый поцелуй станет нежным знакомством, тихим шепотом приветствия, нежным обещанием. Но их влекли друг к другу слишком сильная страсть, слишком сильный голод, слишком сильное желание.

– О Уинтер! – выдохнул он, когда их губы соприкоснулись.

– Марк.

Они быстро раздели друг друга, целуясь, дотрагиваясь друг до друга, шепча какие-то слова, сгорая от желания.

Когда с одеждой было покончено, Марк отстранился от Уинтер. Это стоило ему нечеловеческого усилия, чудесная магнетическая сила, которая влекла их тела друг к другу, потерпела поражение. Марк на мгновение оказал сопротивление этой могучей силе, зная, что скоро он с готовностью подчинится ей, позволив ей победить, преклоняясь перед ее могуществом. Но сейчас, в мягких летних сумерках спальни, он просто хотел посмотреть на Уинтер.

«Как ты красива, Уинтер».

Она дрожала, пока нежные голубые глаза ласкали ее, награждая восхищенным, предвкушающим, полным желания взглядом.

«Поторопись, Марк».

Марк не торопился, даже когда они легли на прохладные простыни. Он медленно проложил дорожку поцелуев от ее шеи к мягкой груди и медленно сказал ей здесь: «Здравствуй». Потом были другие нежные приветствия, по мере того как его теплые, мягкие губы и сильные, нежные ладони изучали ее тело, исследовали, узнавали, высвобождая скрытые стремления.

Волны желания сменяли одна другую, нарастали, становясь все жарче, сильнее, ненасытнее.

И казалось, этому нет предела.

Еще. Она уносится куда-то ввысь! Нет, Марк обнял ее и наконец увлек туда, куда хотел, именно туда, где и она хотела находиться. Ее душа словно отделилась от тела, когда она приняла его, приняла наконец целиком.

И вот они двигаются в едином ритме страсти и желания. Здравствуй, здравствуй, здравствуй…

А потом это было снова. Потому что, когда все закончилось, Марк не выпустил ее из своих объятий – крепких и нежных, тесных и жарких. Таких тесных и таких жарких, что для чувства одиночества, обычного спутника Уинтер после занятий любовью, совсем не осталось места.

– О чем ты думаешь? – наконец заговорил Марк, нежно гладя ее по волосам.

Уинтер слегка двинула головой, чуть пожала плечами.

– Ни о чем?

Уинтер приподнялась и посмотрела на него сквозь пелену черного шелка.

– Нет, я…

Марк с удивительной осторожностью раздвинул пряди волос, ища взгляд ее милых фиалковых глаз.

– Ты восхитительна, – сказал он.

– Нет. – «Я ничего не сделала. Это сделал ты». – Ты.

Марк ласково провел пальцами вокруг ее глаз, по щекам, по губам. Его глаза были задумчивы, пока он рассматривал ее. Наконец он спокойно спросил: