Гробница - Герберт Джеймс - Страница 49
- Предыдущая
- 49/106
- Следующая
Палузинский улыбнулся, и его глаза опять сузились в две маленькие щелочки за стеклами очков. — Феликс намного старше, чем вы думаете, сэр, — ответил он Холлорану, затем повернулся и зашагал к дому.
Холлоран негромко постучал в дверь и повернулся спиной к темному пространству коридора, ожидая, когда ему откроют. Он очень устал — гораздо больше, чем обычно устает человек к вечеру, после трудного, беспокойного дня. Нервы были напряжены, но сам Холлоран чувствовал, что совсем не грозящая его клиенту опасность привела его в тревожное, возбужденное состояние — он ощущал непонятное давление на психику, исходящее от самого особняка. Уже в первый день тяжелая, мрачная тишина Нифа камнем легла на душу; ее гнет ощущался повсюду. Теперь же атмосфера в доме непостижимым образом изменилась — воздух, казалось, был наэлектризован, как после грозы, в нем носилась непонятно откуда исходящая угроза, словно мирно дремавший старый особняк проснулся и следил за гостями хмурым, неприветливым и настороженным взглядом. Холлоран прогнал прочь эту фантастическую мысль. Дом был самым обыкновенным зданием из кирпича, извести, дерева и стекла. Возможно, странное, непредсказуемое поведение Клина плохо влияло на агента «Ахиллесова Щита». К тому же исчезновение Дитера Штура не на шутку обеспокоило Холлорана: Организатор держал в руках все нити проводимой операции. Холлоран нахмурился: дело только начиналось, а уже произошло столько неприятных событий!
Он поднял руку, собираясь постучать еще раз, когда послышался щелчок отпираемого замка, и из комнаты выглянула Кора.
— Я хотел узнать, как ты себя чувствуешь, — сказал ей Холлоран, и, не дождавшись ответа девушки, добавил: — Ты не вышла к обеду.
Ее волосы были влажными, словно она только что вышла из душа.
— Я не была голодна, — ответила Кора.
— Как, впрочем, и все остальные. Я обедал в одиночестве.
Холлоран сделал небольшую паузу, но девушка промолчала, и он спросил: — Мне хотелось бы поговорить с тобой.
Она колебалась несколько секунд:
— Извини. Я держу себя так холодно, словно мы чужие друг другу.
Она распахнула дверь и шагнула чуть-чуть в сторону, пропуская его внутрь; теперь их роли поменялись: прошлой ночью она пришла в комнату к Холлорану, сегодня — он к ней.
Он оперся рукой о дверной косяк:
— Я не знал...
— Входи же, Лайам. Я прошу тебя.
Он шагнул за порог комнаты, более просторной и уютной, чем его собственная спальня. Почти половину свободного пространства занимали мягкая софа и кресло, к ним был придвинут небольшой чайный столик. У стены стояло старинное миниатюрное бюро с письменными принадлежностями, возле него — широкая кровать с пологом. Обстановку комнаты дополняли туалетный столик, горка и огромный, вместительный гардероб. Открытая дверь вела в смежное помещение — Холлоран подумал, что там находятся ванная и туалетная комнаты. Все занавески на окнах были плотно задернуты — такая осторожность в уединенном поместье показалась Холлорану совершенно излишней.
Закрыв дверь за своим гостем и присев к столу, Кора оправила свой белый махровый халат. — Выпьешь что-нибудь? — спросила она. — Ах, извини, я совсем забыла... Ты все время должен быть начеку. Думаю, тебя не очень шокирует, если я буду пить одна.
Взяв бутылку со столика, она налила себе бокал вина и поудобнее устроилась на софе, поджав под себя ноги.
— Почему ты так враждебно настроена, Кора? После прошедшей ночи... — он запнулся, когда девушка низко склонила голову, словно его слова сильно задели ее.
— Я тебя разочаровала, да? — в ее голосе прозвучала презрительная насмешка. — Я много пью, я ложусь в постель с кем попало, я занимаюсь любовью довольно необычным способом. Наконец, я нахожусь в подчинении у полугениального, полусумасшедшего человека, который помыкает мной, как хочет, и перед кем я раболепствую. Воображаю, что ты можешь подумать обо мне.
Холлоран сел на софу рядом с ней, коснувшись своим плечом ее тела.
— Единственная вещь, которую я так и не смог пока разгадать — это что ты обычно пьешь.
Она невольно улыбнулась:
— Что окажется под рукой, — отпив глоток вина, девушка поставила бокал на стол рядом с бутылкой; Холлоран отметил про себя, что бутыль была пуста больше чем наполовину.
— Я очень шокировала тебя прошлой ночью? — спросила Кора, глядя на свой бокал.
— Очень, — подтвердил Холлоран.
Она резко вскинула голову и окинула его ироничным взглядом.
— Но провалиться мне на этом месте, если это не доставило мне удовольствия, — быстро прибавил он.
— Это он заставил меня.
— Что?..
— Он заставил меня пойти к тебе в комнату, — взяв бутылку со столика, девушка долила вина в свой бокал, хотя он был еще наполовину полон. — Феликс сказал, чтобы я шла к тебе в ту ночь.
Холлоран был ошеломлен.
— Я не понял, — тихо произнес он, вопросительно глядя на молодую женщину, сидящую рядом.
— Он приказал мне совратить тебя. Не знаю, зачем. Может быть, он просто проверял тебя таким образом. Или меня... Возможно, он получал удовольствие, изобретая новый способ унизить меня, сделать шлюхой.
— Зачем ему это понадобилось?
— Феликсу нравится ставить людей в зависимое положение. Пройдет еще немало времени, прежде чем ты сам убедишься в этом.
— Кора, это же совершенно бессмысленно...
— А разве многое из того, что ты уже успел увидеть здесь, не кажется тебе столь же бессмысленным?.. Мне очень жаль наносить такой удар по твоему самолюбию, но я говорю правду: прошлой ночью я лишь выполняла данные мне указания.
Ее рука неожиданно дрогнула, и Кора сделала большой глоток, чтобы не пролить вино на свой белый махровый халат. Быстро взглянув на Холлорана, девушка удивилась: он все еще улыбался. Но теперь в его улыбке не было ни капли теплоты. Словно из-под маски внешней любезности и вежливости на миг показалось истинное лицо этого жестокого, холодного человека.
— Скорее всего, Клин просто хотел отвлечь меня от того, что происходило в доме, — сказал он.
У нее перехватило дыхание. Он был прав... По какой-то непонятной ей самой причине Коре хотелось посильнее уязвить Лайама, задеть его, причинить ему боль, чтобы прорваться сквозь оболочку уверенности в себе, в своих силах, разрушить этот облик героя, который задевал в ней чувствительную струнку. И более того. В ее неосознанном желании скрывались иные чувства. Она хотела его как мужчину, и прошлой ночью она охотно, по доброй воле пошла к нему. Ее тянуло к нему, словно он был... (Кора сделала над собой усилие, пытаясь собраться с мыслями) ее избавителем... как Марию Магдалину когда-то привел ко Христу слепой, безрассудный инстинкт... О, Боже, какой идиоткой она была! Даже когда он взял ее, грубо и жадно, ей хотелось большего, гораздо большего. Им пришлось продолжать заниматься любовью, изобретая все новые способы, чтобы она, наконец, смогла достичь вершины удовольствия... Это Феликс довел ее до такого состояния, сделав рабой чувственности, но не чувств... Она презирала Лайама за то, что позволила ему увидеть ее такой, какая она есть на самом деле. Она пыталась уязвить его, причинить ему боль, но он повернул дело так, что она сама оказалась унижена...
— Пожалуйста, Лайам, уходи, — произнесла она дрогнувшим голосом.
— Нет, не сейчас. Не так быстро, Кора.
Опять ей послышался легкий ирландский акцент в голосе Холлорана. Она подумала, что глухой голос и этот акцент выдают внутреннее волнение, охватившее молодого человека.
— Я хочу, чтобы ты ушел.
Но он и не думал подниматься с софы, где они до сих пор сидели так близко друг к другу, что каждый чувствовал тепло чужого тела. Он взял бокал из ее руки.
— Я не знаю, в какие игры вы все играете, — спокойно произнес он, и, честно говоря, меня это совсем не волнует. Но знаешь, Кора, в тебе осталось еще очень много чистого и неиспорченного, чего этот сверхманьяк не смог затронуть и переделать по своему вкусу. Я не представляю себе, как ему удалось довести тебя до такого состояния, но я твердо знаю одно: некая часть твоей души закрыта для него. Ты была совсем иной, когда я увидел тебя в первый раз, правда; мне кажется, это потому, что в тот раз ты действовала самостоятельно; ты была самой собой — той женщиной, которой ты остаешься и сейчас.
- Предыдущая
- 49/106
- Следующая
