Соблазненная - Хенли Вирджиния - Страница 28

• Предыдущая
• 28/117
• Следующая

— Давай мне птицу, — предложил Джон Булль. С большой осторожностью Киринда поставила саквояж на пол, заложила руку за голову, растопырив пальцы наподобие дурацкого колпака, и закудахтала ему в лицо. Потом, к ужасу Сэвиджа, слуги залились глупым смехом. Не веря глазам своим, он ошеломленно глядел, на обоих. Наконец Джон Булль выговорил:

— Превосходительство… девчонка не умеет пить, — затем, если можно так выразиться, с достоинством кивнул.

«Боже милостивый, — подумал Сэвидж, — оба в стельку пьяны». В этот вечер в отель «Савой» явилась самая удивительная троица, какую там когда-либо видели, и, хотя прислугу отличали безупречные сдержанные манеры, на этот раз все разинули рты от удивления.

Скоро до них дошло, что это набоб с двумя слугами. Хотя мужчина могучего телосложения с вьющимися по плечам черными волосами и ножей цвета тикового дерева записался как Сэвидж, они втайне сомневались, что это белый человек, и окрестили его Индийским Дикарем. Когда он заказал три смежных люкса, ни у кого не осталось сомнений относительно его богатства. Когда его спросили, на какой срок он их снимает, он бросил на вопрошавшего ледяной взгляд своих голубых глаз и ответил: «На сколько надо», сказав этим все и ничего.

Мужчина в тюрбане закрыл глаза в молчаливой молитве, а экзотическая птица в его руках, выбрав из своего словаря доброе старое английское слово, во весь голос заверещала: «Педераст!»

Женщина в изящном сари и добротных английских уличных туфлях, будто прямо из языческого храма. Ее смех нежными колокольчиками отдавался в вестибюле «Савоя».

Джон Булль отпер все двери, соединяющие между собой номера, потому что после просторного бунгало с его защищенными от солнца верандами уставленные тяжелой английской мебелью комнаты казались маленькими и тесными. Адам Сэвидж сел за конторку составить список поручений для консьержа. Джон Булль распаковал одежду хозяина и повесил в шкаф, качая головой по поводу того, что привез только один сундук из дюжины находившихся на борту «Красного дракона».

Все шло хорошо, пока не появилась горничная. Джон Булль взял на себя обязанность иметь дело с английской прислугой. На сгибе одной руки у нее висел набор больших полотенец, в другой она держала три глиняных ночных горшка. Когда она хотела передать их Джону Буллю, он поглядел на нее как на ненормальную.

— Они невыносимы, — твердо заявил он. Она оглядела его с ног до головы, чувствуя, что быть беде, и с вызовом спросила:

— Что вы хотите сказать, «невыносимы»?

— Они слишком велики. Если их налить доверху, то не поднять… потому и невыносимы.

— Если вмещается больше, можно вместить и меньше — ответила горничная, смущенно бегая глазами.

— Мы отказываемся пить из таких больших чашек. Принеси поменьше.

— Чашек? — вскрикнула женщина. — Ну и невежа! Это же ночной горшок!

— Ночной горшок? — тупо повторил Джон Булль.

— Ну, знаешь… куда писают!

Скворец с восторгом ухватился за новые слова.

— Ночной горшок! Ночной горшок! — раздавалось по комнате.

Джон Булль был смертельно оскорблен. Не тем, что обсуждал такие вещи с прислугой, а тем, что его хозяина унижают до такой дикости.

— Здесь нет купальной комнаты? Нет биде? Какая дикость!

— Эй, ты что, считаешь меня тронутой? Паршивый язычник смеет говорить мне, что я дикарка!

Сэвидж услыхал возбужденные голоса. Пришел узнать, в чем дело. Горничная в накрахмаленном сером форменном платье и чепчике была готова грудью встать на защиту родины от этого темнокожего дьявола.

— В чем дело? — с властным спокойствием спросил Сэвидж.

Молоденькая горничная испуганно отпрянула, увидев рослого мужчину с темным грозным лицом. Он привык к тому отвращению, которое иногда вызывало его изуродованное шрамом лицо, и выработал привычку не выказывать своих чувств. Он ругал себя за то, что после стольких лет все еще принимает такую реакцию близко к сердцу.

— Эта женщина обвиняет меня в том, что я ее трогаю, — ответил Джон Булль.

— Сроду такого не говорила! — решительно возразила горничная.

— Да, Превосходительство, я поставил ее в известность, что эти чашки невыносимы. Тогда она научила Рупи говорить «ночной горшок», потом обвинила меня в том, что я ее трогаю.

— Небольшое недоразумение. Спокойной ночи, — с этими словами Адам Сэвидж взял у горничной предметы, из-за которых разгорелся спор.

Когда Сэвидж закрыл дверь, Джон Булль спросил:

— Зачем вы ее отпустили? Разве не ее дело дергать опахало?

— Нет, Джон Булль, здесь нет опахал. В Англии не нужно охлаждаться, здесь нужно согреваться. Я жду консьержа. Проведи его сюда, потом отнеси Рупи в другую комнату и помоги Киринде разобраться на ночь. Потерпи немного, и я закажу ужин.

— Ох, Превосходительство, теперь, когда мы в Англии, я вижу, что для обращения с низшими сословиями мне потребуется много терпения.

— Безусловно, Джон Булль. Им тоже.

Антония в одежде Антони с раскрытой книгой на коленях сидела в комнате Антони. Содержание книги ее не захватило, в голове роились печальные мысли; лишь бы чем-то занять голову и забыть о горе, она снова принималась читать. Несмотря на все молитвы, просьбы и переговоры с Богом, Антони так и не появился.

Его присутствия, присутствия мужчины, так не хватало в Лэмб-холле. Она была равнодушна ко всему, чувствуя себя очень одинокой. Но она была полна решимости оставаться на месте брата. Лучше умереть, чем стать свидетельницей того, как Бернард Лэмб отнимает у нее и Роз их очаровательное поместье.

Стоял прекрасный день, ей хотелось на воздух, но она, вздохнув, снова попыталась сосредоточиться на книге. Потом вдруг швырнула ее через всю комнату. К черту. Когда-то все равно придется появляться на людях. Она избегала всех и каждого из боязни, что откроется обман. И вот наконец теперь она решила, что если хочешь делать дело, то надо вести себя с шиком, ничего не боясь. Самое главное, конечно, это «поза». Приняв нужную позу, можно добиться в жизни чего угодно. Она ни капли не сомневалась в этом.

Раз она оделась для верховой езды, именно этим и надо заняться. Она съездит на фермы арендаторов, посмотрит, в чем они нуждаются. Тони надела перевязанный лентой парик и свеженакрахмаленный шейный платок. Сунув в карманы жилета несколько серебряных монет, захватила плетку брата. В конюшне она чуть не подошла к Венере, но, вовремя вспомнив, приказала Брэдшоу седлать Нептуна.

— Ему надо поразмяться, милорд, — одобрительно заметил Брэдшоу. — А вы проверите новую сбрую, что купили в Рочестере.

Помахивая хвостом, подошел живший при конюшне старый пес. Она хотела уже приласкать его, называя нежными именами, но вспомнила, кто она теперь.

— Привет, старая уродина. Все еще задираешь ногу у каждого столба?

Псу такие грубости явно нравились куда больше, чем сюсюканье, так что она сделала себе зарубку на память.

Тони не спеша доскакала по лугу до первой фермы. Гарри Симпсон с сыном косили сено. Оба почтительно сняли перед лордом Лэмбом шапки. Тони глубоко вдохнула, набираясь храбрости, и небрежно соскочила с коня. Засунув одну руку в карман бриджей, другой со свистом взмахивала плетью, срубая сухие стебли.

— Привет, Гарри, сдается, травы неплохие. Фермер покраснел, словно язык проглотил, потом, пересилив себя, произнес:

— Милорд, нам всем так жалко вашу сестру. Прикусив губу, Антония кивнула. Проглотила комок в горле, понимая, что этого тяжелого момента не избежать.

— Я приехал узнать, не нужно ли чего.

— Не беспокойтесь о нас, милорд, у вас и своей беды хватает.

Сын Симпсона, дерзко глядя на хозяина, сказал:

— У дома крыша протекает. Отец еще больше покраснел:

— Залатаем, когда уберем сено. Тони поглядела в сторону дома.

— Его надо перекрывать, Гарри. Сегодня же об этом позабочусь. Надо было мне сказать, — укоризненно сказала она. — А ты убери сено до дождей.

Гарри почесал в затылке, удивляясь изменчивости настроения господ. Когда он некоторое время назад заговорил о протекающей крыше, молодой лорд Лэмб ответил, что пусть сам и залатает.

• Предыдущая
• 28/117
• Следующая