Синдром синей бороды - Витич Райдо - Страница 65

Но она еще цеплялась за Вениамина, еще надеялась выиграть, хоть и видела тщетность своих надежд.

Развязка была неожиданной и страшной.

В тот день все разошлись по своим делам. Первой исчезла из квартиры Вера, потом родители отбыли на званый обед, в гости. Ирина поехала к Вениамину, чтоб потребовать внятный ответ, вытрясти его, если нужно. И узнала, что он женился накануне, на какой-то тихоне, невзрачной пигалице со своего потока.

В полнейшем отупении, раздавленная, потрясенная, потерявшая все, Ира ползла домой. Она тщетно пыталась найти ответы на вопросы: как теперь жить и что делать? И плакала, не видя выхода из тупика, и не замечала слез, как не находила ответов.

Зашла в квартиру, не понимая, что пришла домой. На автомате, как во сне, дошла до своей комнаты и замерла, тупо разглядывая ступни, висящие в метре от пола. Подняла взгляд и увидела свое посиневшее, искаженное лицо. Что-то щелкнуло в голове, когда до Иры дошло что это не она, а Вера висит в петле под люстрой. Ее родная сестра, близняшка, Вера, Верочка…

— А-а-а… А-а! А-а-а!! — рухнула, закричав, обезумев то ли от горя, то ли от пережитого за прошедшие месяцы напряжения. Ее закрутило, закачало из стороны в сторону с воем и стонами. — А-а-а!! А-а-а!… А-а-а…

И не было слов, она словно забыла их, словно не знала вовсе. И лишь звуки какие-то, звериные вопли рвались из горла, оглушая.

— Мама! — воскликнул кто-то. А потом схватил за плечи, затряс ее. — Очнись, Вера, очнись, пойдем.

Куда? Зачем? Кто ты? — нахмурилась Ирина, не переставая выть и рассматривать лицо женщины. И дошло: `Марина'. И удивило: `почему она назвала меня — Вера?

— Я Вероника? — прошептали губы. — Я — Вера.

Так она стала Верой. Как в горячечном бреду решив занять место умершей и прожить ее жизнь, перечеркнув свою. Уйти от расплаты, начать все с начала, стать примерной женой, матерью.

У Иры ничего не осталось: ни любимого, ни жениха, ни возможности выбраться без потерь из истории, что сама режиссировала по невольному сценарию Стрельцова.

У Веры же был Егор, любовь родителей, уважение однокурсников, перспективы и целая жизнь впереди.

Постепенно приходя в себя Вера-Ира все больше убеждалась что поступила правильно, заявив права на имя и жизнь покойницы и тем самым избежав ответа за содеянное. И словно подтверждая ее решение, родители отстояли тело самоубийцы от вскрытия и тщательной экспертизы. Было проведено быстрое и тактичное следствие, которое утвердило акт добровольного суицида по причине тяжелого психического потрясения в связи с преступлением жениха. Тут же были найдены подтверждения данной версии: неадекватность поведения в последнее время, нервозность, замкнутость, отсутствия интереса к жизни. Дело было закрыто за отсутствием состава преступления.

Иру похоронили, а вместе с ней и ее дела, врагов, долги, риск разоблачения и наказания.

Одно `но' осталось — Вероника была бесплодной и очень сильно любила Егора.

Ира, по сути умершая, на деле — живая, могла родить ребенка, но не могла любить ни его, ни мужа, ни кого-то еще. Вера будто мстила ей зато, что она взяла ее имя, и вязала по рукам и ногам, превращая легкомысленно-веселую, беззаботную девушку, в равнодушную, замороженную женщину, которая бесстрастно взирала на мир пустыми глазами, и казалось, спала на ходу.

Но время все лечит. Постепенно забылись страхи, волнения и переживания. Вадим вышел на свободу, и уехал из города, сняв с души Ирины часть груза. Страх увидеть его и сорваться, раскрыть себя, и быть наказанной, потеряв все вновь и уже навсегда, не растаял, но отступил, залег в душе как змея под камнем.

А потом женщина поняла, что беременна и принялась жить ожиданием малыша, перемен, что сулило его появление. И, забивая время и рассудок книгами — сказок, учебниками по педиатрии и институтскими конспектами, мечтала обрести то, что не дал ей Вениамин, что имела рядом с Вадимом, с помощью Егора.

Меж сессией и каникулами родилась Маша и вопреки Ириному ожиданию вызвала в ней лишь смутно чувство озабоченности: зачем ей этот пищащий комочек? Что ему надо? Но приучала себя думать, как Вера, а значит жить, как она — выполняя свой долг. И выполняла — честно ухаживала за малышкой: кормила, пеленала, гуляла, и радовалась помощи Егора, который шел в гору с подачи тестя и все же каждую свободную минуту отдавал дочери. И был тактичен и ласков с женой, не склонял к близости, наоборот, к ее радости довольно редко делил с ней постель. А что два три раза в месяц не ночевал дома, было вполне объяснимо — командировки, авралы на работе.

Жизнь, казалось, налаживается, и вселяет надежду на лучшее, стирая память о плохом вместе с той девчонкой, что многого хотела, слишком мало понимала, и очень много, что себе позволяла….

Проходил год за годом, перемежая светлую полосу с темной, как у всех.

Словно в тумане — в серости обыденного существования, ненавистных дел, обязанностей, Ира-Вера перебиралась от одной даты к другой, глуша в себе Иру, подчинялась Вере, из чувства самосохранения, и уверяя себя, что так и надо, что все правильно.

Однако соответствовать Веронике оказалось трудней, чем думала Ирина, и приходилось постоянно контролировать себя, смотреть как бы со стороны и корректировать взгляды, манеры, подавлять эмоции. Но нет, нет, а импульсивная натура Ирины проявляла себя всплеском эмоций, резкими словами. В итоге Вера начала пить успокоительное и снотворное, что больше походить на свою вялую сестру. И преуспела… но покоя так и не нашла ни в лекарствах, ни в аутотренинге, ни в алкоголе, а лишь еще больше замкнулась в себе, отдалилась от мужа и детей.

С Егором они так и не стали близкими друг другу, но привыкли, притерлись и будто срослись, не понимая зачем. Что их держало, что заставляло шагать по жизни рядом и все же — в одиночестве? И мстить друг другу за то, что связаны…

Вероника точно знала, что Егор ненавидит Иру до сих пор, помнит ее дела и, неосознанно мстит за них Вере. А она в ответ, мстит ему уже сознательно.

Он был не нужен ей изначально, но она не желала его отпускать и держала крепко, привязывая детьми, долгом, обязанностями, в надежде не полюбить, а влюбить и получить дубль Вадима, а когда не получилось и поняла что не получится — уже на зло, из упрямства, из какого-то садистского удовлетворения, на удивление приятного, доставляющего больше наслаждения, чем, что-либо другое. Ей нравилось властвовать над ним, нравилось, когда унижать, когда поднимать, и постоянно давить. Много раз он порывался уйти от нее, но Вера пресекала его попытки на корню, возвращая с небес на землю. Но как только он смирялся, успокаивался, жалела, что он опять рядом.

Почему она его не отпускала? Из упрямства? На зло? Из справедливости. Ее жизнь была разрушена, так почему его должна была наладиться? Она потеряла и Вадима и Вениамина, утеху и мечту, любовь и возможности. Как же она могла отпустить к любимой того, кто не любил ее, но был виновен не меньше? Ирина была наказана им, так пусть и он будет наказан ею! Да и как можно было отпустить на волю, в благодать любви и благополучия брата Вадима, ненавидящего Иру, отца ее детей? Того, кого она и ее родители создали из ничего, подняли со дна, и сделали из пешки ферзем? Нет, этого Егора она не могла отдать другой женщине! Тем более, что у нее самой не было другой кандидатуры в мужья, более приемлемой партии, а одиночество, как и статус матери-одиночки ее естественно не устраивал.

Периодические любовные связи лишь слегка утоляли ее внутренний голод, расслабляли и успокаивали на день, неделю, а потом утомляли и даже обременяли. И все любовники, словно она выбирала их специально, были похожи на Вадима и Егора, кто внешне, кто внутренне, и вели себя соответственно — расчетливо и осторожно.

И ни один не предложил ей выйти за него замуж.

Она отталкивала их своей холодностью, и не могла вести себя иначе. Ведь это значило — влюбится, а значит дать выход натуре Ирины, и натворить безумств, потерять контроль над собой и невольно выдать истину, сломать то, что с таким трудом строила, приложив титанические усилия.