Рой - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 23

• Предыдущая
• 23/83
• Следующая

Тимофей закурил, постоял на берегу, ощущая радостное облегчение, и спросил у мужиков бензина. Те развели руками и заторопились ехать, сгорая от желания поведать разгадку браконьерской пушки. Когда трактор вернулся к стогу, Тимофей осмотрел место, где лежала труба, прошелся по испохабленной, заваленной железом и обрывками тросов отторгнутой земле и здесь, под жестяной крышей раздавленного гусеницами вагончика, обнаружил тяжелый полиэтиленовый сверток. То, что было в нем, угадывалось сразу – одностволка с обрезанным прикладом. Он вернулся к обрыву и сел на пустой бак. Теперь можно доложить Твердохлебову, что «царь-пушки» на участке больше не существует, а значит, приходит конец «царь-браконьерам».

Он не успел додумать эту приятную мысль, потому что следующая вдруг ожгла сознание. Он аж застонал от злости и досады. Да будь он хоть на каплю умнее, можно было взять с поличным и пушкаря! Устроить засаду у трубы – и он в руках!

Надо же было сдуру, не обдумав, столкнуть эту трубу! Да если бы чуть вовремя шевельнуть мозгами, можно было такую игру с браконьерами затеять – все бы в один день вляпались! Пальнуть разок самому и поджидать потом любителей осетринки на ямах вверху реки. Так сказать, ложный сигнал – и бери их голыми руками. А теперь ни сигнальщика, ни игры…

– Здорово, Тимофей, – вдруг услышал он за спиной голос бакенщика Сажина. – Ты чего горюешь?

– А, мать их за ногу… – ругнулся Тимофей и, обернувшись, замолк. Сажин-то на выстрел пришел! А раз пришел, значит, знал, откуда грохот! И наверняка не первый раз приходил…

Но ведь когда бесполезно искал, откуда бьет «царь-пушка», спрашивал у Сажина! Еще и посмотреть просил, послушать – все-таки целыми днями у воды и на воде. Сажин не сказал, пожал плечами, мол, сам диву даюсь. А знал. Зная! Даже видеть мог: до избушки полкилометра.

– Да вот, бензин кончился, – сдерживаясь, проронил Тимофей. – Не одолжишь до дому дотянуть?

– Почему не одолжить, – степенно сказал Сажин. – Налей… А что здесь на тракторе делали? Ишь, на полосу отчуждения заехали… Ну, а если б нефтепровод порвали?.. Эти заезжали? – Он кивнул на трактор со стогом.

– Эти, – сказал Тимофей и встал. – А ты не слышал, сейчас вроде грохотало? Два раза?

– Вроде слышал, – сказал Сажин. – Я как раз в избе был, дождь пошел… Придется протокол составить и штрафануть. Пойдем остановим, свидетелем будешь.

– Погоди, Сажин, – Тимофей подошел к нему в упор. – Это я на нефтепровод заезжал. Трубу спихнул. Ты трубу здесь видел?

– Да вроде была труба, – пожал плечами Сажин. – Что ж тогда, на тебя протокол писать? Я же за дюкер отвечаю, охранять поручено. Что ж ты, рыбнадзор, реку-то пакостишь? Трубу свалил… А если бы порвал…

– А если бы да кабы! – отрезал Тимофей. – Кто здесь в трубу стрелял? Ну? Только не ври!

– Откуда же мне знать? – удивился бакенщик. – Тут народу бывает… Сам знаешь.

– Я-то знаю. – Тимофей показал одностволку. – Чья игрушка?.. Сажин, предупреждаю: говори как на духу. Ты мой характер знаешь, так что не крутись. Твоя работа?

– Чтоб я этим гадам сигналы подавал?.. Они меня и так затуркали: накорми, дай табаку, ночевать пусти… Проходной двор.

Тимофей знал Сажина лет восемь, с тех пор, как стал работать в инспекции. Был даже случай, когда Тимофей выдал ему удостоверение внештатника: все равно на реке торчит, хоть попугивать будет. Но Сажин никого не попугивал, поскольку мужик был смирный, медлительный, молчаливый! Жил он там же, в избушке, держал небольшую пасеку и, кажется, собирался на пенсию. Удостоверение пришлось отобрать, хуже того, одно время Тимофей стал подозревать его в браконьерстве. Ямы ему все ведомы, причина, по которой он на реке от ледохода до ледостава, – серьезная, рыбу сбывать очень просто: к любому теплоходу причалил на ходу, продал и отвалил. Однако, последив за ним, Тимофей отмел все подозрения. Бакенщик все свободное время торчал на пасеке.

– Ладно, – сказал Тимофей. – Поедешь со мной в милицию.

– С какой стати? – буркнул бакенщик. – У меня дел хватает.

Тимофей принес бинокль из лодки, посмотрел в сторону пристани и сквозь прибрежный тальник в излучине четко различил катера и лодки у причала. Напрямую от дюкера до райцентра было не больше полутора километров.

– Поедешь, – сказал он, – теперь уж точно поедешь. Пушкарь!

Бакенщик подумал, покосился на сверток с одностволкой, огляделся по сторонам, словно поджидая кого, и нехотя согласился ехать. Они сходили за бензином, и пока Тимофей подключал бак к моторам, накачивал помпой горючее, Сажин все вертелся, ерзал на сиденье, вскакивал, стараясь чем-то помочь, лазил по лодке взад-вперед.

– Не дергайся, – предупредил Тимофей. – Ты мне мешаешь.

И стал заводить первый мотор. Дернул шнур стартера раз, другой, третий и, когда двигатель за бурчал, выбросив из воды дымное облако, на какой-то миг, краем глаза, увидел, как бакенщик поднимает над бортом сверток с найденным ружьем. Тимофей наугад бросился на Сажина, успел перехватить сверток и сшиб попутчика с сиденья.

– Сволочь! – процедил Тимофей, прижимая Сажина стволом ружья к полу. – Что, улика глаза мозолит? Отпечаточки пальцев-то твои! Твои! А я думаю, что ты вертишься, как вошь на гребешке.

Не запуская второго мотора, Тимофей сел за руль, положил сверток рядом и включил скорость.

Подъезжая в сумерках к пристани, Тимофей осмотрелся: рыбнадзоровского катера не было, значит, еще не вернулся Мишка Щекин. А Тимофею очень хотелось немедленно рассказать, как он взял и «расколол» браконьерского звонаря, как вывел на чистую воду смирного, ничем не замаранного бакенщика. Для Щекина это будет не очень-то весело, поскольку он сам характером отчасти напоминал Сажина – молчун и тихоня, мухи во рту спят. Капитан рыбнадзоровского катера хоть и имел удостоверение вместе с правом составлять протоколы, однако хорош был только за штурвалом. С браконьерами же становился каким-то мягким и нерешительным. Случалось, что после шумной стычки, когда у задержанных браконьеров были отобраны уже и сети, и улов, и мотолодки, и когда Тимофей садился писать протокол, Мишка отзывал его в сторону и начинал уговаривать, чтобы отдать мужикам рыбу. Дескать, мужики ехали в такую даль, мерзли, мокли; у них теперь и так неприятностей по уши, да плюс штраф за каждый хвост. Это не считая конфискованной в пользу государства лодки с мотором. Пускай хоть рыбешки домой привезут, бабам и ребятишкам. А то ведь на них и бабы ополчатся, а городские бабы жесткие, больше никогда на рыбалку не пустят.

– Вот и хорошо! – отвечал Тимофей, – Наука будет!

– Но ведь нельзя же, чтобы так вот, в один раз человека по горло в землю загнать, – протестовал капитан. – Как-то больно уж лихо, не по-человечески…

Тимофей на уговоры не поддавался и поначалу грозился написать докладную в инспекцию, чтобы капитана уволили, как непригодного к работе, но не писал, и потом стал в какой-то степени ценить Мишку Щекина. Тот создавал ему своеобразный противовес, иначе, разгоряченный погоней и азартом задержания, Тимофей давно бы остервенился и крошил всех налево и направо, одинаково наказывал и старых, и молодых, и начинающих браконьеров от соблазна, и прожженных наглых хапуг. Браконьеры, как и люди вообще, были разные.

На уговоры он не поддавался, однако проходила горячность, и от Мишкиных рассуждений светлел разум. Уже потом, дома, вспоминая эпизоды задержания, вспоминал лица нарушителей и часто соглашался со своим капитаном.

Уличенный бакенщик, просидев всю дорогу в задумчивости, возле пристани оживился, завертел головой. Тимофей причалил, примкнул лодку и, заперев багажник с изъятыми снастями, взял под мышку сверток с ружьем. На берегу, почему-то жалея Сажина, он посоветовал:

– Ты только расскажи там все, как на исповеди. Кто просил стрелять, фамилии. А может, тебя заставляли? Может, силой вынудили?

– Что – заставляли? – насторожился Сажин.

– Да оповещать-то, что я в рейд въезжаю.

– А я никого не оповещал, – пожал он плечами. – Я еду протокол на тебя составить.

• Предыдущая
• 23/83
• Следующая