Дьюи. Библиотечный кот, который потряс весь мир - Майрон Вики - Страница 44

Мама сказала, что всегда любила меня. И в этом не было никаких сомнений. Папа был сентиментален; мама же проявляла свою любовь через гордость. Она плакала, когда я окончила колледж и показала ей мой почетный диплом. Она была так горда за меня: я отбросила все оковы, встала и пошла. Вот перед ней ее выросшая дочь, и она рядом с ней. Колледж окончен. С отличием.

Отец не смог побывать на моем выпуске, потому что работал, так что родители устроили в Хартли прием на двести человек по случаю моего окончания. Папа трудился целый месяц, чтобы преподнести мне передник из стодолларовых купюр. Сто долларов были большой суммой для моих родителей. В те дни вы могли считать себя богатым, если в кармане шуршали две пятидолларовые бумажки.

Мне нравился этот передник. Он был олицетворением любви и гордости отца, так же как и мамины слезы. Но я жила в такой бедности, что всего через неделю растратила передник.

Когда мать справилась с лейкемией, никто даже не удивился. Ведь она пять раз брала верх над раком молочных желез и вообще была из породы борцов. Она годами переносила облучение, и это так и не сломило ее. Когда облучение перестало оказывать воздействие, она приняла курс внутривенных вливаний, при котором часть чьей-то иммунной системы вводится в ваше тело. Временами она чувствовала себя хорошо, но наконец стало ясно, что в этот раз ей не победить. Ей было почти восемьдесят лет, и силы ее иссякали.

Мама решила собрать большое общество на юбилей свадьбы, который должен был состояться несколько месяцев спустя. Юбилеи папы и мамы вообще собирали больше всего людей в нашей жизни. Четверо оставшихся детей стали размышлять и прикидывать. Мы не думали, что мама устроит свой юбилей, да и, кроме того, в ее состоянии это было вообще немыслимо. Мы решили устроить небольшой вечер на семьдесят девятый день рождения мамы, через три дня после которого отмечалось восьмидесятилетие папы, — только членов семьи и нескольких близких друзей. Семейный оркестр Джипсонов еще раз собрался и сыграл «Джонни должен идти». Все дети написали стихи в честь мамы и папы. Стихотворчество было семейной традицией Джипсонов. Папа писал стихи едва ли не по любому поводу. Мы посмеивались над ним, но развешивали его обрамленные стихи у нас по стенам.

Дети согласились, что стихи могут быть шутливыми. Вот то, что я написала для папы. Речь идет о том пути, который я проделала, когда окончила школу.

НА ПАМЯТЬ ПАПЕ

Я разорвала помолвку,

Мы с Джоном никогда не поженимся.

Это самое тяжелое из всего, что я сделала,

Я была испугана и взволнована.

Мама была очень расстроена.

Что скажут соседи?

Я закрылась у себя в комнате,

Чтобы выплакать всю боль.

Папа слышал мои рыдания

И утешил меня как мог.

Склонившись к дверной ручке, он сказал:

«Милая, ты хочешь прийти и посмотреть, как я бреюсь?»

Но конечно, я не могла написать такие юмористические стихи маме. Она слишком много сделала для меня, и я слишком много хотела ей сказать. Представится ли мне другая возможность? Я напряглась и написала неуклюжие сентиментальные стихи.

НА ПАМЯТЬ МАМЕ

Когда я начала собирать воспоминания,

Какой-то день, случай, какой-то разговор,

Я поняла, что самые теплые мои воспоминания

Содержат гораздо больше, чем это.

В 70-х распался мой брак, я потеряла все

И чувствовала, что моя жизнь кончена.

Я была подавлена и сломлена

И буквально сходила с ума.

Друзья и семья поддержали меня,

Но у меня была пятилетняя дочь,

Которая стоила всей этой боли,

И я боролась, чтобы выжить.

Спасибо Богу за маму.

Ее сила доказала, что я могу оправиться.

Но ее самая главная роль была в том,

Что она стала для Джоди второй матерью.

Когда мне больше нечего было дать,

Когда я с трудом вставала с постели,

Мама брала Джоди на руки

И успокаивала ее душу.

В этом домике в Хартли царили

Бесконечная любовь и надежность;

Уроки плавания, забавные игры —

Джоди никогда не была одна.

Когда я заново строила жизнь,

Училась, работала, искала дорогу,

Мама давала Джоди то, что я не успевала, —

Особое внимание каждый день.

Я была растеряна, когда растила Джоди,

Но, когда она падала, ты подхватывала ее.

Так что спасибо тебе, мама, больше всего за то,

Что помогла встать на ноги нашей дочери.

Через два дня после вечеринки мама среди ночи разбудила отца и попросила его отвезти ее в больницу. Она больше не могла выносить боль. Несколько дней спустя, когда состояние стабилизировалось, ее отправили в Сиукс-Сити на анализы. Мы узнали, что у нее рак прямой кишки. Единственный шанс для нее выжить, да и то без гарантии, заключался в почти полном удалении толстого кишечника. Весь остаток жизни ей предстояло носить мешочек калоприемника.

Мать понимала, что она серьезно больна. Потом уже мы узнали, что она больше года применяла слабительное и пользовалась свечами. Она не хотела, чтобы кто-то знал об этом. В первый раз в жизни мама не хотела одолеть врага. Она сказала: «Я не хочу больше операций. Я устала бороться». Моя сестра страшно расстроилась. Я сказала ей: «Вал, это мама. Дай ей время».

И действительно, пять дней спустя мама сказала: «Давайте проведем операцию».

Мама вынесла ее и жила еще восемь месяцев. Это было нелегкое время. Мы привезли маму домой, и папа с Вал не отходили от нее. Вал была единственной, кто умела менять мешочек; даже у медсестры это получалось не так хорошо. Я приходила каждый вечер и готовила на всех. То были трудные времена, но в то же время едва ли не самые лучшие в моей жизни. Мы с мамой говорили обо всем. Не оставалось ничего несказанного. Мы пользовались любым поводом, чтобы посмеяться. Ближе к концу она впадала в забытье, но и тогда я знала, что она меня слышит. Она слышала нас всех. Она никогда не уходила слишком далеко. Она умерла, как и жила, — в назначенный ею же самой срок, в кругу семьи.

Летом 2006 года, через несколько месяцев после ее кончины, я в честь своей матери поставила маленькую статую под окном детской библиотеки. Она изображала женщину с книгой, готовую читать детям, которые собрались вокруг нее. Для меня эта статуя и есть мама. Она всегда старалась что-то дать другим.

Глава 24

Диета Дьюи

Папа сказал, что Макс II, его обожаемый гималайский кот, переживет его. Он находил утешение в этой уверенности. Но большинству из нас, живущих рядом с животными, надо понимать, что придется пережить смерть своих любимцев. Животные — не дети, и им редко удается пережить своих хозяев.

Когда Дьюи исполнилось четырнадцать лет, я мысленно подготовилась к его смерти. По словам доктора Эстерли, состояние его кишечника ставило под сомнение возможность, что он проживет больше двенадцати лет. Но у Дьюи было редкое сочетание генетических особенностей и характера. И когда ему исполнилось семнадцать лет, я практически перестала думать о его смерти. Я воспринимала ее не как нечто неизбежное, а как очередной верстовой столб на дороге, ведущей вниз. Поскольку я не знала ни его местоположения, ни как он будет выглядеть, когда мы его увидим, зачем было тратить время на пустые опасения? То есть я радовалась тем дням, что мы проводили вместе, а во время наших вечеров не загадывала дальше чем до следующего утра.

Я поняла, что Дьюи теряет слух, когда он перестал реагировать на слово «ванна». Годами это слово обращало его в паническое бегство. Раньше, если кто-то из нас говорил: «Прошлым вечером мне пришлось чистить ванну», бах! — и Дьюи исчезал. Каждый раз.

— Да это не о тебе, Дьюи!

Но он не слушал. Стоило сказать слово «ванна» — или «щетка», или «расческа», или «ножницы», или «доктор», или «ветеринар» — и Дьюи пропадал. Особенно если это ужасное слово произносили Кей или я. Если я уходила по библиотечным делам или болела, заботилась о Дьюи именно Кей. Если ему что-то требовалось, особенно комфорт или любовь, и меня не было рядом, он шел к Кей. На первых порах она бывала сдержанна, но после всех этих лет стала его второй матерью, которая любила его, но не терпела его дурных привычек. Если мы с Кей стояли вместе и кому-то из нас приходило в голову слово «вода», Дьюи удирал.