Формула одиночества - Мельникова Ирина Александровна - Страница 77
- Предыдущая
- 77/82
- Следующая
На этот раз затрещина была еще сильнее, потому что мачеха ничком упала на кровать, а потом, скуля от боли, медленно сползла на пол.
– Блядь! – выругался Молодцов. – Ты еще повой мне!
Тупой удар! Кажется, Молодцов очень сильно пнул ее. Мачеха глухо вскрикнула. Опираясь о пол руками, она попыталась встать на колени, но новый удар свалил ее окончательно. Теперь удары следовали один за другим. Молодцов вошел в раж и все пинал и пинал, похоже, уже бесчувственное тело, потому что мачеха не сопротивлялась, не вскрикивала и не стонала.
«Боже! Боже! – твердила про себя Марина, прикусив зубами ладонь. – Он же ее искалечит!»
Но впереди ее ждало еще большее потрясение. Шумно дыша и матерясь сквозь зубы, Молодцов наконец оставил свою жертву в покое. Однако в следующее мгновение он снова склонился над ней и поднес к ее виску пистолет с глушителем. Хлопок! Голова мачехи дернулась... Марина зажмурилась и изо всех сил стиснула зубы, чтобы не завопить от ужаса. По губам потекла солоноватая теплая струйка. Она и не заметила, что прокусила ладонь...
Молодцов продолжал возиться возле кровати. Остро пахло порохом и свежей кровью. Марина осторожно приоткрыла глаза, стараясь не смотреть на то, что недавно было лицом мачехи. Теперь это была маска. Страшная уродливая маска!.. Только Руслана Яковлевича это как будто не расстроило. Стоя на коленях возле тела убитой, он деловито открутил глушитель, протер пистолет носовым платком и затем вложил его в руку мачехи. Поднялся на ноги, постоял мгновение, видно, разглядывал творение своих рук. Затем снова наклонился, поправил руку Ольги Борисовны, очевидно, чтобы выглядело убедительнее и смахивало на самоубийство. И только тогда отошел от кровати. Причем проделал все чрезвычайно хладнокровно, словно бывалый киллер, которому что человека, что таракана замочить – все едино!
А что будет, если он обнаружит ее, Марину, под кроватью? Она помертвела от страха. Вдруг он решит убедиться, на самом ли деле она спешно покинула комнату? Ведь и ее прикончит не задумываясь! И изобразит все дело так, что это мачеха всадила в нее пулю, а потом и сама застрелилась от отчаяния...
Марина сжалась в комок, не зная, что предпринять. А Молодцов, похоже, возился с компьютером. Он что-то бормотал себе под нос, чем-то позвякивал, очевидно, снимал крышку процессора. И страх внезапно прошел. Неужто она слабее этой гадины? Неужто трусливее? Сейчас он снимет жесткий диск, прихватит бумаги и смоется. А потом ищи-свищи доказательства преступной деятельности этой сладкой парочки. Марина стиснула зубы и решительно протянула руку к пистолету. Ладонь мачехи была еще теплой, когда падчерица разжала ее пальцы. Но теперь Марину уже не трясло как от озноба. Удерживая пистолет, она скользнула к противоположному краю кровати и осторожно выбралась наружу.
Руслан Яковлевич сидел на корточках к ней спиной и самозабвенно возился с компьютером.
– Падаль! – яростно выкрикнула она и передернула затвор. – Не двигайся!
Молодцов выпрямился, как пружина. И, развернувшись, шагнул в ее сторону.
– Ах ты, дрянь! – Глаза его яростно блеснули. – Как я не догадался, что ты не успела смыться. – И он пнул тело мачехи. – Все эта... «Сбежала... Сбежала...»
– Заткнись! – выкрикнула Марина. – Сейчас в другом месте будешь откровенничать!
Она лихорадочно нажимала левой рукой кнопки телефона, чтобы отыскать номер Субботина, а правой продолжала удерживать Молодцова под прицелом.
– Убери пистолет, – сказал он глухо. – Можно договориться! Очень хорошо договориться! Всю жизнь будешь в шоколаде...
– Заткнись! – снова крикнула она и на мгновение скосила взгляд на телефон.
И подарила это мгновение Молодцову. Он схватил кресло и запустил им в Марину. Она увернулась, кресло врезалось в стену, но в эту секунду она непроизвольно нажала на спусковой крючок... Телефон отлетел в сторону, грохот выстрела ударил по ушным перепонкам. Марина вскрикнула. А Молодцов вдруг скорчился, схватился за живот и завалился на бок. С ужасом она наблюдала за тем, как по его рубашке и светлым брюкам расползается багровое пятно. А между пальцами, пульсируя, забил фонтанчик крови...
Она отбросила пистолет и метнулась к Молодцову, что-то крича и не слыша собственного крика. Споткнулась о тело мачехи и упала в лужу крови рядом с ней. Поднялась, в недоумении посмотрела на окровавленные руки и схватилась за горло, чтобы унять приступ дурноты. Молодцов открыл глаза. Оказывается, он был жив, только взгляд у него сделался тусклым, бессмысленным...
– Д-дура! – произнес он едва слышно. – Д-дура!
– Марина! – закричал кто-то за ее спиной и сильно тряхнул за плечи. – Что ты здесь натворила?
Она медленно, очень медленно повернулась и увидела Субботина. В дверях толпились еще какие-то люди. Марина так и не разобрала, кто именно. Серая пелена уже затягивала сознание, но в последнее мгновение она разглядела Ивана. Он бросился к ней, оттеснив Субботина. И она прошептала помертвевшими губами:
– Возьми телефон... Там Маша... – и точно провалилась в яму.
Крошечный лучик света, как лезвием, прорезал на миг кромешную темноту и погас... А она полетела в пустоту... В черную, зловещую пустоту!
Глава 27
Арсен Гарнаев повернул ключ в замочной скважине и вошел в прихожую квартиры, в которой он отсутствовал два года. Два года бесконечных мотаний по Ближнему Востоку... Израиль, Ливан, Палестина, Иордания, для разнообразия Ирак или Иран, и снова Палестина. Здесь он носил куфию[Головной платок прямоугольной формы, изготавливается из шерсти, хлопка или шелка, на него наносится рисунок в виде красных или черных полос и клеток.], обмотанную дважды уккалем[Жгут, плетенный из козьей шерсти, который закручивается на голове поверх куфии двумя кольцами и держит ее, как оковы.], длинную белую рубаху фадфад и шаровары сирваль.
А еще он научился десяти из шестидесяти шести способов наматывания чалмы на голову. Наличие чалмы или куфии на голове являлось лучшим пропуском на узких улочках арабских городов. Но в Израиле за куфию могли и голову снести, поэтому в Хайфе или в Тель-Авиве ему приходилось принимать европейский вид. Там он общался на русском и английском, в палестинских и сирийских кварталах его выручало блестящее знание арабского языка. Он попадал под ракетный обстрел на юге Ливана, палестинская «Касан»[Примитивная ракета палестинского производства.] врезалась в его машину, но не взорвалась. Дважды он едва ушел от боевиков «Маджд» – самой свирепой группировки в структуре ХАМАС. А еще участвовал, так получилось, в операции израильских спецслужб по освобождению заложников из рук отморозков, чья принадлежность к известной своими злодейскими терактами и похищениями людей «Из Аль-Дин Аль-Касам» изначально ни у кого не вызывала сомнения. Израильская служба безопасности действовала решительно: никаких переговоров, никакого снисхождения. Боевиков просто смешали с землей.
Возможно, человека, не изведавшего всех «прелестей» интифады, такая жестокость покоробила бы. Но Арсен многое повидал в своей жизни и понимал, что жестокостью здесь отвечают на жестокость, иначе в этом мире, где человеческая жизнь ценится не выше копейки, Государству Израиль не выжить. Нет, он не оправдывал евреев стопроцентно, но, побывав в этом дьявольском котле, зауважал их за смелость и упрямство, за умение перетягивать одеяло общественного мнения на себя. И более всего за неуемное стремление не просто примерно наказать, а так, чтобы камня на камне не осталось, всякого, кто посмел покуситься на жизнь и свободу граждан этого крохотного государства.
Каждый его репортаж с Ближнего Востока, каждую статью выносили анонсом на первую полосу газеты, с которой он сотрудничал уже двадцать лет. Начальство его обожало, с его мнением считались, его цитировали политики и аналитики, его прогнозы, как правило, сбывались, а оценки людей и событий, как обычно, попадали в яблочко. Он любил свою работу, и не утратил веры в людей даже в ближневосточной тестомешалке, где очень сложно определиться с приоритетами и настроениями. А еще хуже обстояло дело с идеями, целями и задачами. Как и везде, они вполне логично обоснованы, но только доходит до их воплощения в жизнь, как эта самая жизнь превращается в безумство. Давно известно, неистовый, дикий фанатизм – синоним крови и насилия...
- Предыдущая
- 77/82
- Следующая
